Lolijus Zamoiskis. Masonai ir globalizmas. Nematoma imperija.
Лоллий Замойский
«Масонство и глобализм. Невидимая империя»: Олма-Пресс; Москва; 2001
ISBN 5-224-02745-4
Оглавление:
Аннотация 2
Предисловие ко второму изданию 2
Введение 3
Глава 1 «Пирамида», опрокинувшаяся на Италию 14
Глава 2 Военная прослойка в масонстве 36
Глава 3 У истоков «подземной реки» 42
Глава 4 «Героический период» 61
Глава 5 От зависимости к самостоятельности? Особенности российского масонства 76
Глава 6 Когда кончилась романтика 96
Глава 7 От «избранности» к «сверхсчеловеку» 103
Глава 8 Послевоенные заботы «архитекторов» 119
Глава 9 По иную сторону баррикад 132
Глава 10 И грянул семнадцатый год 147
Заключение 181
От автора 183
Библиография 183
Примечания 186
ФОТОПРИЛОЖЕНИЕ 1 211
ФОТОПРИЛОЖЕНИЕ 2 224
Оглавление: 236
Аннотация
Мнения о масонстве различны. Одни видят в этом воплощение заговорщических сил, стремящихся к господству, другие — способность к взаимопониманию, терпимости, распространению гуманных взглядов.
Книга рассказывает об истории масонского движения, его значении в современном мире, роли в политической жизни разных стран.
Издание рассчитано на читателей, интересующихся этой проблемой.
Предисловие ко второму изданию
Насколько актуально сейчас возвращаться к теме масонского движения, его истории и значения в современном мире? Думаю, что не только актуально, но необходимо. Многие факторы, которые ранее проявляли себя латентно, подспудно, теперь напрямую подводят к активности этого засекреченного общества. Теперь они на поверхности. Изменилось и отношение к масонской теме. Раньше она считалась у нас чуть ли не запретной, некоторые видели в обращении к ней попытку увести людей в сторону, демонизировать оппонентов.
В настоящее время шлюзы изучения проблемы в значительной мере раскрыты. Переизданы старые работы, вроде ставшего классическим «Масонства в его прошлом и настоящем» (сборник в двух томах, под редакцией С. Мельгунова и Н. Сидорова, 1915), исследование екатерининского периода масонства Г. Вернадского, труды И. Пыпина и многих других авторов.
Разрушение СССР и смена руководства страны, как известно, сопровождалась легализацией масонских организаций. Это происходило в самый разгар августовских событий 1991 года под эгидой французских масонов. Появились общество «розенкрейцеров» — российский вариант Мальтийского ордена. А также близкие по целям, хотя и стоящие особняком, элитарные клубы «Ротари» и «Львы» («Лайонз»).
Всему этому сопутствовала мода на оккультизм, агрессивность сект, мистические увлечения. В Российской Государственной библиотеке и ряде музеев состоялись выставки, на которых демонстрировались масонские реликвии и документы.
Полемика о роли масонов в перестройке и реформах заняла изрядное место в прессе, а затем перекинулась и на книжные издания. Открылся доступ к трофейным архивам, вывезенным нацистами из Франции, а потом захваченными Советской Армией. Автору довелось участвовать в их разборе и классификации. Значительную часть их составили материалы русских (эмигрантских) лож во Франции.
На базе новых материалов, а также собственных поисков в масонских архивах Запада опубликовал несколько книг О. Платонов, сопроводив их списком тех, кого он считает представителями масонства среди современных политиков, деятелей бизнеса, журналистики и т. д. Исследователь О. Ф. Соловьев издал работу «Масонство в мировой политике» (1998). Наконец, масонская тема была затронута такими известными историками как В. Кожинов и А. Кузьмин. Обсуждение темы таким образом стало многосторонним и более полнокровным.
Вместе с тем появился стимул и для дальнейшего развития исследования, предпринятого в этой книге, уточнения ряда ее оценок в связи с событиями постигшими нашу страну и окружающий мир. Мне представляется, что при этом основная концепция, лежавшая в основе первого издания, сохранила смысл и значение.
Если говорить об изменениях, которые пришлось внести, то они касаются прежде всего более расширенного изложения истории масонства, той ее части, которая затрагивает развитие масонского движения в США, а также его послевоенные шаги в Европе, связь с действиями таких влиятельных организаций как Бильдербергский клуб и Трехсторонняя комиссия. Особое внимание уделено особенностям российского масонства.
Более подробно рассмотрены вопросы о понимании основных целей движения такими представителями русской культуры, как Пушкин, Карамзин, Толстой, Достоевский. Значительно расширен раздел о деятельности масонов при советской власти. Соответственно изменилась конфигурация отдельных глав. Введен библиографический отдел.
Разумеется, события последних десятилетий потребуют расширенного анализа. Ему будет посвящена книга, которую автор постарается подготовить в ближайшем будущем.
Введение
Неподалеку от Вашингтона, в местечке Александрия (штат Виргиния) на холме Шутерс высится стометровое здание, которое венчает ступенчатая пирамида с прямоугольной аркой. Как объясняют гиды, прообразом строения явился маяк, возведенный древними в другой, египетской, Александрии и считавшийся одним из семи чудес света. Здесь расположен Масонский Национальный Мемориал Джорджа Вашингтона.
Вход в Мемориал открывает шестиколонный портал в греческом стиле. Мраморный холл украшен бронзовой статуей первого американского президента, весящей восемь тонн. Джордж Вашингтон изображен в фартуке, с молотком в руке, при регалиях, обозначающих принадлежность к обществу франкмасонов («вольных каменщиков»).
Происхождение названия общества трактуется по-разному. Одни полагают, что так называли строителей средневековых соборов, которым за умение возводить храмовые постройки было даровано право беспрепятственно переезжать из города в город (в отличие от обычных каменщиков, гильдии которых выполняли лишь местные подряды).
Другие, как, например, Джон Хэмилл, Главный библиотекарь исследовательской ложи «Четверо коронованных» Объединенной Великой ложи Англии и автор ряда исследований по масонству, считают, что название зависело от специализации каменщика. Так называли в цехе каменщиков тех, кто работал по известняку, то есть по мягкому, «вольному» (в английском названии) камню, который было легко украшать декоративным узором.
Престиж «вольных каменщиков» подкреплялся их мифологическим багажом. Свою родословную они вели от строителей египетских чудес света и храма царя Соломона в Иерусалиме. Архитектурным познаниям (возведение арки и др.) и инструментам своей профессии (циркуль, мастерок, наугольник и др.) они придавали философско-мистическое толкование. А для сохранения тайн ремесла от дилетантов ввели секретные ритуалы, пароли, особые знаки опознания, по которым удостоверялась принадлежность к их цеху (ложе) и той или иной ступени профессии (ученик, подмастерье, мастер).
В цех «вольных каменщиков» вводились и те, кого привлекал «свет» знаний строителей, их «тайны», сплоченность, гимны, веселые застолья. Позже среди масонов стали появляться помимо профессиональных условные, «философские», или «спекулятивные»; каменщики, главным образом лица свободных профессий: военные, земельные собственники, торговцы, представители аристократии.
Они и составили ряды тех, кто способствовал появлению ордена франкмасонов в его современном виде. Более подробно мы остановимся на этом процессе далее. А пока отметим, что, будучи майором британской колониальной армии, Джордж Вашингтон вступил в число американских «каменщиков» 4 ноября 1752 года. Это произошло в местечке Фредериксбург.
Позже в Александрии он стал «первым досточтимым мастером», руководителем местной ложи № 22. Заседания этой ложи проходили под его председательством и в тот период, когда он возглавил борьбу за независимость Соединенных Штатов от Великобритании. В то время в ложи входили революционно настроенные сторонники освобождения страны от британского господства.
Вашингтон неоднократно заявлял о приверженности принципам масонства. Одна из надписей на стенах Мемориала гласит: «Будучи убежденным в том, что справедливое воплощение принципов, на коих основано масонское братство, должно способствовать личным достоинствам и общественному процветанию, я всегда буду счастлив выступать за интересы общества и считаться достойным братом. Джордж Вашингтон».
В знак признания заслуг Вашингтона перед Америкой в 1910 году 18 Великих лож США решили воздвигнуть этот монумент. Были собраны деньги, подвезен материал.
И в 1923 году президент США Кулидж вместе с Верховным судьей Тафтом (оба «каменщики») окропили цементом первый камень. А еще через девять лет, в 1932 году, президент США Гувер торжественно открыл сооружение.
И наконец, в 1950 году «Самый Досточтимый Брат», верховный руководитель американского масонства президент США Гарри Трумэн представил публике статую Вашингтона. Традиция пребывания масонов на президентских креслах США редко прерывалась.
После Вашингтона были Джефферсон, Гардинг, Кулидж, Монро, Джексон, Пок, Бьюкенен, Линкольн, Андерсон, Гарфилд, Мак-Кинли, Тафт, Теодор и Франклин Рузвельты, а после Трумэна — Форд, Джонсон, Рейган, Буш, Клинтон… Масонство в США приобрело оригинальную «арабскую» окраску.
Один из залов Мемориала посвящен «старинному арабскому ордену Шрайнеров». Он был придуман в 1872 году завсегдатаями клуба богачей «Никкербоккеров» в Нью-Йорке. «Шрайнеров» в США более миллиона. Позаимствовав египетскую и иную «восточную» символику, лидеры этого общества украшают себя фесками с надписями «Осман», «Карем», «Ислам», «Каир» и т. д.
Кто же скрывается за этими названиями?
Вот «Саладин», он же президент Форд, «Арарат», он же Трумэн, «Тунис», он же канадский премьер-министр Дифенбейкер. Далее четыре президента Мексики и гавайский король Калакуа. За этой несколько аляповатой экзотикой — парад знатности, тщеславия и влияния. Все это отразилось в оформлении монумента — музея, посвященного масонству США, страны, где это движение достигло наибольшей степени могущества. К этому можно добавить всю финансовую и банковскую верхушку США, руководителей транснациональных компаний, чтобы получить панораму значения масонства в этой супердержаве.
Конечно, для того чтобы составить впечатление о масштабах масонского движения, уловить его особенности, важно было своими глазами видеть Масонский Национальный Мемориал. Такая возможность представилась осенью 1988 года, когда мне пришлось освещать ход борьбы за президентский пост в США, завершившийся победой Джорджа Буша-старшего. (В масоны он был, кстати, «крещен» еще студентом в ложе «Череп и кости» престижного Йельского университета.)
Знакомясь с экспозициями Мемориала Джорджа Вашингтона, приобретая в Вашингтоне и Нью-Йорке литературу, издаваемую орденом, я вместе с тем искал дополнительный материал, отвечающий на вопросы, которые вызывает масонская тема.
Сколько возникало споров, какие гипотезы строились вокруг роли и назначения этого укрытого тайнами общества, сохранившегося до наших дней! Неизведанность его доктрин, многозначность ритуалов, символика масонов — все это создавало вокруг «братства» атмосферу загадки, порождало любопытство, не остывающее и поныне.
Вместе с тем это любопытство да и серьезный интерес, который вызывает к себе исторический путь масонства, вряд ли в полной мере удовлетворяли появлявшиеся время от времени статьи, обзоры, редкие научные труды либо легковесные памфлеты. Во многом наше представление о деятельности масонов в основном было почерпнуто из романа «Война и мир» Л. Толстого, описаний «масонского» пути Пьера Безухова.
Почему работ по масонству в нашей стране в то время почти не было? Некоторые исследователи, например М. Ф. Зубков, писали о «политическом «табу» 1920—1930-х годов, соблюдавшемся некоторыми советскими научными деятелями и в последующие десятилетия.[1]
С этим мнением можно согласиться. Академик И. Минц, влиявший на тематику исторических разработок, до самого преклонного возраста немедленно (и отрицательно) реагировал, когда кто-нибудь публиковал труды на масонскую тему, обвиняя авторов в «извращении стратегического лозунга» борьбы с империализмом.
Неудивительно, что когда после длительного замалчивания наконец приоткрылись потоки информации о масонстве, картина сложилась далеко не полная, ее интерпретация — весьма противоречива.
Между тем, ряд важных вопросов нуждался в ясных ответах.
Какова степень влияния масонов в мире? В чем оно, это влияние, выражается? В каких областях? На что вообще направлены конечные цели их деятельности? Если, как говорят сами масоны, на благо человечества, какая надобность окружать ее завесой секретности?
Польский историк Людвик Хасс, автор трехтомной монографии «Масонство в Средневосточной Европе XVIII и XIX веков» (Hass L. Wolnomularstwo w Europie Srodkowo-Wschodniej w XVIII i XIX wieku. Wroclaw, 1982; Ambicje, rachuby, rzeczywistosc. Wolnomularstwo w Europie Srodkowo-Wschodniej. 1905–1928. Warszawa, 1984; Zasady w godzinie proby. Wolnomularstwo w Europie Srodkowo-Wschodniej. 1929–1941. Warszawa, 1987), охватывающей период от начала XVIII века до Второй мировой войны, например, отмечал резкую поляризацию взглядов на движение «вольных каменщиков», в результате которой общественности навязывают ложные стереотипы толкования масонского движения.
Одни рассматривают его как всеобъемлющий заговор «против Бога и морали», против народов и устоев власти, подпольное революционное «братство», тут поусердствовали как католическая публицистика, так и фашистская пропаганда.
Другие — апологетические — вызваны легендами, которые распространяют о себе сами масоны, их идеологи. Легенды и антилегенды мешают уяснить себе и без того сложную суть явления.
Сами масоны скупы на разъяснения. Во всяком случае, они не спешат ликвидировать «белое пятно», создавшееся в общественном мнении в отношении ряда аспектов их движения.
Послушаем, что они говорят сами о себе. Вот отрывок из брошюры «Франкмасонство. Что это такое», которую мне вручили при посещении Масонского Мемориала Вашингтона: «Франкмасонство является старейшим и самым широким братским орденом в мире. Его ложи опоясывают всю землю. Это общество друзей и братьев. Это не общество, где ищут выгоду. Это также не благотворительное общество, распределяющее милостыню.
Это не секретное общество, поскольку его храмы известны, а некоторые даже публикуют имена своих членов. Но в строгом значении слова, это общество с секретами. Они касаются обязательств его членов, способов, с помощью которых они распознают друг друга (пароли, рукопожатия и др.) и некоторых частей их ритуала.
Оно носит религиозный характер, но это не религия. Оно основано на главном принципе Братства человека под отеческой опекой Бога, и каждый, кто приходит в ложу, должен верить в Бога. Ни от кого не требуют объяснить, каким образом выглядит его вера в Бога.
Одной из целей масонства является совершенствование людей. Его учение включает братство, мораль, справедливость, терпимость, гражданственность, воспитание и свободу идей, религиозного выбора и выражения мнений».
Собственно, эти разъяснения мало чем отличаются от энциклопедических статей, вроде весьма подробной из словаря Брокгауза и Ефрона (1902 г.) — «Масонство задается целью нравственно облагораживать людей и объединять их в началах братской любви, равенства, взаимопомощи и верности» (Г. Лучинский) или из Большой Советской Энциклопедии, в которой отмечалось, что масонство — «это религиозно-этическое движение, возникшее в начале XVIII века в Англии и распространившееся затем во Франции, Германии, Испании, России, Дании, Швеции, Индии, США и др». Цель его — «объединение людей на началах братства, любви, равенства и взаимопонимания» (Ю. Лотман).
Указывается, что первое известное объединение — «Великая ложа» была создана в Лондоне в 1717 году, что масоны чтут Бога как «великого Архитектора Вселенной», что первоначально их ложи состояли всего из «братьев» трех степеней — ученики, подмастерья и мастера, взяв за образец категории средневековых строителей. Такое масонство называлось «голубым», или «Ложа ремесла».
Позднее были созданы более высокие надстройки, достигшие в «классическом» так называемом «шотландском» его направлении тридцати трех степеней.
И хотя в первых документах масонства, так называемой «конституции Андерсена» (1723) отмечалось, что на заседаниях лож «нельзя говорить о политике и спорить по религиозным вопросам», цели и формы масонства оставались для широкой публики неясными. Масонство, ссылаясь сперва на традиции «каменщиков», а затем древних рыцарей, множило свою иерархию, создавало все большее число направлений, отличавшихся своими ритуалами и правилами (всего более 250 направлений).
Но для чего оно множило ряды, охватывало «всю землю», являлось ли своего рода партией либо оставалось «движением», а главное, какие доктрины изучало и разрабатывало на заседаниях лож и более высоких этажей — капитулов и ареопагов, верховных советов, какая координация имелась между его звеньями, — все это оставалось неизвестным.
Поиски высших истин? Но каких? Поклонение Великому Архитектору? Но кто он, и в чем заключается служение ему? В брошюрах больше говорилось о том, чем не является масонство. (оно не секретное, не благотворительное общество, не религия, а нечто религиозное). Такие ответы скорее порождали новые вопросы.
«Человек с улицы», как оправдывались идеологи этого движения, не дорос до понимания основных масонских доктрин, к «истине» могут приблизиться лишь «посвященные», избранные. Но и им она открывается не сразу, а по мере возвышения по ступеням иерархии, установленной внутри тайного общества.
Основная масса «каменщиков» так и остается до конца своих дней в «начальной» школе масонства, на ее «голубом» этаже, вмещающем «учеников», «подмастерьев» и «мастеров».
Эти три начальные ступени и составляют Великие ложи отдельных стран. А выше — в специализированные «капитулы», руководящие движением, проходят немногие, отсеиваясь по мере следования к высшей для основного, так называемого «шотландского», направления масонства 33-й степени. (Их может быть в ряде других направлений и больше — до 99.)
Любознательным масонам внушают, что высшие познания возможны лишь через «откровения», эзотерическим путем, их нужно познать скорее сердцем, чем умом.
«Но это, — замечают масоны, — не значит, что мы скрываем от вас нечто плохое. Мы добиваемся добра и справедливости. Разве не наш лозунг «свобода, равенство, братство» начертала на своих знаменах Великая французская революция? Разве не говорят о достоинствах «братства» имена входивших в его ряды Вольтера и Дидро, Байрона и Гёте, Моцарта и Гайдна, Гарибальди и Мадзини?»
«Постойте, — горячатся оппоненты, — все было бы просто, если бы в масонстве находились одни Пушкины и Карамзины, Робеспьеры и Мараты. Но отчего рядом с этими именами в списках лож можно найти палачей той же французской революции, монархистов, банкиров, фашистов вроде Личо Джелли, руководителя масонской ложи «П-2»? А Пиночет, латиноамериканские диктаторы? В каком отношении они находятся к идеалам свободы, равенства и братства?»
Мнения о масонстве, таким образом, резко разделяются. Одни видят в деятельности общества главным образом воплощение недобрых, подспудных заговорщических сил, повсеместно стремящихся к господству, власти, влиянию.
«Да нет же! — восклицают сторонники масонства. — Масоны в самом деле действуют, презрев границы, но лишь с единственной целью — способствовать взаимопониманию народов, терпимости взглядов, совершенствованию личности, распространению гуманных взглядов». — «Душители эти ваши масоны!» — «Нет, они освободители».
Начавшись в веках, этот спор не угасает. А если говорить о современности, то разговор о масонстве изобилует эмоциями в ущерб фактам. Порой он сводится к прямым спекуляциям. В зависимости от того, к какому лагерю принадлежат оппоненты, в ход идут одни и те же наборы обвинений или апологий. Верх берет желание поскорее уязвить соперника, приклеить ему ярлык, нежели разобраться, что к чему. В результате получается не обмен мнениями, а перепалка типа: «Все вы масоны!» — «А вы черносотенцы».
К сожалению, этого не избежали и последние публикации.
Автор в целом небезынтересной книги «Масонство в мировой политике XX века» О. Ф. Соловьев позволил себе уничижительные выпады
против моей книги, обозвав ее автора «доморощенным публицистом», «рекомендующим себя журналистом-международником»,
«ныне подвизающимся в роли редактора официального издания Службы внешней разведки, что красноречиво говорит само за себя».
Видимо, по его мнению, это криминал. А далее следует основная мысль: «Его работы далеки от подлинно научных изысканий и анализа, поскольку сводятся к набору цитат из современной антимасонской литературы с аранжировкой их в духе разоблачений ордена».
Главная претензия состоит, однако, в том, что автор якобы «черпает вдохновение»
в работе «сербского автора З.Ненезича «Масоны в Югославии», особенно говоря о связи фашистов и Гитлера на их ранней стадии с масонством. Связь такая существовала.
Историк А. Кузьмин как раз отмечал важность обнаружения подобных нитей. Основывался я при этом, на многих источниках, включая немецкие. Читатели это смогут уяснить сами, прочитав соответствующий раздел данной книги. Непонятен гнев О. Ф. Соловьева против «сербского автора», который написал интересное исследование. Может быть, О. Ф. Соловьев принял З. Ненезича за несправедливого обидчика масонов? Сам-то он, видимо, не прочитал книги Ненезича, а также не знает, что Зоран Ненезич после ее опубликования избран Великим мастером югославского масонства.
Нет, бросаться ярлыками — последнее дело для исследователя. Тут уж не до реального, объективного подхода, которого, безусловно, заслуживает масонское движение в силу своего долголетия, размаха, наличия в нем крупных фигур из мира науки, искусства и, конечно, политики.
Другое дело, есть ли для этого достоверные данные? Допускают ли это принципы масонства, в котором большая часть «братства» остается в неведении «высших истин», если работа лож, конференций масонства по большей части не фиксируется на бумаге? Не отсюда ли большое число в историческом плане всяческих, в том числе порой весьма диких, вымыслов и фальшивок, изобретенных противниками масонства, особенно из числа конкурирующих с ними иезуитов, а порой и самих масонов, чтобы «подставить» своих противников и высмеять их, когда они поверят в выдумки и воспроизведут их.
То же, что печатают о себе официально масонские организации, та информация, которую они выдают для внешнего мира, для «профанов» (от греч. «про фане» — стоящие вне храма, посторонние, невежды), не дает полного представления об их деятельности. Тем не менее нельзя пренебрегать этим источником. Там есть свои историки и справочные материалы — так называемые масонские «календари», с персоналиями известных членов «братства». В этом смысле, наиболее полным является дважды изданный в Германии «Международный лексикон вольных каменщиков.[2]
Тот, кто решается на свой страх и риск исследовать сокровенные тайны ордена, при первых попытках общаться с его членами наталкивается на стену недоверия и подозрительности. Одним из тех, кто попытался преодолеть стены «храма», — был
английский журналист Стивен Найт, исследование которого «Братство. Секретный мир франкмасонов»[3] появилось на свет в 1983 году в стране, считающейся колыбелью масонского движения — Великобритании.
«Прежде всего, — отметил в предисловии Найт, — исследователь сталкивается с проблемой организованной секретности». Он привел
текст закрытого коммюнике, выпущенного 10 июня 1981 года графом Кадоганом, руководителем Бюро общих целей масонской организации. Членам братства предлагалось «вежливо отказываться комментировать», если к ним «обратится какой-либо репортер». (Речь шла о самом Найте, который в то время разослал свою анкету ряду видных масонов страны.) «Нам нечего скрывать и, конечно, нечего стыдиться, — писал второй по значению руководитель английского масонства (номинально его возглавляет один из членов королевской семьи), — но мы возражаем против того, чтобы наши дела изучались посторонними… Мы пришли к выводу, что молчание является лучшей практикой». Далее приводилась ссылка на старинные масонские правила — «Поведение в присутствии посторонних, немасонов»:
«Вы должны быть осторожны в поведении и словах, чтобы даже самый проницательный посторонний не смог открыть или узнать то, чего ему не полагается знать. Иногда вам придется менять тему разговора и осторожно уводить его в сторону, в интересах чести достопочтенного братства.[4]
Другой собеседник Найта сформулировал древнее правило менее дипломатично: «не метать бисер перед свиньями». А чтобы увести посторонних «в сторону», если от них нельзя отвязаться, допустима и дезинформация. Некоторые собеседники, отмечал Найт, согласившись побеседовать, стремились подсунуть извращенную информацию. Расчет делался на то, что автор клюнет на приманку, опубликует явную чушь. Это скомпрометирует его самого и всю работу по сбору сведений о масонах.
Найту угрожали, старались подкупить, лишь бы он не публиковал свою книгу. Издательство расторгло с ним договор. Когда его труд вышел в другом издательстве, «братство» пыталось помешать его распространению. Найт не был исключением. «Интересно видеть, — замечал он, — как много работ, написанных о «братстве» немасонами, быстро исчезли из печати, несмотря на большой читательский спрос».[5]
В то же время брошюры, статьи, книги, рисующие масонство в идеальном свете и принадлежащие самим членам ордена, составляют большинство публикаций. В целом их немало. Найт подсчитал, что к 1950 году число книг и статей на эту тему приблизилось к 50 тысячам. Но их недостаток — неполнота сведений, как мы уже сказали, — очевиден.
Вот почему, работая ряд лет над этой темой, чтобы не впадать в крайности, я стремился, прежде всего, к тому, чтобы придерживаться проверенных и достоверных фактов. Важно, видимо, руководствоваться принципами историзма, исходя из понимания, что движение, именуемое масонским, несмотря на черты секретности, рождалось и действовало в конкретной обстановке, было связано с определенными группами и прослойками общества, основными потоками общественной и политической жизни эпохи.
Иначе трудно объяснить его долговечность, умение преодолевать спады и препятствия, накапливать силы и разрешать внутренние противоречия.
Хотелось бы высказать некоторые общие соображения, которые сформировались в ходе изучения материалов по масонству, а также непосредственных наблюдений в период работы журналистом за рубежом и отдельных бесед с представителями масонства.
1. Генезис.
Масонское движение, предположительно, еще до своего оформления, зародилось на рубеже XVI–XVII веков в недрах умирающего, но еще сильного феодализма.
(Масонский историк Хэмилл оспаривает утверждения, что движение появилось в глубокой древности, в эпоху крестовых походов, у тамплиеров, считая это мифом, который придуман для большей «солидности». Сюда же он относит и версию, что после разгрома «тамплиеров» во Франции отдельные их представители укрылись в Шотландии, где и родились предтечи масонства. Отсюда название «шотландского» направления.)
Основной питательной средой движения были нарождавшаяся буржуазия, лица «свободных профессий», представители ремесленных цехов. Стремясь утвердиться, поднимающийся класс сочетал борьбу за слом феодальных перегородок с попытками привлечь на свою сторону часть аристократии, монархии, просвещенные слои общества.
Полумистические формы движения масонов, укрывшихся в одежды средневекового цеха «вольных каменщиков», строителей храмов и монастырей либо древних рыцарей, во многом обусловливались эпохой. Это был период великого накопления сил, которым было суждено взорвать старый строй и бесповоротно изменить его.
Но на первых порах разум, противостоявший догмам церкви, поиски философских истин, стремление познать мир, чтобы преобразовать его, упирались в мощные преграды. Ищущая мысль уходила в подземелья тайных братств и там готовила свои скрижали. Путь ее не был прямым. Она причудливо шествовала по катакомбам, соседствуя с мистикой, алхимией, поисками эликсира вечной жизни, средств внезапного обогащения — философского камня. Взывала к духам, подобно доктору Фаусту. А временами находила на дне своих колб порох, фарфор, действительные средства излечения. От алхимии к химии, от суеверий к науке, от гадания на кофейной гуще к идеям просветительства — таков был путь сотен подобных подпольных лабораторий.
Буржуазия в то же время искала такую систему взглядов, которая освящала бы предпринимательство, считала бы «людей дела» солью земли, руководящей силой. Ей нужен был простор для преобразования мира в интересах нового динамичного класса, завоевания колоний, присвоения их богатств. Масонские ложи, как мы увидим далее, привлекали ее как системой взглядов, так и конспиративным типом организации.
2. Противоречия.
Нередко ставит в тупик сочетание внутри масонства радикальных, демократических, освободительных тенденций с консервативными, крайне авторитарными, но это сложилось исторически.
Когда речь шла о сломе феодального государства, изменении его надстроек, на первый план выходило первое направление.
Так было в период Великой французской революции, Рисорджименто в Италии, борьбы Соединенных Штатов и других стран Америки против колониальной зависимости.
На смену Робеспьеру, Марату, Боливару, Мадзини, Гарибальди пришли Бонапарты и Тьеры, банкиры и латифундисты.
Позже мы находим среди представителей масонского ордена и фашистов, и диктаторов Латинской Америки. Будучи в основе буржуазным, масонство правело вместе с буржуазией.
На поверхности эти противоречия выливались в борьбу и даже расколы между отдельными направлениями масонства, его «обрядами». В настоящее время в мировом масонстве доминирует англосаксонское консервативное направление, «шотландский обряд».
Но свои позиции сохраняет и «отлученный», то есть лишенный официального признания Лондона, либеральный французский «Великий Восток».
Впрочем, окончательного разрыва между ними нет и мы это позже покажем на примере нашей страны в постгорбачевский период, когда масонство пришло в Москву на волне «Великого Востока», но быстро трансформировалось в «шотландское», подконтрольное англосаксонскому руководству. Консерваторам важно сохранять позиции и на левом фланге мировой политики, напоминать о своем «освободительном» прошлом. Что же касается ритуальных различий внутри масонства, то они укладываются в формулу «единство в многообразии».
Такого рода плюрализм позволяет масонству привлекать сторонников, политически отстоящих друг от друга весьма далеко, а затем канализировать их движение так, чтобы разные колонны маршировали параллельно, в одном, по сути дела, направлении.
3. Масонство и масоны.
Вряд ли можно ставить знак равенства между руководящей группой масонства и теми, кто вступает в его ряды, не ведая об истинных целях движения.
В ряды «каменщиков» входило немало людей, искренне верящих в лозунги свободы, равенства и братства, принципы, под которыми могли бы подписаться многие их тех, кто стремится к справедливости и благу человечества. Именно эти декларированные цели и привлекали в ряды масонства ярких и одаренных мыслителей прошлого, гениев искусства и науки, Пушкина и декабристов в России и многих, кто видел смысл жизни в борьбе за освобождение народов от угнетения, тирании вековых предрассудков.
Двойственность установок основного ядра масонства, на наш взгляд, было бы неверно переносить на тех, кто, вступая в ряды движения, искренен в своих идеалах и убежден, что эти идеалы и являются главным в масонстве. В период Второй мировой войны, например, немало представителей масонства из среды ученых, левой интеллигенции симпатизировало Советскому Союзу и его народу, боровшемуся с фашизмом, не подозревая о связях автомобильного магната Форда и других богатых масонов США с фашистской верхушкой. Равно как левонастроенные масоны, такие как покойный президент Чили Альенде, никогда не согласились бы с тем, что связанный с высшим масонством США Пиночет выражает их идеалы. У себя на родине мы нередко видели, что провозглашаемые публично лозунги никак не вяжутся с практическими действиями. А многие из тех, кто слепо следовал за этими установками, ныне находятся в растерянности, не зная, каким далее молиться богам.
4. Монархическое масонство.
Европейские монархии, как правило, патронируют масонство своих стран.
Общим патроном всемирного масонства (признанного или регулярного, «старинного и принятого») является английская монархия, подобно тому как Великая ложа Англии является «материнской» для Великих лож остальных стран.
Легенды утверждают, что еще Яков I, король Шотландии, а затем Англии, был посвящен в масоны в 1601 году и стал Великим мастером. К разряду Великих мастеров относят также Якова II, в 1688 году вынужденного отправиться в изгнание во Францию под покровительство Людовика XIV и Вильгельма III Оранского.
По другим, более проверенным данным, (исследование Джона Хэмилла), первым Великим Королевским мастером стал в 1782 году младший внук короля Георга II Генри Фредерик, герцог Кумберлендский. Согласно историографии исследовательской ложи англичан «Четверо коронованных», масонами среди английских монархов являлись короли Георг IV, Вильгельм IV, Эдуард VII, Эдуард VIII, Георг VI, королева Виктория. Английская королева Елизавета и поныне остается патронессой английского масонства. А Великим мастером Великой ложи Англии с 1967 года является член королевской семьи Эдуард, герцог Кентский.
Во Франции в «братстве» состояли многие Бурбоны — Людовики XV, XVI, XVIII, Карл X, почти все Бонапарты.
Масонами были «римско-германский» император Франц I, король Пруссии Фридрих II, он же гроссмейстер берлинской ложи «К трем глобусам», Фридрих Вильгельм, Фридрих III, кайзеры Вильгельм I и Вильгельм II. Вильгельм I, будучи принятым в масонство в 1840 году, объявил себя покровителем наиболее престижных в Германии старопрусских лож.
В Италии масонами являлись почти все представители Савойской династии со времен, когда они еще правили Пьемонтом и Сардинией, а потом и всей Италией: Виктор-Амедей III, Виктор-Эммануил I и II, Умберто I, Виктор-Эммануил III.
«Братьями» были шведские короли (некоторые первоначально правили и Норвегией) — Оскар I и II, Карл XIV и XV, Густав III, Густав IV Адольф, Густав V, Адольф, Густав VI Адольф, датские короли Фридрих V, VI, VII и VIII, Христиан VIII, IX и X. Христиан X был Великим мастером Великой кожи Дании. Масонами были нидерландские монархи Вильгельм II и Вильгельм III, бельгийский король Леопольд I.
К «братству» принадлежали греческие короли Константин I, Георг I и II, ряд польских королей, в частности, Станислав I и Станислав II Август.
5. Численность «братства».
Данные эти расходятся. Если взять за основу официальное издание — «Масоник уорлд гайд» Кента V, Гендерсона (Лондон, 1984), то в нем приведены цифры по 62 странам, где имеются признанные Лондоном масонские ложи. Отсутствует, например, статистика по таким странам, как Япония, Испания.
В ряде случаев цифры явно занижены. Так, по ФРГ дается численность в 21 тысячу. (Перед Второй мировой войной там было около 100 тысяч масонов, а сейчас, по некоторым данным, — до 80 тысяч.) Урезаны данные по Португалии, Италии, Франции, Индии, Мексике. Полностью исключены сведения о «нерегулярных» масонах.
Речь идет о весьма внушительном отряде «Великого Востока Франции» — его филиалах в романоязычных странах.
Игнорируются и многочисленные отряды «братьев» в США, Англии и т. д.
Достаточно сказать, что нет статистики по негритянскому масонству, названному по имени его основателя «Принс Холл», за которым пошли сотни тысяч последователей. Игнорируются массовые студенческие организации, одним из руководителей которых являлся Билл Клинтон, а также «приготовительные» группы бойскаутов (пионеров), являющихся важным резервом организации.
Но и в этом случае данные справочника Гендерсона внушительны. Общая численность названных им масонских лож приближается к 34 тысячам.
А учтенных масонов «шотландского обряда» — около 5 миллионов. Центральное их ядро сосредоточено в США и Англии (по справочнику Гендерсона, более 4 миллионов).
Связанные с ними ложи охватывают помимо Европы и Америки также Африку, Азию и Австралию.
Французская «Монд» отводит англосаксонскому масонству более 6 миллионов адептов, а поклонникам Великого Востока — до 300 тысяч. Другие источники дают на 60-е годы XX века уже 8 миллионов.
Подобный разнобой, многочисленные «белые пятна» позволяют предполагать, что реальная численность «каменщиков» значительно выше. Ряд исследователей определяет общее число масонов в 30 миллионов.
Другие считают ближе к истине ориентировочную цифру в 10–12 миллионов человек.
6. Степени.
Первые три (голубые) — Ученик, Подмастерье, Мастер, 4 — Секретный мастер, 5 — Совершенный мастер, 6 — Сокровенный секретарь, 7 — Жандарм и судья, 8 — Интендант здания, 9 — Избранный из девяти, 10 — Избранный из пятнадцати, 11 — Великий избранный, 12 — Великий мастер архитектор, 13 — Королевской Арки (или Эноха). 14 — Шотландский рыцарь совершенства, 15 — Рыцарь меча или Востока, 16 — Принц Иерусалима, 17 — Рыцарь Востока и Запада, 18 — Рыцарь Пеликана и Орла и Суверенный Принц Розового Креста Эредома (розенкрейцер), 19 — Великий Папа, 20 — Досточтимый великий мастер, 21 — Патриарх Ной, 22 — Принц Ливана, 23 — Хозяин дарохранительницы, 24 — Принц дарохранительницы, 25 — Рыцарь медного змея, 26 — Принц милосердия, 27 — Командир храма, 28 — Рыцарь солнца, 29 — Рыцарь Св. Андрея, 30 — Великий избранный Рыцарь Кадош, Рыцарь Черного и Белого орла.
Высшие степени — 31 — Великий инспектор, Командующий инквизитор, 32 — Возвышенный Принц королевского секрета, 33 — Великий Генеральный Инспектор.
Начиная с 4-й степени, масоны находятся под контролем Высшего (Верховного) Совета масонства. В Лондоне его адрес: ул. Дьюк, 10. Здание построено в 1910 году.
7. Влияние.
Дело не только и не столько в численности, сколько в характере организации, ее реальном влиянии.
Масонство обладает многослойной и гибкой структурой.
В основании расположена наиболее многочисленная, но наименее «породистая» армия лож, членам которых открыты лишь три первые ступени посвящения. Сюда, как правило, входят средние собственники, коммерсанты, чиновничество, лица «свободных профессий» — адвокаты, врачи, кроме того, офицерство, полицейские и т. д. Они порой даже не осведомлены, что есть более высокие степени посвящения и руководство их действиями осуществляется именно с верхних этажей.
Лишь на первый взгляд «братство» выглядит полиморфно, воспринимается как нечто расплывчатое.
По мере того как знакомишься глубже с его структурой, методами отбора и воспитания последователей, убеждаешься, что общество «вольных каменщиков» выработало эффективные методы, позволяющие продвигать на высшие ступени масонской «пирамиды» «избранных среди избранных». А те, опираясь на позиции в финансах, экономике, политике, в свою очередь, занимают ведущие посты в руководстве ряда стран Запада (Англии, Франции, ФРГ и др.), США.
Встает вопрос о степени влияния масонства на мировые события, ход истории.
Часть ученых, в том числе и у нас, не признавала за масонством сколько-нибудь существенной роли, уверяла, что заниматься этой проблемой значило отвлекаться от классового подхода, «марксистско-ленинского анализа». Как будто такой анализ нельзя применить к самому масонству!
В этой книге содержится попытка осмысления пути и сущности масонства, его тенденций. Абсолютизировать его власть и влияние, исходить из неизменности его установок в веках вряд ли разумно. Масонство — исторически обусловленное явление. В какие-то периоды оно играло большую, в какие-то — меньшую роль. Какую конкретно? Уяснить себе его истинную роль можно только на основе анализа конкретных фактов, их сопоставления.
Что же касается советов вообще не изучать данную тему, не «отвлекаться» на нее, то хотелось бы заметить, что об излишке усердия историков и публицистов в этой области говорить не приходилось. Именно отсутствие настоящих исследований и приводило к тому, что высказывались крайние, необдуманные утверждения там, где должны были бы сказать слово специалисты.
Капитальный труд о масонах —
«Масонство в его прошлом и настоящем» с участием Е. Тарле и других видных исследователей появился в России в предреволюционный период. В советское время публиковались отдельные, порой интересные, глубокие работы, но, как правило, по узким аспектам темы (как, например, в статьях о декабристах или в монографии Т. Алексеевой о В. Л. Боровиковском).
Лишь в конце 70 — начале 80-х годов в данной области работа оживилась.
Был издан
сборник «За кулисами видимой власти», работа Н. Яковлева «1 августа 1914 года», книга В. Бегуна «Рассказы о «детях вдовы». В конце
1987 года появилась книга Е. Черняка «Невидимые империи» (издательство «Мысль»), где был дан обширный материал по истории масонства, его течениям, сопровождавшим его деятельность поклепам и скандалам, в том числе и современным. Автор отмечал, что некоторые международные клубы капиталистов и политиков носят масонский характер.
Вышла к
нига Б. Печникова «Рыцари церкви» с главой «Масоны: центр незримой власти», труд Е. Парнова «Трон Люцифера», (о ряде сторон оккультизма), «Масоны и революции» И. Авреха.Надо отметить, что в это время продолжали выходить на Западе как новые, временами весьма объемные материалы по франкмасонству, подготовленные исследователями, связанными с «братством», так и «контрисследования».
Мы упоминали
фундаментальный труд Ленхоффа и Познера «Международный лексикон вольных каменщиков», в котором приводились персоналии основных деятелей масонского движения, был дан словарь терминологии масонов.
Осенью 1987 года в Париже издан исторический словарь франкмасонов, ценный тем, что в нем содержался материал и о большом числе современных политических деятелей Франции, включая членов правящих кабинетов, депутатов, одновременно выполняющих руководящие функции во французском и международном масонстве.
В Англии в 1986 году вышла книга «Ремесло. История английского франкмасонства» Джона Хэмилла, Главного библиотекаря исследовательской ложи «Четверо коронованных» Объединенной Великой ложи Англии. Она написана в духе полемики с работой Найта, о котором мы упоминали.
Также в ответ на разоблачения Найта появилась
книга «Молчаливое братство» Юргена Холторфа в ФРГ (1984). В 1994 году Джон Хэмилл опубликовал еще одну свою книгу — «История английского франкмасонства».Эти публикации, несмотря на апологетические цели, расширяли представление о масштабах масонского движения, обогащали знание его истории, высвечивали роль ряда государственных деятелей Запада — масонов.
Периодически те или иные данные по масонам появлялись в западной прессе. Некоторые из них были весьма скупы, как, например, сообщение «Монд» о всемирном слете масонов в Париже в мае 1987 года, на котором обсуждалась тема «Место франкмасонства в современном мире» (результаты дискуссии так и не были обнародованы), или же отчеты о заседаниях Бильдербергского клуба и Трехсторонней комиссии, связанных с международным масонством. (В заключительной части книги мы остановимся на этих моментах, которые регулярно появляются в средствах массовой информации.)
Порой, однако, они носят и не менее сенсационный характер, чем сведения о раскрытии в Италии подрывной деятельности ложи «П-2».
Так,
в октябре 1988 года в Париже было объявлено о мемуарах Жана-Эмиля Вие, бывшего директора французской разведки. Оказывается, Великий магистр одного из ведущих направлений масонских лож — Великий Восток Франции Мишель Баруэн являлся полицейским, бывшим контрразведчиком, внедренным в масонство. Свои осведомительские функции он успешно сочетал с бизнесом, став генеральным директором крупной компании. 5 февраля 1987 года М. Баруэн погиб во время авиакатастрофы в Камеруне. Выдвигались предположения, что смерть его была связана с какими-то обстоятельствами его миссии в данной стране.
Осенью
1988 года в Афинах вышла книга К. Царухаса «Масонство в Греции». Автор указывал на тесную связь греческих масонских лож с ЦРУ и итальянской масонской ложей «П-2».
Эти примеры показывают, что, хотя знакомство с внутренним миром «каменщиков» является трудоемким процессом, оно вполне возможно, как возможно и сопоставление фактов, их анализ, объективное исследование.
Надо сказать, что весьма энергично занялись исследованиями в данной области ученые ряда стран Восточной Европы.
В Польше в 1982–1987 годах появились три тома монографии Людвика Хасса «Масонство в Средневосточной Европе XVIII и XIX веков», в 1984 году там же опубликована книга Леона Хайна «Польское масонство, 1920–1938».
В Венгрии вопросам масонства были посвящены исследования Жужи Л. Надь. Последняя книга вышла в 1988 году.
В 1986 году издана книга Величко Георгиева «Масонство в Болгарии».Должен подчеркнуть, что наряду со специальными историческими исследованиями для понимания ряда сторон масонства оказался интересным анализ художественных произведений писателей и поэтов (Гёте, Байрон, наши Н. Гумилев, М. Волошин и др.), в которых отражены некоторые идеи масонства, а также чтение художественных произведений, затрагивающих масонскую тематику (Л. Толстой, Ф. Достоевский, А. Виноградов, О. Форш, Э. Скобелев).
Если этого было достаточно для того, чтобы определить общий взгляд на исторический аспект движения, этапы его развития, то значительно сложнее было понять, куда идет масонство в наши дни, чего от него можно ожидать, каковы его дальние цели. Упоминавшееся сообщение в «Монд» продемонстрировало типичные рамки самоцензуры масонства.
И вряд ли удалось бы основательно заглянуть за фасад масонского храма, если бы не разоблачение в Италии заговора масонской ложи «Пропаганда-2», возглавляемой Личо Джелли.
Оно вызвало первое в истории масонства парламентское расследование его концепций, методов, действий. Что особенно важно — расследование раскрыло контуры масонских международных связей, взаимоотношения его национальных «пирамид», мировую иерархию.
Конечно, многое остается в тени. На помощь Личо Джелли были мобилизованы немалые силы в верхушке ряда политических партий, банковских кругов, армии, в судебном аппарате, прокуратуре. Но и того, что удалось установить, хватает, чтобы от гипотез перейти к констатации фактов. А это важно.
Повествованию о знаменитой ложе помогло автору то, что он ряд лет, освещая события в Италии, сперва как корреспонденту «Известий» в Риме, затем как корреспонденту «Литературной газеты» во Франции и по совместительству в Италии.
Итак, события в Италии — окно в тайники современного масонского мира. Заглянем туда.
Глава 1
«Пирамида», опрокинувшаяся на Италию
Ложа «П-2» — теневое правительство. — Можно ли считать их правоверными масонами? — Причины возвышения Джелли. — Как организовалась «стратегия напряженности»? — «Опасная фигура» Альдо Моро. — Гибель банкиров ложи Джелли.
В ночь на 18 марта 1981 года итальянская полиция произвела в городке Кастильон Фибокки обыск в кабинете предпринимателя Личо Джелли.
Полиция искала бумаги, которые могли бы пролить свет на махинации друга Джелли, сицилийского банкира Микеле Синдоны. Синдона был к тому времени под арестом в США, где его ждал суд по обвинению в финансовых махинациях, которые повлекли за собой крах принадлежавшего ему американского банка «Франклин». Нити комбинаций вели в Италию.
Обыск дал разочаровывающие результаты: документов по синдоновским делам там не было. Зато были найдены какие-то списки с фамилиями, суммами взносов, номерами билетов, которым полицейские не придали особого значения. Однако, когда материалы попали к премьер-министру Италии Форлани, тот пришел в смятение. Найденные полицией документы имели куда большую силу, чем возможные свидетельства жульничества Синдоны.
Были найдены списки членов ложи «П-2». Форлани колебался: позволить ли их опубликовать?
Он понимал, что в этом случае неизбежен правительственный кризис: ведь
в ложе «П-2» оказались три министра его кабинета, причем сразу от трех правящих партий — христианских демократов, социал-демократов (секретарь этой партии П. Лонго) и социалистов.
В тех же бумагах значились советник президента Италии Пичелла, главы личных кабинетов министров, десятки парламентариев. Но и это было не все.
Среди примерно тысячи имен и фамилий прозвучали имена всех трех руководителей секретных служб Италии: генералов Сантовито (СИСМИ — служба министерства обороны), Грассини (СИСДЕ — служба министерства внутренних дел) и Пелози (ЧЕСИС — координационный комитет секретных служб).Сюда следовало прибавить их заместителей, а также двух бывших руководителей СИСМИ — СИД (старое название службы) генералов Малетти и Мичели. Мичели, ставший депутатом от неофашистской партии, не раз вызывался в суд по обвинению в попустительстве государственным заговорам, имевшим целью установить в Италии военно-фашистскую диктатуру по образцу греческой.
Но на этом дело не кончалось. За ними следовали руководители так называемой «финансовой гвардии», в задачи которой входила борьба с контрабандой, финансовыми злоупотреблениями.
К ним примыкали ведущие работники прокуратуры и судебного аппарата во главе с генеральным прокурором Итальянской Республики Спаньюоло. По заданию Джелли он специально хлопотал о вызволении Синдоны из рук правосудия, но безуспешно: Синдона был осужден на 25 лет тюрьмы в США. В марте 1986 года Синдона после повторного процесса в Милане, где его приговорили к пожизненному заключению, был отравлен в итальянской тюрьме.
В списке были представлены банкиры, крупные промышленники, руководители государственных предприятий — экономическая элита Италии.
Экономические министерства страны были представлены в «П-2» на редкость мощными отрядами: 67 человек от министерства казначейства, 52 — от министерства финансов, 21 — от министерства по делам государственного участия в предприятиях, 13 — от министерства промышленности и торговли. Особое внимание было уделено секторам, ведающим валютными операциями, которые полностью контролировались ложей «П-2».
МИД тоже фигурировал на весьма высоком уровне. Его группу возглавлял генеральный секретарь итальянского ведомства внешней политики. Его дополнял директор центральной бухгалтерии МИДа. Деньги и формирование кадров дипломатии были в руках Джелли!
Но все рекорды били военные.
Министерство обороны дало ложе 152 высших чиновника. К ним следует добавить 195 военных чинов. Лишь один был капитаном, остальные в основном полковники, генералы, а также адмиралы. И какие! Адмирал Торризи возглавлял в конце 70-х годов генеральный штаб итальянских военно-морских сил, а с 1980 по 1981 год — генеральный штаб министерства обороны. Адмирал Биринделли являлся заместителем главнокомандующего военно-морскими силами НАТО в Южной Европе.
Их роднила одна общая черта — это были, так сказать, «беспокойные военные». Имена их проходили то по одному, то по другому делу о попытках переворотов в стране. В политическом отношении они тяготели к крайне правым. Биринделли подобно Мичели числился в неофашистской партии «Мовименто сочиале итальяно» (МСИ) и был избран от «миссини», как сокращенно звали фашистов в их стране, в парламент.
Парламентская комиссия Италии, расследовав деяния ложи «П-2», пришла к следующим выводам:— Ложа Джелли располагала представителями военных «самой высокой квалификации и состояла из персонажей, которые зачастую играли центральную роль в событиях особого значения, в том числе подрывного характера».
— Ложа была организована наподобие штаба для управления страной. Она подразделялась на профессиональные секторы (17 или 18), с помощью которых можно было контролировать жизненные отрасли национальной деятельности.
— Влияние ложи распространялось за пределы Италии. В нее входили десятки крупных военных деятелей и политиков Аргентины, Бразилии и Либерии.
В ложу входили президент Египта Садат и шах Ирана.— Списки были неполными. Джелли в интервью «Эспрессо» от 10 июля 1976 года назвал общее число в 2400 членов. Были сведения, что в период пика своего влияния ложа выросла до 3000 человек.
Конечно, «П-2», претендовавшую на руководство страной, нельзя было отнести к обычным ложам, на которых во всех странах базируется повседневная деятельность масонства.
Она является ложей особого назначения, направляющей, рулевой.
Статус ее был специально оговорен сто лет назад.
Да,
именно в 1885 году банкир Адриано Лемми, имевший титул Великого магистра «Великого Востока Италии», создал ложу «Пропаганда массоника № 2». Ей было присвоено название ложи «Пропаганда», будто бы действовавшей в древности в Александрии (Египет).
Вот как ее характеризует член «П-2» Пьер Карпи в своей книге «Дело Джелли»: «Ложа «П-2» объединяет масонов Италии, а также и других стран, которые благодаря занимаемым общественным постам, ввиду известности своих имен, важности и деликатности своих «светских» функций, образуют элиту как среди собственно масонства, так и в целом в масштабе своих государств».[6]
Карпи обходит вопрос о ее назначении, но вряд ли здесь возникает неясность. Такие ложи (а они есть и в других странах) являются ведущими, они — «зеница ока», если употребить термин Карпи.
Их цель — подчинять своему контролю политику этих стран, влиять на их важнейшие решения. Если они достигают таких высот, как в Италии, то способны и на фактическую узурпацию власти.
О составе подобных «суперлож» осведомлен лишь Великий магистр, верховный руководитель масонства данной страны.
Попасть в них можно лишь благодаря кооптации по воле Великого магистра либо быть принятым по особому ритуалу, исключающему участие лишних лиц.
Этот ритуал зовется «на острие меча» либо «на ушко магистра».
Члены «суперложи» сами не знают ее полный состав. Входящие в нее наиболее влиятельные лица известны лишь Великому магистру либо лицу, его замещающему. Таким лицом, практически отстранившим Великого магистра и Высший масонский совет Италии от контроля за своими делами, стал Личо Джелли.
Закономерно задать вопрос: не был ли данный случай чем-то выходящим за пределы правил масонского общежития?
Иными словами, правомерно ли на основании анатомического разреза ложи «П-2» и исследования совершенных ею преступных деяний распространять такой пример на практику международного масонства?
Можно было, например, слышать заявления руководителей итальянского масонства, в частности занявшего в 80-е годы пост Великого магистра Армандо Короны, о том, что ложа Джелли была «еретической», вышла за рамки действий, разрешенных уставами «каменщиков».
Можно вспомнить даже и решение итальянских лож, принятое в декабре 1974 года, об упразднении данной ложи. Да, это так.
Но уже в мае следующего года декретом Великого магистра Сальвини ложа «П-2» была восстановлена, подчинена лично Сальвини. «Остается согласованным, — писал тогда Джелли Великому магистру, — что настоящая ложа будет иметь общенациональную юрисдикцию, а входящие в нее братья не будут фигурировать в официальных списках «Великого Востока Италии».
В марте 1981 года, когда над Джелли нависла опасность разоблачения и списки ложи попали в руки правительства, представители всех 620 лож Италии выразили доверие ложе «П-2», заявив, что не видят никаких нарушений в ее практике. А позднейший маневр с «осуждением» был продиктован мотивами самозащиты, а отнюдь не принципиальными соображениями.
Вот почему, отмечая ряд аномалий ложи «П-2», комиссия итальянского парламента, состоявшая из представителей практически всех конституционных партий страны, пришла к выводу о том, что, хотя «ложа «П-2» уже не может называться просто закрытой, речь идет о секретном обществе. Вместе с тем не вызывает сомнений, что она остается масонской ложей и действует в рамках правил секретности, установленных для себя масонством».[7]
Комментируя вывод, составители документа дают следующую трактовку, важную для общего взгляда на масонство и его место в современном обществе.
«Эти рассуждения, — пишут авторы документа, — ведут нас к самому сердцу проблемы и позволяют рассматривать вопрос о закрытом характере масонства в более широком контексте, имея в виду роль данной организации, которую она может играть законно в рамках демократического общества. Если обратиться к содержанию самих масонских доктрин, например известному триному принципов — Свобода — Братство — Равенство, то нельзя не констатировать, что формы культивирования секретности плохо с ними согласуются.
Одно из двух: либо моральный цемент объединения законен и тогда права, гарантированные конституцией всем гражданам, не оставляют места для закрытости, либо причины существования ассоциации иные. Тогда объединение привязано к секретным предпосылкам и само является секретным, и для него нет места при данном общественном устройстве».
Конечно, выводы комиссии не могли иметь запретительного характера. И масонство в Италии, проведя косметический ремонт и переливание ряда «братьев» из «криминальных» лож в обычные, здравствует и процветает.(18 марта 1987 года итальянская газета «Репубблика» констатировала: «Согласно источникам из Великого Востока Италии, число масонов в организации сейчас сильно возрастает после спада начала 80-х годов, вызванного взрывом «скандала Джелли». А секретарь христианско-демократической партии Ч. Де Мита в начале 1988 года заявил, что и сама «П-2» продолжает «здравствовать».)
Но важнее уяснить не юридические, а морально-этические аспекты заключения парламентской комиссии. А они неразрывно связаны с политическими аспектами.
Ведь масонство, как можно судить по его документам, о которых мы упоминали во введении, на своих знаменах написало великие слова о свободе, равенстве и братстве, о правах человека. Выступая под знаменами этих высших добродетелей человечества и борьбы за демократию, современное масонство обнаруживает при пристальном анализе неустранимое противоречие между этими внешними целями и постулатами и внутренним своим строением и деятельностью. Правда, эту червоточину в яблоке масонства отмечали и раньше многие из тех, кто вначале следовал его установкам безоглядно и увлеченно.
Но вернемся
к ложе «П-2» и ее «демиургу» Личо Джелли. Уроженец города Пистойя, находящегося в Тоскане, области, в которой возникла в Италии первая из современных масонских лож, Личо Джелли первоначально не имел отношения к масонскому движению.
За слабые успехи, грубость по отношению к учителю молодой Джелли был изгнан из школы.
Будучи поклонником Муссолини, он вербуется в корпус фашистских добровольцев для участия в гражданской войне в Испании на стороне интервентов. Пробыв в Испании менее года и избегая участия в боях, тем не менее публикует апологетическую, бульварного типа книжку «Огонь!. Легионерская хроника антибольшевистского восстания в Испании».
Затем, получив офицерский чин, участвует в имперских войнах Муссолини на албанской и югославской землях.
Когда свергнутого и арестованного «дуче» крадут гитлеровцы под руководством Отто Скорцени и на севере Италии под их надзором устраивается марионеточная «республика Сало», мы находим Джелли здесь.
О нем имеются противоречивые сведения. С одной стороны, есть свидетели его жестоких расправ с патриотами, участниками итальянского Сопротивления. Вместе с тем, видя приближение конца режима, Джелли делает вид, что готов помочь партизанам, стремится заработать репутацию «друга». Ищет он подходы и к американцам.
С октября 1944 года начинается новый период в жизни фашистского офицера:
он идет на сотрудничество с контрразведкой 5-й армии США в Италии. С этого момента в его биографии возникают «белые пятна».
Он мечется по Северной Италии, едет на Сардинию, опасаясь мести партизан. Затем оказывается в Аргентине. Здесь налаживает связи с бежавшими сюда фашистами, а также сторонниками будущего диктатора Перона.
Возвращается на родину в 1948 году, становится осведомителем секретных служб Италии. Одновременно ищет себе коммерческую «точку опоры».
Выступает то в роли торговца железом, то книготорговца. Втирается в доверие к одному из депутатов правящей христианско-демократической партии. Продает матрасы фирм «Пермафлекс» и «Дормире». Через свои американские связи устраивает этим фирмам крупные сделки с базами НАТО в Италии.
Его состояние растет. У Джелли заводятся крупные деньги. Он переезжает в город Ареццо, входит в доверие к братьям Леболе — хозяевам крупной текстильной фабрики. Его назначают руководителем персонала фабрики. Джелли приобретает роскошную виллу.
Кое-кто говорит, что, охраняя золото югославских королей, похищенное итальянскими фашистами в годы войны, Джелли сумел часть его утаить. Другие утверждают, что ему удалось нажиться на заказах «матрасных» фирм.
Секретные службы временами стремились разобраться в его прошлом и причинах процветания. Но почти все, кто участвовал в таких поисках, кончили плохо.
Капитан Росси, по свидетельству парламентской комиссии, «покончил самоубийством, после того как, кажется, ему угрожал Джелли».
Полковник Флорио подвергся служебному преследованию, а затем погиб в необъяснимой автомобильной аварии.
Карьеру сделал лишь майор Де Сальво, да и то потому, что вступил в организованную заново в то время ложу «П-2».
Джелли уже набрал силу и сумел развесить свою паутину там, где видел для себя опасность. Из бывшего осведомителя Джелли превратился в фигуру влиятельную и опасную.
Стал он опасен и для тех, кто, оказывая ему покровительство, знал его подноготную, был в курсе нечистоплотных сделок. Так, покончил с собой Марио Леболе, глава фирмы, которой аферы Джелли сперва принесли процветание, а потом убытки. Но сам Джелли среди этих криминальных дел и бед до последнего момента выглядел непотопляемым.
Объяснить возвышение Джелли можно следующим. Старые знакомые из армейской контрразведки США, перешедшие в ЦРУ, учли его предприимчивость, беззастенчивость и изворотливость, безусловный антикоммунизм. Его сочли перспективным, достойным лучшей участи. И как один из наиболее быстрых путей к карьере и влиянию он выбрал вступление в масонство.
Небольшое отступление, чтобы лучше уловить связь между двумя вещами — американской разведкой и итальянским масонством.
Вопрос даже следует поставить шире — всем европейским масонством.
Потому что
подчинение традиционного европейского масонства американским масонским организациям рассматривалось как одна из важных задач по закреплению наступления США на позиции союзников. Причем Южная Европа оказалась в зоне особых притязаний США. Почему?
Во-первых, потому что бассейн Средиземного моря на стыке трех материков является первостепенным в стратегическом плане. Средиземноморье приобретало все больший вес как ввиду сколачивания Североатлантического союза, так и противостояния с социалистическими странами, особенно Югославией.
Во-вторых, в ослаблении консервативных сил на юге Европы, росте влияния левых партий на Апеннинах и во Франции Вашингтон видел препятствие своим планам. Дробление левых сил, их ослабление, а если возможно, и физическое подавление, как это делалось в Греции, — вот задача, которая неотступно присутствовала во всех секретных оценках и документах Совета национальной безопасности США.
Но помимо, так сказать, фронтальных планов были разработаны и планы «обходного действия». Они детализировались и видоизменялись по мере создания НАТО, изменения итальянской (и французской) ситуации. Но суть оставалась неизменной: подрыв левых сил изнутри, раскол их организаций, создание «желтых профсоюзов», прислуживающих хозяевам, финансирование правых партий и организаций.
Особое внимание было, однако, уделено острым акциям «под чужим флагом», которые могли бы скомпрометировать левые силы, запугать массы, вызвать неверие в парламентскую демократию, тоску по «сильной власти».
С помощью созданных американцами секретных служб Италии фашистские боевики внедрялись в левацкие организации, террористические отряды.
Чередование «красного» и «черного» терроризма в конечном счете должно было поощрить армию, вооруженные силы, неофашистов на переворот.
В разгар операции предусматривалась и интервенция войск НАТО на итальянскую территорию. Им ставилась задача отрезать Рим и центр страны от промышленного, рабочего Севера.
Успех «греческих полковников», осуществивших в апреле 1967 года под руководством ЦРУ фашистский путч, вдохновлял.
Сохранение фашистских режимов Испании и Португалии в случае переворота в Италии позволяло соорудить «антибольшевистский заслон», находящийся на содержании у Вашингтона.
Наличие натовского плана позже признал премьер-министр Италии Андреотти и ряд других компетентных лиц.
По-итальянски план получил название «Гладио» — так назывались короткие мечи гладиаторов. В натовском лексиконе он именовался «Стей бихайнд» — «Стой сзади».
Согласно этому плану, во многих местах Италии были созданы секретные склады с оружием и отряды боевиков под руководством, как правило, фашистов, имевших опыт военных действий, чтобы в час «икс» завязать схватки, начать выступления, которые дали бы повод для вмешательства регулярных частей НАТО.
В случае успеха США становились бы полными хозяевами ситуации на Средиземном море. Для них облегчалась возможность наносить удары по национально-освободительному движению в арабских, африканских странах.
Италия, таким образом, становилась главной ареной провокационных акций по дестабилизации, которые итальянские обозреватели окрестили «стратегией напряженности».
Роль силы, способной координировать такого рода акции, облегчать «скрытые операции» ЦРУ и подрывных сил, отводилась масонским ложам в Италии, дававшим наибольшую гарантию скрытности действий.
В том же далеком 1944 году, когда Джелли стал агентом американской контрразведки, в США была составлена инструкция, рассматривающая возможность подрывных акций под «флагом» масонства.В документе американского Управления стратегических служб за № 9 а 32199 от 15 сентября 1944 года отмечалось, что правые силы хотели бы обеспечить масонское прикрытие террористическим группировкам, целью которых была бы дискредитация компартии.
На помощь этим силам была мобилизована сеть агентов, созданная в Италии полковником Максом Корво и другими представителями американской разведки.
Но в том виде, в каком действовало итальянское масонство, оно вряд ли могло отвечать подобным планам.
Читателю, видимо, известно, что
в 1925 году Муссолини запретил масонскую деятельность в Италии, подверг преследованиям ряд руководителей движения. Менее известно, однако, что преследования коснулись лишь либерального крыла итальянского масонства, получившего по имени своей резиденции название «Великого Востока дворца Джустиниани». Муссолини реквизировал в Риме этот старинный дворец, занял его своими учреждениями.
А
правое крыло итальянского масонства носило название «площади Иисуса». Отколовшись от «дворца Джустиниани» в 1908 году, это крыло стояло на откровенно реакционных позициях, объединяло в своих рядах крупнейших латифундистов и «черную», связанную с Ватиканом аристократию. Многие из них были фашистами. И в отличие от своих либеральных «братьев» иисусовцы приветствовали приход Муссолини к власти.
Более подробно на отношениях между фашизмом, нацизмом и масонством мы остановимся позднее, а сейчас отметим, что разгром фашизма, победа антифашистских сил в Европе, в том числе и в Италии, ослабили позиции масонов «площади Иисуса», сузили круг их влияния.
Чтобы приспособить «братство» для своих целей, сделать его влиятельным, боеспособным, американцам необходимо было помочь «джустинианцам» встать на ноги, не забыв убрать из его руководства «радикалов», лиц, тяготеющих к левым силам (в частности социалистов, которые в то время поддерживали пакт о единстве действий с коммунистами).
Имелся в виду и сложившийся исторически антикатолический крен в деятельности «дворца Джустиниани», и антифашизм, укрепившийся в годы преследований.
Поскольку крах фашизма оставил в Италии опасную, по мнению Вашингтона, пустоту, необходимо было объединить в конечном счете все силы, которые могли бы выступить с антикоммунистических позиций.
Тут нужен был и Ватикан с его вековым умением влиять на массы. Отсюда задача — примирить «дворец Джустиниани» с «площадью Иисуса», объединить их, умерить антиклерикализм лож.
Эту деликатную и сложную миссию взяла на себя американская разведка.
Удивляться этому не приходится, если вспомнить, что Управление стратегических служб (УСС), созданное в годы войны, а затем его преемник — Центральное разведывательное управление — были сформированы с участием североамериканской элиты, целый ряд представителей которой был связан узами масонских клятв.
Крупнейшими масонами «шотландского ритуала» были руководитель УСС Уильям («Билл») Доннован, братья Даллесы, высший и средний состав ЦРУ.Руководитель итальянского отдела УСС Фрэнк Джильотти, пастор протестантского толка и масон, был избран руководителем операции.
Еще в ходе войны он отыскал в ложах Нью-Йорка и других мест проживания итальянцев (здесь ему помогало итальянское происхождение) подходящих кандидатов, которые могли бы занять позже видные места в иерархии правительства и итальянского масонства.
Среди них был бывший командир итальянских республиканских отрядов добровольцев в Испании Рандольфо Паччарди[8] - они с Джелли сражались тогда на противоположных сторонах.
Прежний антифашизм Паччарди не смущал Джильотти и его хозяев (тем более что все еще шла война против наци-фашистов), а антикоммунизм Паччарди был им хорошо известен.
В послевоенных правительствах ему была уготована роль министра обороны, застрельщика присоединения к НАТО. Заметим, что кончил бывший антифашист в качестве кандидата неофашистов и крайне правых на роль диктатора. Его течение, носившее название «новой республики», имело целью совершить военный переворот и упразднить демократические институты, завоеванные Италией в ходе Сопротивления и борьбы с фашизмом.
Не могу удержаться, чтобы не привести выдержку из романа Эрнеста Хемингуэя «За рекой, в тени деревьев». Главный герой книги, американский полковник Ричард Кантуэлл, пародируя масонскую фразеологию, называл метрдотеля венецианской гостиницы, где он жил, «великим магистром военного, аристократического и духовного ордена кавалеров Брузаделли» и вел с ним иронические разговоры о «достопочтенном господине Паччарди».
Брузаделли — миланский миллионер, владелец текстильной фабрики. Его имя прогремело на бракоразводном процессе, в ходе которого он обвинил бывшую жену, что своим страстным темпераментом она довела его до умственного расстройства. Именно в таком состоянии, заявил он на суде, он и отписал свое имущество управляющему фирмой (по совместительству — любовнику жены).
В книге приводится характерный диалог с Кантуэллом:
«— А как вы относитесь к русским, полковник, если это, конечно, не секрет?
— Говорят, это наш будущий враг. Так что мне, как солдату, может, придется с ними воевать. Но лично мне они очень нравятся, я не знаю народа благороднее, народа, который больше похож на нас.
— Мне ни разу не посчастливилось с ними встретиться.
— Не горюйте, у вас еще все впереди. Встретитесь. Разве что почтенный Паччарди задержит их на реке Пьяве… Но не думаю, чтобы бой очень затянулся».[9]
Великий магистр Публио Кортини делал все, чтобы поставить итальянское масонство на службу американским интересам.
Другим масоном, правда, меньшего ранга, оказался сицилиец Лупис, ставший позже министром.
К поддержке проамериканской линии, как мы видели, были привлечены руководители социал-демократической партии. По своим концепциям, несмотря на название, эта партия могла соперничать с либералами и другими партиями крупного капитала.
Джильотти руководил итальянским сектором разведки все годы войны и, видимо, знал о сотрудничестве Джелли с американцами. Но в тот момент он брал курс на использование старых, известных руководителей масонства.
И хотя конкурирующая, набитая фашистами «площадь Иисуса» писала доносы на своих «братьев» из Великого Востока, предупреждая американцев, что «Восток» нафарширован «красными», Джильотти добился в 1947 году признания «дворца Джустиниани» со стороны наиболее престижного масонского Северного округа («юрисдикции») США.
Оставалось обеспечить возвращение масонам самого дворца Джустиниани, конфискованного фашистами.
К операции подключились масоны из «Агитационного комитета», созданного в США тем же Джильотти, и посол США в Риме Зеллербах, сам крупный масон. Через министра финансов Трабукки, тоже масона, уплатив за аренду дворца солидную сумму, американцы сумели в 1960 году добиться воцарения своих «братьев» в престижной резиденции.
Не теряя времени, они поработали и с «площадью Иисуса», предоставив ей признание другого, Южного, округа масонства США.
В том же 1960 году руководство ложи Джустиниани объединилось с Верховным советом Великой Светлейшей ложи Алам (официальное название организации «площади Иисуса») во главе с сицилийским князем Джованни Аллиата ди Монтереале, на боевом счету которого будут участие в заговорах фашиста Боргезе, так называемой «розы ветров» (см. далее), не говоря уже о связи с сицилийской мафией и ее наемником, бандитом Джулиано.
Объединившись, итальянское масонство получило коллективное признание обоих округов масонства США, а заодно стало, как отмечается в заключении парламентской комиссии, «должником североамериканского масонства».
В 1972 году последовало признание и со стороны английского масонства.
Но оно было лишь номинальным. Ибо, как отмечает документ итальянского парламента, «англичанам отдан примат в том, что касается традиций, тогда как на другой чаше весов перевешивает великое могущество американского масонства».
Фрэнк Джильотти сделал львиную долю дела. В знак его заслуг ему было присвоено звание «Пожизненного Великого почетного магистра, заслуженного члена Высшего итальянского совета «шотландского обряда» и дано право постоянно представлять Италию в международном масонском объединении, так называемой «Конференции Вашингтона».
Однако оставлять руководителем итальянского масонства кадрового работника ЦРУ высокого ранга было уже неудобно.
Функции связи с ЦРУ взяли на себя непосредственно Великие магистры, сменившие Кортини. Это были Гамберини, потом Бателли и Сальвини. Двое из них были фашистскими генералами.
«Американцы, прежде всего представители масонства, связанные с мафией и ЦРУ, — писали в книге «Во имя “Ложи”» итальянские авторы Джанни Росси и Франческо Ломбрасса, — отныне держали в своих руках будущее Великого Востока Италии. Это давало им возможность, как и в первые послевоенные годы, не раскрывая себя, использовать масонские каналы для воздействия на политические решения в Италии. Для этого было необходимо изолировать исторически сложившийся социалистический и антиклерикальный компоненты внутри масонства, обеспечить сближение масонов с католической церковью, а также создать надежное орудие контроля и давления, способное проникать в самые высокие и тайные круги масонства. Таким орудием стала ложа «П-2».[10]
Но для нее нужен был особый руководитель. Великие магистры для этого не годились. Интриги, столь характерные для взаимоотношений «братьев», ссоры из-за денег, раздоры между двумя слившимися фракциями отнимали много сил. Нужен был энергичный и обладающий свойствами двуликого Януса человек, который мог бы без помех сформировать «штурманскую» ложу.
Этим человеком американцы избрали Джелли. Мы говорим «избрали», потому что по обычным законам масонства он без посторонней помощи не смог бы столь быстро взобраться на такую высокую ступень. Лишь в 1965 году он прорывается в масонство.
Помня о его жестоких расправах над партизанами, служении Муссолини и гитлеровцам, ряд «братьев» из антифашистских соображений настаивал на том, чтобы «заморозить» процедуру его принятия.
Но уже на следующий год Великий магистр Гамберини, связанный с ЦРУ, продвигает Джелли, стоящего на начальной ступеньке масонства («ученик») в престижную секретную ложу «Ход».
Следует оговориться, что
закрытых, суперсекретных лож особого назначения в Италии несколько. При желании их нетрудно переформировать. Так было и с ложей «Ход», куда был передан Джелли, которого Великий магистр Гамберини рекомендовал, несмотря на его низкий «градус», как человека, способного «внести значительный вклад с точки зрения вербовки новых сторонников и лиц высокого положения». Руководителю ложи Аскарелли он вручил личное досье Джелли. Подобные факты в истории масонства крайне редки.
Такая необычная процедура и покровительство обещали необычную карьеру. И она действительно была неординарной.
В 1969 году Джелли поручается задача сплочения всех сообществ национального масонства, которая до сих пор была под силу только Джильотти.
В 1970 году он становится надзирателем над публикациями масонства.
Что особенно важно, ему же поручено поддерживать отношения с зарубежным масонством и ЦРУ, прерогатива, которой ранее обладал лишь Великий магистр.
В 1971 году Джелли назначается организационным секретарем старинной ложи «Пропаганда». Ее теперь начинают именовать «Группа Джелли — П-2». Должность организационного секретаря вообще не предусмотрена масонскими уставами.
Она дала новоиспеченному руководителю специальной ложи неограниченные права по ускоренному производству масонов и комплектации своей персональной ложи.
Джелли производил прием в масоны в гостинице «Эксельсиор», на центральной улице Рима — Виа Венето, там, где Феллини снимал «Сладкую жизнь», прямо напротив здания посольства США. Гамберини освящал процедуры своим присутствием.
Новый глава Великого Востока Италии Сальвини был заметно обеспокоен потоком высокопоставленных военных, которые устремились в «Группу Джелли — П-2».
Он намекал «братьям», что взлетевший с космической скоростью выскочка, видимо, готовит в стране военный переворот.
Соединив в декабре 1971 года подчищенную им ложу «Ход» с новыми членами «Группы Джелли — П-2», Джелли поставил перед членами ложи вопрос об «угрозе прихода к власти клерико-коммунистов» и необходимости выработки в связи с этим «планов чрезвычайного положения».В 1972 году он разослал членам ложи циркуляр, в котором предлагал «отбросить философию», то есть рутинные дискуссии о таинствах и доктринах масонства, и «заняться лишь важными и конкретными проблемами, затрагивающими нашу национальную жизнь».
В конце того же года в ложе создается «центр исследований по современной истории», а на самом деле — штаб по вмешательству в политическую жизнь Италии.
Он расположился на улице Кондотти, на одном этаже с резиденцией Мальтийского ордена, с которым «П-2» связывает многое.
Ложа заводит собственное агентство ОП («Оссерваторе политико»), во главе которого становится генерал секретных служб Фальде, а непосредственно руководит им журналист Мино Пекорелли. Агентство подает условные знаки «братьям», а также шантажирует политических деятелей. Этой цели служит добытое Джелли досье секретных служб Италии, охватывающее десятки тысяч человек.
«П-2» стремительно разрастается.
Срабатывают прежние связи с Аргентиной. Джелли оказал Перону поддержку в деле возвращения к власти и полетел с ним в Буэнос-Айрес в одном самолете. Отныне он друг его семьи, а также близкого к жене Перона Изабелите мистика и изувера Лопеса Реги, в котором видели одного из создателей «эскадронов смерти» в Аргентине.
По слухам, Джелли удостоен права распоряжаться достоянием семьи Перона. Его сделали советником посольства Аргентины в Риме.
В ложу записались реакционные военные Аргентины: адмирал Массера, генералы Масон и Корте, а также военные и дипломаты Бразилии, ряда других стран Латинской Америки, в частности диктатор Уругвая Альварес.
Джелли становится руководителем международного масонского объединения ОМПАМ — L’organizzazione mondiale per l’assistenza massonica — Всемирная организация масонской помощи. Внутри Италии он
добивается нового успеха — довершает объединение обоих крыльев масонства, прибрав к рукам закрытую ложу «площади Иисуса» «Джустициа э либерта» («Справедливость и свобода»).Среди важнейших членов этой ложи, перешедших к Джелли, были банкир Синдона и прокурор Спаньюоло.
«П-2» сосредоточивает в своих рядах чуть ли не пятую часть всех масонов Великого Востока Италии.
Великий магистр Сальвини практически оттеснен на второй план. Пытаясь противостоять влиянию Джелли, он создает свою собственную секретную ложу «Пропаганда-1». Но «Старшим надзирателем» (масонское звание, дающее право контроля) ложи «П-1» становится не кто иной, как Личо Джелли.
Сальвини пытается опереться на недовольство части масонов диктаторской практикой Джелли, милитаристской, профашистской деятельностью по культивированию заговоров, провокационного терроризма.
Действительно,
Джелли лично дирижировал путчем фашистского иерарха Боргезе, люди которого в декабре 1970 года заняли здание министерства внутренних дел Италии, разобрали там оружие и готовились взять здание римского телевидения, чтобы провозгласить нового диктатора. Джелли лично давал отбой путчу. Ему, а также главе секретных служб генералу Мичели и тем, кто их вдохновлял и проводил «стратегию напряженности», было важно сохранить в Италии боевую силу старых и новых фашистов, использовать ее для шантажа итальянского населения, политических сил, сохраняя за собой регулирующую роль.
Фашисты и военная партия, густо представленные в ложе Джелли, были важны не сами по себе, а как инструмент достижения политических целей — прекращения в Италии сближения католиков и коммунистов, устранения одного из главных архитекторов этого проекта — видного христианского демократа Альдо Моро, сдвига всей ситуации в Италии вправо.
Потрясая палицей переворота, ложа Джелли сдерживала реформаторов, стремилась остановить и повернуть вспять процесс полевения, который вырисовывался на горизонте.
Вспомним, что 1968–1971 годы были годами бурного всплеска молодежного и рабочего движения в Западной Европе. В Париже дело дошло до баррикад. В Риме, других городах страны молодежь занимала университеты.
Демонстрации принимали острый характер, заканчивались схватками с полицией, ранеными, даже убитыми. Молодые священники в ряде мест заняли церкви, выступив против правящих классов, реакционного крыла Ватикана, за «церковь для бедных».
Бунт этот был во многом стихийным, возник, пожалуй, неожиданно для самих левых партий. В него включались ранее довольно инертные, а порой и настроенные в пользу правых сил студенческие массы, дети средних классов, а нередко и отпрыски самых состоятельных семей Италии.
Последние проявляли себя особенно нетерпеливо, требовали сокрушить всю систему школ и университетов — «прислужников капитализма», призывали свергать правительства — «слуг транснациональных компаний». Поджоги машин, автобусов, налеты на оружейные лавки создавали впечатление, будто вот-вот вспыхнет восстание.
Несмотря на антикапиталистическую риторику, в деятельности ультралевых было немало горючего материала, которым могли воспользоваться и правые силы, чтобы попытаться скомпрометировать коммунистов, социалистов и на волне наиболее возбуждающих волнение выступлений попытаться создать правую контрволну.
Неофашистские группы, тренировавшие кадры боевиков на стрельбищах, в кружках карате, кунг-фу, дзюдо, таеквондо, чтобы «дать урок красным», перекрасились, включились в ультралевые эксцессы, провоцировали драки, нападения на стражей порядка, задирали натовские учреждения.
Работая в те годы в Риме, я мог, как говорится, «кожей» ощущать невидимую режиссуру. Она угадывалась за наиболее дикими и бесчеловечными актами терроризма, под которыми «подписывались» левацкие, анархистские организации.
Запомнились взрывы в Риме и Милане.
В Милане в декабре 1969 года в здании местного банка в результате взрыва бомбы было убито и ранено около ста ни в чем не повинных людей.
Полицией были схвачены как организаторы акции бывший танцор римского телевидения Вальпреда и железнодорожник Пинелли, принадлежавшие к анархистским кружкам. Пинелли подвергся «сильному допросу», видимо, был убит и затем «вывалился» из окна полицейского управления.
Неожиданно быстро умер таксист, якобы опознавший в Вальпреде личность, которую он подвозил к банку на площади Фонтана.
Однако уже сообщение о том, что в кружке, где числился Вальпреда, оказался некий Мерлино, настораживало.
Мерлино был неофашистом-фанатиком, ничего общего с анархистами иметь не мог. Незадолго до преступления он совершил с другими активистами-боевиками неофашистской партии инструктивный вояж в Грецию. Захватившие власть «черные полковники» передавали группе опыт фашистского переворота.
Позже посмертно был оправдан «самоубитый» Пинелли, выпущен на волю и Вальпреда.
Выяснилось, что провокация была задумана и осуществлена людьми, подготовленными итальянскими и натовскими секретными службами.
Неофашист Стефано делле Кьяйе получил взрывчатку на натовской базе.
Активист неофашистского движения, идеолог расизма, вдохновлявшийся примерами эсэсовцев, Франко Фреда достал часовые устройства для взрыва.
Основным участникам террористической группы и связанным с ней осведомителям, которым угрожал арест, секретные службы Италии предоставили документы для выезда за границу под крылышко «черного интернационала».
Делле Кьяйе курсировал между Испанией и Францией, Анголой, Чили и Боливией, где поочередно занимался подготовкой боевых групп и контрабандой наркотиков, а временами встречался с сотрудниками итальянских секретных служб. (Лишь в 1987 году его удалось изловить и отправить в Италию.)
Я как-то спросил проживавшего по соседству активиста неофашистской партии, когда радио сообщило, что «левые» сожгли несколько автомашин, принадлежавших работникам НАТО в Риме: «Ваша работа?» Довольно улыбаясь, он подтвердил: «Конечно. Откуда этим папенькиным сынкам (по-итальянски «фильи ди папа») знать, какие машины — натовские. Ведь не они работают с натовцами, а мы».
Весьма странной выглядела и гибель человека, с именем которого было связано рождение так называемых «красных бригад», мультимиллионера, издателя Фельтринелли. Бывший поклонник «дуче», выходец из богатейшей миланской семьи, он сменил ряд «фронтов»,
вышел из компартии и «ушел в подполье», чтобы «делать революцию». Его обнаружили под Миланом подорвавшимся на мине, которой он намеревался вывести из строя электролинию. Не исключено, что, пользуясь его близорукостью (эксцентричный миллионер-революционер носил очки с максимальными диоптриями), чьи-то руки переставили взрывное устройство на короткий завод. Похоже, что кому-то было нужно устранить непредсказуемого Фельтринелли, чтобы реорганизовать его дилетантскую группу в такую террористическую организацию, которой можно было бы без труда манипулировать.
Трудно, конечно, было тогда разглядеть истинную роль ложи «П-2», где в одном строю «работали» организаторы терроризма из секретных служб и генералы, которым было поручено бороться с терроризмом, банкиры, промышлявшие спекуляциями, контрабандой валюты, и руководители «финансовой гвардии», которые должны были бы их ловить.
Комиссия итальянского парламента перечислила преступления, за которыми скрывалась «подрывная ложа».
Люди Джелли командовали правыми заговорами наподобие путча Боргезе или заговора «розы ветров».
По-итальянски название «роза дей венти» имеет двойное прочтение— не только «роза ветров», но и «группа двадцати».
Этот разветвленный заговор и в самом деле опирался сперва на двадцать, а потом на двадцать четыре группы.
В руководство «розы» входили члены ложи «П-2» генералы Риччи и Нарделла. В основу был положен уже упоминавшийся план НАТО на случай «чрезвычайного положения», вызванного «левыми» выступлениями.
Предусматривалось отрезать Рим от промышленного Севера действиями отборных частей, связанных с натовскими базами (3-й армейский корпус и танковый полк, которым командовал Риччи).
Предполагалось ликвидировать руководство левых партий и профсоюзов, упразднить парламент, установить в стране военную диктатуру.
В качестве детонатора для выступлений предусматривалось с помощью людей из «П-2» организовать вооруженные провокации против армейских частей на севере Италии.
Акцией, которая должна была подстегнуть общественность, был взрыв в поезде «Италикус» в августе 1974 года, приведший к тяжелым человеческим жертвам.
Он был организован через масона-фашиста Синьорелли, выступавшего за слияние ультралевых и ультраправых сил в цели — дестабилизировать обстановку в Италии.
Название его группы «Терца позицьоне» («Третья позиция»).
Джелли, как показал один из обвиняемых, лично передал руководителю фашистских боевиков чемоданчик с деньгами на покупку бомб и оружия.
До этого безуспешной попыткой дать повод к выступлениям армии было покушение на премьер-министра Италии Румора в Милане в мае 1973 года.
Подготовленный в Израиле террорист Бертоли был доставлен из киббуца в Милан и во время церемонии открытия памятника полицейскому комиссару Калабрези, допрашивавшему Пинелли (Калабрези был убит террористами), бросил гранату. Были раненые, но премьер-министр спасся.
Параллельно в Турине готовился так называемый «белый» заговор Соньо, агента ЦРУ, засланного в свое время в партизанское движение Италии, тоже члена ложи «П-2».
После войны по поручению Даллеса он создавал в Италии «желтые» профсоюзы, формировал подрывные организации «Мир и свобода», «Комитет демократического сопротивления». Его услуги оплачивало не только ЦРУ, но и итальянские монополии, в частности «фиат», на предприятиях которой Соньо удалось ослабить профсоюзы трудящихся.
Соньо должен был похитить итальянского президента Леоне, заставить его распустить парламент и призвать к власти правительство во главе с фашиствующим масоном Паччарди. По замыслу организаторов, путч должен был быть «яростным, быстрым и беспощадным».
Во время «бескровного переворота», как позже именовали заговор Соньо на судебном процессе, в ходе которого он был оправдан (состав судей был подобран ложей «П-2»), предполагалось физически ликвидировать до двух тысяч политических и профсоюзных руководителей.
Одним из главных направлений орудий заговорщиков были «красные бригады».
Член ложи «П-2» полковник секретных служб Италии Спьяцци, участник вышеупомянутых заговоров, дал позже показания, что его агент Фумагалли, как и Соньо, засланный в свое время к партизанам, имел поручение сформировать первые отряды «красных бригад» на заводах резиновой монополии «Пирелли», организовывать поджоги и взрывы в учреждениях «Пирелли» и «фиат», на поездах в Северной Италии.
С баз НАТО для провокаторов были доставлены взрывчатка и оружие, им было отпущено 20 миллионов лир, с тем чтобы они устраивали нападения на армейские части, убивали пограничников.
Эти убийства, окрашенные в «красные» цвета, должны были послужить сигналом для совместных выступлений верных правым силам военных частей совместно с боевиками фашистских групп «Ордине неро» («Черный порядок») и «Авангуардиа национале» («Национальный авангард»).
Оружие для «красных бригад» частично привозилось из Франции.
Его доставкой занимались организованные по образцу ложи Джелли «храмовники» — масонское отделение, объединяющее высокие чины французской полиции и секретных служб.
Джелли переправлял оружие в Италию и распределял среди верных людей в «красных бригадах».
Слухи о том, что Джелли готовит военный переворот, как мы уже отмечали, беспокоили масонов.
Его приготовления приняли такой размах, что не могли остаться полностью незамеченными «братьями». Этим и объясняется временный успех Сальвини, которому в конце 1974 года на конференции масонов в Неаполе удалось добиться решения об упразднении ложи «П-2».
Ложа, разумеется, не упразднилась. Наоборот, соединенные действия руководителей секретных служб, судебного аппарата, созданных Джелли каналов влияния заставили Сальвини прекратить фронду.
Великому магистру было направлено письмо Джелли, в котором содержалась угроза огласить ряд его незаконных финансовых операций, за которые тот мог угодить за решетку.
Конечно, случаи наживы, хищений, спекуляций вообще нередки среди «братьев». Их даже оправдывают интересами «братства», усиления его влияния в обществе.
Еще в прошлом веке один из таких «братьев» сказал: «Конечно, не все жулики — масоны, но все масоны — жулики».
Шантаж оказался действенным. Он, по-видимому сочетался с нажимом на Сальвини и со стороны американцев. Сальвини отступил. Причем как!
12 мая 1975 года специальным декретом Великий магистр восстановил ложу «П-2». Притом он утвердил особый, ставящий ее выше остальных лож статус, а самого Джелли сделал «почтенным магистром», законным главой ложи.
Джелли не замедлил этим воспользоваться. Вместе с тем «почтенный магистр» не мог не сделать выводов из пережитой встряски. Учитывал он и то, что все усилия ложи в области «стратегии напряженности» в силу развитости рабочего движения Италии, ее «левых» сил приносили результаты, обратные тем, которые были запрограммированы ЦРУ.
Идея о том, что нельзя преодолеть кризис, переживаемый Италией, игнорируя организации трудящихся, стала очевидной, когда
в 1976 году на всеобщих выборах ИКП набрала более 34 процентов голосов. В широких слоях общества и главной правящей партии — христианских демократов — позиции
Альдо Моро, лидера левоцентристского крыла, выступавшего за поиск компромисса с коммунистами, создание общенационального консенсуса, получали растущую поддержку.
В этих условиях Джелли и его хозяева сочли за благо подумать о замене поизносившейся стратегии перманентного переворота чем-то более действенным. Идея прямой фашизации существующего в Италии строя стала уступать место идее «переворота изнутри».
Конгломерат сил, сосредоточенных в ложе «П-2», позволял пойти на вариант фактической подмены характера государственной власти при сохранении существующего фасада. Важно было, однако, увести лиц, связанных с подрывной деятельностью «пидуистов» (от итальянского «пи-дуэ» — «П-2»), из-под судебного преследования. Поэтому деятельность ложи стала более скрытной.
На всякий случай Джелли создал запасную штаб-квартиру ложи в Монако, вне границ Италии (так называемый «Комитет Монте-Карло»). Здесь было легче совершать сделки по торговле оружием, планировать спекуляции на бирже, организовывать акты терроризма.
В то время как адвокатам Джелли удалось оправдать организаторов миланских взрывов фашиста Фреду и его друга Вентуру, чуть не угодили за решетку лица, начавшие расследование дел ложи «П-2».
Судебным работникам, занимавшимся этим расследованием, римский судья Галлуччи инкриминировал то, что они в ходе заседаний за государственный счет… пили кофе. Им едва не надели наручники.
Целью было свернуть деятельность парламентской комиссии во главе с депутатом от Христианско-демократической партии, бывшей участницей Сопротивления Тиной Ансельми и скомпрометировать честных судебных работников.
Решительность Ансельми и вмешательство президента-социалиста Пертини позволили снять абсурдное обвинение и довести работу комиссии до принятия согласованного решения.
Сопротивление оказывалось ожесточенное.
В Италии есть пословица «Кто касается проводов — умирает». Такими «проводами» были преступления с участием масонов из ложи «П-2».
Следователи и судебные работники, честно выполнявшие свой долг и нащупавшие связь между разгулом терроризма в Италии и тайными покровителями из входящих в масонские ложи работников секретных служб, либо отстранялись от следствия, либо подставлялись под пули наемных убийц.
Так погиб прокурор Оккорсио, заподозривший «масонский след» в серии террористических актов в Италии. Как показал перед комиссией полицейский руководитель Чоппа, член «П-2», он встретил «магистра» Джелли в приемной Оккорсио за два дня до убийства последнего. Руками «террористов» были убиты прокуроры Амато, Пальма и многие другие.
Мы еще вернемся к практике убийств. А сейчас продолжим рассказ о проекте еще одного «бескровного переворота», который был разработан в ложе Джелли на рубеже 1975–1976 годов и получил название «плана демократического возрождения».
По заключению комиссии итальянского парламента, заговорщики ставили задачей осуществлять негласный контроль над системой в целях «более тонкого, но не менее опасного подрыва демократических порядков» в Италии.
Правда, когда знакомишься с содержанием плана Джелли, то он кажется не столь уж «тонким» или «негласным».
Вот его компоненты, приведенные в документе комиссии.
Во-первых, планировалось «во имя свободы антенны» упразднить римское радио и телевидение. Не полагаясь на «своих людей», которые контролировали содержание ряда ведущих программ, Джелли решает вообще лишить итальянцев возможности получения какой-либо информации, которая не фабриковалась бы его группой.
Остается привести личную прозу Джелли с тем ее стилем, который со времен исключения будущего «магистра» из школы улучшился незначительно.
Итак, «план демократического возрождения», по Джелли:
«Первейшей целью и необходимой предпосылкой операции является создание клуба (по однородности компонентов напоминающего тип «Ротари»,[11] где были бы представлены на лучших уровнях деятели мира предпринимателей и финансов, представители либеральных профессий, общественные администраторы и судебные работники, а также очень немногочисленные и отборные политические деятели, число которых не превышало бы 30–40 единиц.
Входящие сюда люди должны быть единообразными в своем восприятии вещей, в своем бескорыстии и моральной твердости, чтобы создать подлинный комитет гарантов, в то время как политики не сочтут за труд осуществлять планы в отношении дружественных национальных сил и иностранных сил, которые захотят их поддержать. Важно сразу же установить прочные связи с международным масонством».
Не будем лишний раз иронизировать по поводу «бескорыстия и моральной твердости» организаторов жульничеств и убийств. Обратимся к существу дела.
Итак, командовать Италией предлагалось комитету богачей.
Политикам оставалось выполнять их команды, чтобы подчинить страну «дружественным» силам, среди которых Джелли выделяет «международное масонство».
Парламентская комиссия справедливо увидела в кабинете богачей «точное и исчерпывающее отражение ложи «Пропаганда», «циничный замысел» править страной сверху, с помощью технократов, используя политиков в качестве прислуги, причем даже неважно, к каким партиям они принадлежат, — лишь бы подчинялись.
Об общественном мнении, парламенте, самом народе даже и речи не шло. Править должны «избранные», а трудящиеся, их партии и профсоюзы, если они вообще будут сохранены, пусть помалкивают, не мешают делать прибыли и проводить политику, угодную «международному масонству».
Диктат в отношении собственного народа, прислужничество в отношении боссов «международного масонства» — таков проект Джелли. Он именовался «планом демократического возрождения», хотя его было бы пристойнее именовать «планом авторитарного удушения».
Решимость вдохновителей Джелли провести данный план в жизнь вряд ли вызывает сомнения. Оккультное, неконтролируемое влияние лиц, собранных под знамена масонской ложи, рассматривалось как решающий фактор.
Ложа имела нужных людей на ключевых постах, она пользовалась неограниченной поддержкой капитанов индустрии и банков, возможностями секретных служб организовывать преступления, когда считалось нужным. Но многое ей, конечно, и препятствовало — рабочее движение, тенденции к сближению трудящихся-католиков с левыми партиями. Идея блока «клерико-коммунистов» была особо ненавистной для крупной буржуазии, хозяев ложи «П-2».
И субъект для нового, самого крупного преступления был определен: Альдо Моро, председатель Христианско-демократической партии. Упорный сторонник коалиции «национального согласия», Моро, кроме того, являлся сторонником разрядки.
Именно он подписывал в Хельсинки от имени Италии знаменитое Соглашение, которое имело целью установить новый кодекс поведения стран в Европе, соблюдать интересы безопасности друг друга, развивать международное взаимопонимание и сотрудничество.
Акция против Моро вызревала в острый момент.
В НАТО доводились до готовности схемы «довооружения», включавшие размещение американских ядерных ракет на территории союзников, в том числе и в Комизо, на Сицилии.
Приход к власти в Италии правительственной коалиции, которая считалась бы с мнением коммунистов, мог сорвать согласие итальянцев на эти действия, затормозить планы перевооружения НАТО.
Несмотря на то, что Моро не занимал к тому времени какой-либо государственный пост, его авторитет в стране был бесспорен. Позиции Моро по международным вопросам были хорошо известны.
В 1949 году он сдержанно, если не сказать больше, относился к вступлению Италии в НАТО, а в дальнейшем проявлял настороженность ко всему, что могло бы поставить под угрозу суверенитет и безопасность страны.
Руководители внешней политики США Бжезинский и Киссинджер неприязненно относились к Моро.
В начале 1978 года посланника Моро, который пытался прощупать возможность визита в США итальянского политического деятеля, встретили в Вашингтоне с ледяной холодностью.
Помощник Бжезинского сообщил ему, что в американской столице «никто не желает встречаться с Моро». 12 января того же года госдепартамент США опубликовал заявление, в котором категорически высказался против любой формы допуска коммунистов в правительства как Италии, так и Франции.
Моро начал опасаться за свою жизнь. «Ты увидишь, — говорил он незадолго до гибели своему другу, сенатору от ХДП Червоне, — нас заставят дорого заплатить за нашу политику». «Кто?» — «Наши противники, внутренние и внешние. Я, например, чувствую, что меня не понимают в Соединенных Штатах и отчасти в ФРГ».
«Внутренние» противники не могли забыть и того, что
Моро участвовал в разработке статьи 18 итальянской конституции, запрещающей создание и деятельность секретных обществ в Италии. Ее формулировка как бы предугадывала, куда будет направлена деятельность реформируемых американцами масонских лож, будущую роль секретных обществ «каменщиков» в «стратегии напряженности», покушениях на суверенитет Италии.
Моро был похищен пресловутыми «красными бригадами» 16 марта 1978 года, через две недели после того, как посол США в Риме Гарднер назвал его «наиболее опасной и двусмысленной личностью на итальянской политической сцене».
День был выбран не случайно. Моро должен был представить парламенту свой план сотрудничества демохристиан с главной партией трудящихся — коммунистами. Этот план был делом его жизни.
Внешняя канва «дела Моро» хорошо известна.
Террористами руководил Марио Моретти, возглавивший «красные бригады» после того, как был убит (или погиб) Фельтринелли и арестован другой лидер ультралевых — Ренато Курчо. При Моретти действия «бригад» стали беспощадными, кровавыми. В 1977 году на его счету 3, в следующем — уже 16 убийств.
Моретти — друг Коррадо Симиони, руководителя группы «сверхподпольщиков» («суперкландестини»).
После ряда экспроприации, то есть ограблений, обогативших лично членов этой группы, ее лидеры сочли за благо обосноваться в Париже.
Они создали здесь языковую школу «Гиперион», имевшую филиалы почти во всех столицах Западной Европы.
Среди ультралевых «суперкландестини» иронически называли «товарищами, занятыми накоплением капитала».
Их глава Симиони, изгнанный из Итальянской социалистической партии за «аморальное поведение», устремился изучать «проблемы искусства».
Где? В миланском отделении американского информационного агентства ЮСИС (ЮСИА), близкого к ЦРУ.
Затем на него снизошло религиозное томление. Он переключился на изучение теологии. «Изучал» он ее в Мюнхене, в отчине крайне правых в ФРГ, месте, где тренировались отряды неонацистов.
В Италию он возвращается уже «ультралевым». В нем сразу заподозрили провокатора, а газета «Лотта континуа» сообщила, что имя Симиони числится в списке агентов ЦРУ в Италии.
Вот к такому человеку был близок руководитель «красных бригад» Моретти.
Он постоянно ускользал от облав, тогда как его соучастники попадали под арест.
Бывший агент ЦРУ Гонсалес-Мата в своей книге «Подлинные властелины мира» намекал на его связь с полицией.
А корреспондент газеты «Репубблика» Виллорези пришел к выводу, что Моретти был внедрен в «красные бригады» извне.
«Внешней силе, — писал он, — достаточно устроить своего человека в руководстве, чтобы сделать всю организацию дисциплинированным и слепым инструментом чужой воли».
Адрес поставивших Моретти во главе «красных бригад» прочитывался без труда.
В архивах итальянской полиции Виллорези нашел такую запись:
«Подозревают, что парижская школа «Гиперион» является наиболее важным прикрытием ЦРУ в Западной Европе». Именно через эту «школу» идет снабжение террористов всех мастей оружием, взрывчаткой, осуществляется контроль за их действиями.
Если учесть, что итальянские секретные службы, которым было поручено ловить террористов и вызволять Моро, находились в руках членов ложи «П-2», а сам Джелли был советником по «делу Моро» при главе СИСМИ генерале Сантовито и главе СИСДЕ, секретной службы МВД Грассини, то можно представить, в какой адской ловушке оказался похищенный итальянский политический деятель.
Моро несомненно догадывался о координации действий между псевдокрасными «бригадами» и своими «внутренними и внешними» противниками.
Во время допросов, которые проводили Моретти и его «команда», Моро, согласно показаниям пойманных впоследствии членов «бригады», спросил: «Не американцы ли поручили вам меня убрать?»
10 апреля 1978 года в одном из писем из «плена», когда он обнаружил, что его коллеги по партии, особенно ее правое крыло, не хотят принимать никаких мер по его освобождению, председатель ХДП пишет ключевые слова: «Возможно, в этой жесткой по отношению ко мне позиции скрываются американская или западногерманская установки». А двойное образование Симиони — как американского «искусствоведа» и «теолога» из ФРГ — перекликается со словами Альдо Моро об «американских и западногерманских установках».
Остается добавить, что «ультралевый» миллионер Росселлини, непонятно кем информированный, объявил по своему радиопередатчику «Читта футура» о возможном похищении Моро за 45 минут до того, как это случилось.
Через пару лет Росселлини увидели в компании французских «новых философов», нелегально переходящих афганскую границу. Их задача — установить нелегальные передатчики с подстрекательскими записями на русском языке. Не появляется ли аналогия с последующим проникновением сходных личностей с Запада на территорию Чечни?
Чтобы объяснить резкие повороты Симиони и Росселлини, понять логику
Моретти, который настоял на убийстве Моро 9 мая 1978 года вопреки мнению других руководителей «красных бригад», остается поставить в знаменатель два слова — ЦРУ — «П-2».
Только они могли обеспечить преступникам безнаказанность, несмотря на то, что полиция уже располагала адресом их штаб-квартиры на улице Градоли в Риме.
Вместо того чтобы поймать руководителей группы по этому адресу, полиция предприняла шумные операции в городке того же названия в провинции Витербо, как бы предупреждая террористов, что Градоли под угрозой.
Затем все же один из полицейских постучал в дверь, за которой могли быть похитители, но, «поскольку ему не ответили», ушел, доложив начальству, что там никого нет.
И только после того как рассеянные террористы забыли закрыть у себя кран и вниз стала протекать вода, секретные службы по жалобе жильцов вскрыли дверь. Они обнаружили пишущую машинку, на которой печатались так называемые «коммюнике» преступников, фальшивые номера машин, подложные документы и другой реквизит.
Операцию по обыску провели с таким шумом, что, по наблюдению журналистов, одна из предполагаемых террористок, прибывшая на улицу Градоли на мотоцикле, сообразила в чем дело, и скрылась, сумев, видимо, оповестить сообщников о нависшей опасности.
Полиции, как потом сообщила вдова Моро, было заранее известно о прибытии в Рим группы террористов и о том, что за машиной ее мужа начали слежку неизвестные. Ему отказались предоставить бронированную машину. Последние недели усилился шантаж в отношении Альдо Моро. Ему еще раз предлагали прекратить политическую деятельность, отступиться от своего проекта.
Подозрение, что Джелли был одним из вдохновителей преступлений, возникало и у самих полицейских. Так, полицейский квестор города Ареццо, где, как мы помним, обосновался «почтенный магистр», получил из Рима от своего руководителя Сантилло указание расследовать роль Джелли как одного из возможных вдохновителей похищения.
Но как только отдельные чиновники старались выполнить это указание, они сталкивались с непреодолимой стеной.
Ведь генерал Грассини, глава секретной службы МВД Италии, которому подчинялся квестор Ареццо, сам являлся членом ложи «П-2». Он не только не допускал каких-либо действий против своего негласного патрона, но все операции по сбору и обработке информации о похищении Моро, как свидетельствует его подчиненный, сосредоточил в руках Джелли!
Как показал полицейский чин МВД Чоппа, член «П-2», подготовленные министерством бумаги о «деле Моро» были разработаны на совещании в МВД с участием Джелли. «Глава ложи, — говорится в документе итальянской парламентской комиссии, — действовал, таким образом, почти официально, будучи внедрен на высшем уровне в один из жизненных центров государства».
Цели, преследовавшиеся похищением и устранением Моро, фактически были достигнуты. Идея национального согласия была похоронена вместе с ее инициатором. В Италии активизировались правые силы. Стране были навязаны американские ракеты.
Смерть Моро оставила тяжелейший след в истории страны. Никогда банда Джелли не была столь близка к успеху. Но тягчайшее преступление вызвало и другую реакцию. Большинство итальянцев заняло активную позицию против разгула терроризма и попустительства секретных служб. В рядах самих террористов началось брожение. Некоторые из них отмежевались от подобных действий, заявили о раскаянии.
Почти все лица, занимавшиеся операцией на улице Фани, где произошло похищение Моро, были выловлены. Партии «стратегии напряженности» теперь нужно было думать о новых средствах провокаций, о сколачивании или использовании иных групп и организаций.
К этому прибавилась грызня между финансовыми центрами масонства.
На смену Синдоне, арестованному американцами, пришел директор миланского «Банко Амброзиано» Кальви. Он и стал новым банкиром «П-2».
Традиционно сотрудничающий с Ватиканом, этот банк предпринял энергичное наступление на внутренних и внешних рынках.
Если прибавить сюда другого банкира ложи «П-2» Ортолани, также связанного с финансами Ватикана и Мальтийского ордена, совладельца вместе с Джелли цепи банковских учреждений Латинской Америки, то таким образом создалась своего рода уния «католического» капитала, потеснившего интересы «светского» капитала, вокруг которого традиционно группировались итальянские масоны, придерживающиеся антиклерикальных традиций. Новая группировка теснила старые.
Особые доходы ей давал сбыт оружия в Латинскую Америку, продажа нефти, текстильный демпинг. Не меньше выгоды приносили операции по «отбеливанию» полученных от мафии, каморры, ндрагетты (итальянских преступных организаций) денег, нажитых вымогательством, грабежами.
Спекуляции через фиктивные «общества» позволяли удваивать и утраивать капиталы, продавать на международных рынках фальшивые акции. Банкиры ложи Джелли и сам «магистр» в безудержной погоне за наживой бросали вызов сложившемуся соотношению сил среди итальянских денежных тузов.
Эти противоречия не могли быть сглажены общностью масонского антуража. Как говорится, дружба дружбой, а денежки врозь. Опираясь на связи в международных банковских домах Лазара, Ротшильдов и других, «светские» бароны финансов Италии стали ставить учреждениям Джелли одну подножку за другой, выводить на чистую воду махинации, которые лишь они, умудренные вековым опытом владения деньгами, и могли выявить. Это с их помощью удалось посадить Синдону, который к тому же неосторожно «заказал» убийство следователя Амброзоли, распутывавшего комбинации сицилийского магната.
Настала очередь и Кальви.
Недоверчивый и замкнутый «банкир с ледяным взглядом», как его живописали итальянские журналисты, тем не менее оказался весьма доверчив к масонам, уверовав, что всегда и во всем «братья» его выручат.
Внушительной силой, стоявшей, как ему казалось, на его стороне, был
Институт религиозных дел, финансовый центр Ватикана, глава которого американский архиепископ Марцинкус проводил через банк Кальви рискованные операции.
Сюда прибавлялись аферы Джелли. Если Джелли за счет Кальви отправлял латиноамериканским диктаторам, особенно аргентинским военным, партии оружия, то Марцинкус через банк Кальви финансировал польскую «Солидарность» во главе с Валенсой. Операции эти направлялись Центральным разведывательным управлением США.
Полагают, что Марцинкус не порывал отношений с «фирмой», в которой работал со времен, когда она еще именовалась Управлением стратегических служб. (Лишь в марте 1989 года Ватикан отправил супердинамичного прелата на пенсию.)
Кальви впутали и в операции по «покупке» крупнейших органов итальянской прессы, в частности издательского дома Риццоли и одной из самых престижных газет Италии «Коррьере делла сера».
Немалых денег требовал и издающийся в Милане личный еженедельник «почтенного магистра» «Сеттиманале».
Сюда следовало прибавить миллионные подачки людям из аппарата правящих партий.
Дефицит индивидуальности банка Кальви стремительно разрастался и превысил полтора миллиарда долларов! Банк не справлялся с текущими выплатами.
Банкир был посажен под домашний арест, потом выпущен. Одно время казалось, что компромисс будет найден: главный его оппонент, владелец фирмы «Оливетти» (и вместе с братом хозяин доброй доли итальянских банков) Карло де Бенедетти, согласился войти в руководство банка Кальви. Вошел, ознакомился с его счетами и незамедлительно вышел. После этого банк был обречен.
Марцинкус отказался помочь. По подложному паспорту Кальви выехал в Лондон, где надеялся получить заем у английских банкиров-масонов. Выведенный из себя серией обманов и отказов, он пригрозил разоблачить махинации «братьев», бессовестно обобравших его банк, а также делишки Марцинкуса. Это было крайне неосторожно.
Финал известен: Кальви был повешен наемными убийцами под мостом «Черных братьев» в Лондоне. Скорее всего, это сделали люди мафии, услугами которой часто пользовались Джелли и его лица.
Но еще до этого немаловажного в истории ложи «П-2» криминального эпизода империя Джелли стала давать трещины. Убийства следователей, махинации прокуратуры не могли полностью затормозить расследования преступлений «магистра».
Обнаружение списков ложи, собственно, лишь довершило дело.
«Почтенный магистр» был вынужден бежать в Америку. Он затем ненадолго появился в Европе. Изменив внешность, отпустив и покрасив в черное усы, пытался снять свои миллионы долларов в женевском банке. Но был схвачен, посажен в швейцарскую тюрьму. Однако перед тем как его должны были выдать судебным властям Италии, с помощью «братьев» Джелли бежал вновь. Бежал в Латинскую Америку, под крылышко ЦРУ. Оттуда вновь посылал «сигналы», шантажировал прежних компаньонов, политиков, финансистов.
А в сентябре 1987 года объявился в Женеве в сопровождении сразу четырех адвокатов, с явным намерением добиваться реабилитации, восстановления чести масонского мундира и… права доступа к деньгам в швейцарских банках.
Посаженный в ту же тюрьму Шан Доллон, откуда бежал, Джелли стал выторговывать условия своей выдачи итальянским судебным властям. Главное — обойтись домашним арестом.
Известно, насколько малокомфортабельны тюремные помещения на Апеннинах и к тому же небезопасны.
Весной 1986 года банкир ложи «П-2» Синдона, выданный все же американцами Италии и приговоренный здесь к пожизненному заключению, был отравлен в миланской тюрьме цианистым калием, поданным с чашечкой кофе. Правда, для Джелли это имело и свою положительную сторону — был устранен очень осведомленный «брат».
А вскоре «неожиданно» умер еще один опаснейший свидетель — адвокат Федеричи, знавший подноготную об отношениях «магистра» с ЦРУ, о его крупных мошенничествах.
Не оттого ли осмелел глава ложи «П-2» и разыграл возвращение блудного сына? Тем не менее пока шел торг, суд во Флоренции приговорил Джелли к 8 годам тюрьмы за соучастие в фашистском терроре.
В середине февраля 1988 года «досточтимый мастер» наконец был передан итальянскому суду, но вскоре оказался на свободе и тут же пригрозил обидчикам опубликованием своих разоблачений.
Весной 1989 года он издал апологетическую книгу под напыщенным названием «Истина».
А затем новый поворот в судьбе авантюриста — он исчез из своей виллы в Ареццо, где находился под домашним арестом, и был обнаружен полицией в Южной Франции.
Джелли был почти неузнаваем — отрастил бороду, покрасил волосы.
Опознали его, однако, в связи с появлением около его нового убежища группы родных. Его вновь посадили, на этот раз, кажется, основательно.
Как сложится далее судьба бывшего фашиста и мошенника, волей ЦРУ оказавшегося на вершине невидимой «пирамиды», чуть не завладевшей Италией, не так уж важно.
Важнее другое — кто или что позволило «матраснику», наживавшемуся на подрядах для баз НАТО в Италии, сыграть роль, намного превосходящую его природные способности?
Двух суждений быть не может: Джелли был вознесен столь высоко лишь потому, что сам являлся орудием в чужих руках.
К такому заключению пришла комиссия итальянского парламента, более двух лет кропотливо собиравшая данные о заговоре ложи «П-2».
Отметив, что функции, которые осуществляла ложа «П-2», были, «бесспорно, слишком велики для такого персонажа, как Личо Джелли»,
комиссия выдвинула следующую гипотезу: над «пирамидой» магистра высилась иная, главная «пирамида», которая и диктовала магистру «конечные цели».Комиссия уклончиво заметила: «Какие силы действуют в верхней структуре, нам знать не дано даже в самых общих выражениях, кроме идентификации отношений, связывающих Джелли с секретными службами» (читай: ЦРУ).
Это полупризнание, однако, становится менее туманным, если, следуя совету авторов документа, посмотреть «за рамки домашних горизонтов» Италии.
Над «пирамидой» итальянского масонства вознеслась и была связана с ней «пирамида» определенных кругов американского масонства, представляющего политико-финансовые олигархии США. Уход Джелли со сцены встревожил верхнюю «пирамиду».
В Италию из Соединенных Штатов Америки прибыла внушительная делегация американских масонов из «Международной лиги прав человека».Их приняли советники премьер-министра Италии. Свое негодующее заявление американцы адресовали итальянской «Лиге защиты прав человека». Лучшего адреса, поистине, не найти: ее возглавлял Бандьера, член ложи «П-2»!(Пусть не удивляет тот факт, что права миллионера выдаются за права человека. Вообще,
большинство лиг по защите прав человека на Западе являются разновидностями масонских лож.)
Когда же стало ясно, что Джелли скомпрометирован окончательно и надежд на его реабилитацию нет, его «друзья», как по команде, повернулись на 180 градусов.
Джелли и его ложа после всех панегириков были объявлены «еретиками» масонства. Мало того, Джелли, оказывается, действовал… по велению Советского Союза! Он ни больше ни меньше… агент КГБ.
Последний тезис был сработан в спешке через две недели после захвата списков ложи.
3 апреля 1981 года в записках, подготовленных для руководителя секретной службы министерства обороны генерала Сантовито, уже выдвигается версия о «заговоре с Востока», «центральной движущей силой которого является Джелли». Сами члены ложи «П-2», дескать, ничего не знали и не ведали.
«Гипотеза» о Джелли как агенте Востока сочтена «очень интересной».
В последующих записях генерала эти линии развиты дальше: оказывается, и списки, обнаруженные в Кастильон Фибокки, «неверны». Их «нарочно» подсунул Джелли, чтобы дестабилизировать Италию, «нанести государству удар в сердце».
Да и сам скандал с «П-2», как и совершенное 13 мая 1981 года покушение на папу, часть все того же «дестабилизирующего замысла».
Сантовито, член ложи «П-2», хотел, понятно, обелить себя и подсунул общественности то, что Стивен Найт называл «дезинформацией масонства».
Только на этот раз она по совместительству была и дезинформацией ЦРУ, ибо соединяли воедино крушение своего кумира и идею изобразить покушение на папу следствием «заговора с Востока» профессиональные дезинформаторы ЦРУ, которые уже тогда стряпали громко провалившееся «дело Антонова».
Турецкого киллера фашиста Агджу, стрелявшего в папу, обрабатывали в тюрьме с помощью агента полиции, по совместительству члена «красных бригад», Сендзани, а затем выпустили в качестве свидетеля на процессе против служащего болгарских авиалиний Антонова, обвиненного в подготовке покушения на папу римского.
Сценарий этих провокаций писали бывший резидент ЦРУ в Турции Пол Хенци, имевший связи с турецкими фашистами из организации «серых волков», и специалист ЦРУ по дезинформации журналистка Клер Стерлинг.
Но первым сочинял эти строки для Сантовито, это можно сказать без боязни ошибиться, новый Калиостро, припасенный ЦРУ вместо Джелли. Ему вручили все «хозяйство» — руководство итальянскими секретными службами, их провокациями и бразды правления над итальянским «братством».
Его имя — Франческо Пацьенца. Работник ЦРУ Джильотти, прислужник ЦРУ Джелли, агент ЦРУ Пацьенца — круг замкнулся.
На роли Пацьенцы мы еще остановимся. Ограничимся пока фрагментом из неоднократно цитировавшегося документа парламентской комиссии Италии. «Ставит немало вопросов тот факт, что Сантовито в последний период был человеком, связанным с Франческо Пацьенцей, и что сам Пацьенца, похоже, находится в диалектической связи с заменой Джелли, появившись в Италии примерно в тот же момент, когда джеллианская империя дала первые признаки крушения».
И другое. У СИСДЕ, секретной службы МВД, которой ранее в ответ на запросы нечего было сказать что-либо о Джелли, после того как ее шеф — член «П-2» генерал Грассини уступил место генералу Де Франческо, сразу отыскались нужные материалы.
В них отмечалось, что Джелли «в больших масштабах занимался контрабандой золота из Южной Африки и реализовал его через Цюрих».
Что он, оказывается, был подключен Вашингтоном к операциям по освобождению заложников в Тегеране. Признавался вклад Джелли в кампании по некоторым президентским выборам на Западе, как в Америке, так и Европе.
Подтвердилось, что «Джелли принимал участие в инаугурации трех (!) американских президентов Форда, Картера и Рейгана».Что же касается тезиса о связи Джелли «со службами Востока», то «эти предположения не нашли никакого подтверждения».
Новому главе секретной службы не было необходимости лгать, поскольку он не входил в джеллиевскую команду и до него не дотянулась пока рука нового наместника США— Пацьенцы. Но не будем питать иллюзий.
Она вскоре дотянулась до заместителя министра внутренних дел Италии Франческо Маццолы. Пацьенца перевел его в секретную службу министерства обороны СИСМИ, удвоив зарплату. Пацьенца подключил его и секретные службы Италии, всю масонскую рать ложи «П-2» к стряпанию «дела Антонова», гнуснейшей международной провокации. И Маццола побил все рекорды лжи, расписывая перед британскими журналистами «болгарский след».
Резюмируем.
Джелли и «вершина» переформированного итальянского масонства — ложа «Пропаганда-2» — несомненное творение военно-промышленного комплекса США и его слуги — разведки США.
Лучше всего о «почтенном магистре», «П-2» и невидимой армии лиц в масонских фартуках сказал член ложи «П-2», руководитель ее агентства, журналист Мино Пекорелли, тот самый, которому Джелли вручил в свое время досье на итальянских политических и профсоюзных деятелей: «Промышленники и финансисты, политические деятели, генералы и судебные чиновники, принося клятву верности масонству, тем самым становились на службу ЦРУ США».
Нельзя понять, почему Пекорелли повернул в сторону разоблачений деяний бывшего своего друга Джелли и ложи «П-2». Может быть, убийство Моро сыграло роль в его прозрении?
Пекорелли писал, что убийство Моро «не имеет ничего общего с «красными бригадами», и обещал рассказать в этой связи кое-что новое о «магистре». Если это было действительно прозрение, то оно было оплачено дорогой ценой.
В начале 1979 года Пекорелли был убит у своего дома пулей в рот. Так мафия расправляется с теми, кто, по ее мнению, говорит лишнее. Только вряд ли убийство было нужно самой мафии. Ей-то Пекорелли не был опасен. Одно несомненно: Пекорелли был убит за то, что мог высказать тщательно скрываемую правду.
В одном из интервью Джелли уверял, что «масонская вендетта — это средневековая басня». Однако вереница загадочных смертей тех, кто мог помешать «братьям», в том числе и самих членов «братства», столь длинна, что ее не назовешь случайностью.
Сами «братья» упорно отрицают, что прибегают к мести в отношении тех, кто, по их мнению, «проштрафился» или им неугоден. Личо Джелли с порога отвергал адресованные ему обвинения в расправе над «братом» из «П-2» Мино Пекорелли, обещавшим разоблачить деяния «почтенного магистра».
Член «П-2» банкир Синдона, однако, был признан виновным в том, что организовал убийство следователя Амброзоли, распутавшего его противозаконные комбинации по созданию фальшивых «филиалов» и незаконному экспорту валюты. Но и сам банкир был устранен, выпив чашечку кофе с цианистым калием.
Так как же быть с местью? Она может быть весьма разнообразной. Стив Найт, автор книги о секретном братстве масонов, беседовал о возможности «наказания» с масоном, которого назвал Кристофером. Беседа поучительна. «Национальная организация масонов, — сказал Кристофер, — включающая лиц самых различных профессий, обеспечивает возможности создания системы частного сыска, которая поражает воображение.
Очень быстро можно собрать деликатную информацию о любом гражданине в стране через бесконечные масонские контакты — в полиции, среди юристов, банковских менеджеров, в почтовых ведомствах — «передача копий получаемых данной персоной писем», у докторов, правительственных чиновников, боссов предприятий и т. д.
Досье личных сведений может быть собрано очень быстро. Когда основные факты жизни персонажа установлены, становятся очевидными зоны его уязвимости. Возможно, у него финансовые трудности либо он обладает пороками, имеет любовницу, в его прошлом есть грехи, которые он скрывает.
Часть информации собирается под тем предлогом, что она нужна, чтобы «помочь брату, попавшему в беду».
А затем вступает в действие механизм уничтожения.
Лицо вдруг получает к срочной оплате завышенные счета. Ему задерживают выплаты, заставляют делать лишнюю бумажную работу, его клиентов побуждают делать ошибочные шаги в ущерб себе.
Масонская полиция может задержать его под фальшивым предлогом — скажем, распространения детской порнографии, торговли наркотиками. Он лишается работы и никогда уже не сможет найти ее. Некоторые после подобного опыта кончают самоубийством.
Так или иначе большинство людей оказываются сломленными. Кончается тем, что вы уже и не знаете, на кого вообще можно положиться.
Вам могут не помочь даже близкие друзья, поскольку в их глазах ваша история будет выглядеть как бред параноика, вас примут за душевнобольного, обвиняющего в заговоре против себя весь мир.
Большинство людей подумают, что это пустая фантазия, и именно такие люди отравят человеку остаток его дней».[12]
Глава 2
Военная прослойка в масонстве
Экскурс в историю — Современные кузнецы оружия. — У каждой базы — своя ложа. — Гонка вооружений под эгидой масонской мифологии.
Военная прослойка в масонстве всегда была традиционно большой и может сравниваться лишь с процентом бизнесменов и финансистов. Она особенно велика для основного в современном масонстве «шотландского ритуала», гордящегося родством с крестоносными рыцарями — «храмовниками». Но и «латинское», «романское», не говоря уже о «тевтонском» или немецком, масонство также культивировало создание военного ядра в «братстве».
Сперва освободительные — на Американском континенте и отчасти в Европе, — а затем и завоевательные, включая колониальные, войны закрепили эти традиции, придали ему дополнительный вес, военные функции совместили с политическими.
Американское масонство, например, рождалось с самого начала в значительной степени как военно-политическое. Военные ложи работали по «старому уставу», были открыты для простых офицеров, моряков, а кроме того, купцов и ремесленников. «Шотландские» ложи получили за океаном большую популярность в связи с доступностью для лиц средней знатности и перспективами быстрого возвышения благодаря принадлежности к «братству». В этих ложах, близких к местному населению, быстрее стали проявляться тенденции к освобождению от британского владычества. В 1759 году английские военные ложи в Канаде избрали собственного гроссмейстера в Квебеке. А в 1769 году ложа Св. Андрея («шотландцы») и три военные ложи организовали в Бостоне «Провинциальную Великую ложу». В 1782 году она была преобразована в «Великую ложу Массачусетса». В Пенсильвании «Великую провинциальную ложу» в 1760 году возглавил богатейший землевладелец Вильям Болл. Мы уже упоминали о том, как в 1752 году в деревушке Фредериксбург был принят в масоны майор королевской армии Джордж Вашингтон, который позже возглавил американское масонство и его борьбу за отделение от Англии.
Орган масонов Нью-Йорка, журнал «Эмпайр стейт мейсон» (1986. Т. 34, № 1. С. 10) так описывает момент принятия Вашингтоном присяги на балконе Федерального здания в Нью-Йорке, который тогда являлся столицей США: «Вместе с ним на балконе находилась группа видных американцев, многие из которых были членами Масонского Братства».
Присягу принимал государственный канцлер Роберт Ливингстон, занимавший тогда пост Великого мастера масонов Нью-Йорка. Библия, на которой принималась присяга, была заимствована из ложи Св. Иоанна мэром Джэкобом Мортоном, Великим секретарем Великой ложи.
«Свободные каменщики Америки, — заключал журнал, — горды той ролью, которую играли члены Братства в этом историческом событии».
«…Весь командующий состав американской армии, начиная с главнокомандующего и кончая низшими офицерскими чинами, принадлежал к числу масонов, — говорится в дореволюционном русском исследовании. — Масонами были также почти все выдающиеся политики этого времени… равно как и большинство народных представителей, подписавшихся под Декларацией независимости в 1776 году и под Союзной Конституцией 1787 года».[13]
Военизированный характер американского масонства отражали и его первые публичные церемониалы. Так, в 1779 году в шествии, устроенном в честь Вашингтона в Филадельфии, непосредственно участвовала армия, а инициатором шествия была военная ложа «Американский союз» (American Union Lodge). Воевавшие с англичанами французы не отставали от них и тоже имели собственные военные ложи. Влиянию масонства во французской армии посвящен ряд специальных исследований, В 1987 году в Париже вышел труд Жан-Люка Куа-Бодэна «Армия и франкмасонство от упадка монархии, в период революции и империи»,[14] в котором отмечается, что пик расцвета влияния «братьев» на армию приходился на эпоху наполеоновских завоеваний. Автор приводит данные известного английского исследователя масонства Гулда, который в книге «Фартук и меч» (1899 г.) сообщил о существовании 400 военных лож в завоеванной Наполеоном Европе.
Ведутся споры о том, принадлежал ли сам Наполеон к масонству, но нет сомнений, что в его возвышении и утверждении у власти масонские связи играли не последнюю роль. Его братья, посаженные править завоеванными странами, крупнейшие маршалы — Сульт, Ней, а также Бернадотт, поставленный во главе Швеции и положивший начало новой династии, являлись одновременно руководителями масонских сообществ. Сам Наполеон (эти его слова вынесены в эпиграф книги Ж.—Л. Куа-Бодэна заявлял: «Военное сообщество является франкмасонством: между ними имеется определенное понимание, которое позволяет им узнавать друг друга повсюду безошибочно, находить и понимать друг друга».
В пьемонтской армии, которой руководили сторонники принятой в масонство Савойской династии, и войсках Гарибальди, завершавших дело объединения Италии, военное масонство также играло значительную роль. Позже их роль лишь усилилась. «Согласно статистике, заслуживающей доверия, — писал исследователь итальянского масонства Спинетти, — в начале этого века ложи посещали до 35 процентов офицеров действительной службы Италии».[15]
Это нередко связывалось с освободительными миссиями, в которых отличались масоны-воины, командующие вроде Боливара или же Гарибальди.
Ныне реквизит мифологического багажа масонства служит удобным флером для боссов военно-промышленного комплекса. Военные программы часто окутываются в одежды понятий и терминов, взятых из греческой, «рыцарской» и иной, связанной с легендами масонства мифологией, благо «братство» претендует на причастность ко всем основным религиям и верованиям.
Это видишь, когда читаешь названия военных маневров вроде «Осенней кузницы», связанной с мифом о происхождении архитектора Соломонова храма от Вулкана, символического кузнеца древности, или относящийся к тому же ряду «Дистант хаммер» («Молот, поражающий далеко»), либо идиллический «Аркадиан экспресс», напоминающий мечту масонов о гармоничной Аркадиис ее потайными символами.
На примере Италии и ложи Джелли видно, как много натовских генералов и адмиралов являются масонами высоких степеней. Масоном высокой степени был командующий 5-й армией США Лемнитцер, с контрразведкой которой сотрудничал Джелли. Сам Лемнитцер еще в ходе войны принимал активное участие в организации сепаратных переговоров с гитлеровскими заправилами. Лемнитцер с 1962 по 1968 год занимал пост верховного главнокомандующего вооруженными силами НАТО.
Интересно, что итальянские секретные службы формировались в 1949 году одновременно с вступлением Италии в НАТО под руководством масона «шотландского обряда», министра обороны Италии Манлио Брозио, впоследствии генерального секретаря НАТО.
Много «братьев» в верхушке НАТО, ее комитетах. Интересующие их вопросы они могут координировать и вне натовских стен, в своих специальных ложах. Ибо практически при каждой базе США или НАТО в любой стране имеются специальные ложи. Они удобны и для контактов с масонами данной страны, для их обработки и использования.
В Италии помимо смешанных лож для офицеров и работников посольства США в Риме — «Колизеум», «Китс» и «Шелли» — были оборудованы специализированные военные ложи. Так, при штабах НАТО и на натовских базах в Италии в конце 50 — начале 60-х годов были созданы специальные ложи для американских офицеров: в Вероне — ложа «Верона Америкен», в Виченце — «Джордж Вашингтон», в Ливорно — «Бенджамин Франклин», в Болонье — «Фьорелло Ла Гуардиа», под Неаполем — «Гарри Трумэн», на базе во Фриули — «Авиано», в Сан-Вито — «Дж. Маккленнан».
В Париже, когда штаб-квартира НАТО базировалась во французской столице, масонская ложа использовалась для дружеских «агапи», ритуализированных банкетов для «братьев» с участием офицеров Франции и других стран. Поскольку Великий Восток Франции имеет свои обряды и более радикальные традиции, то привилегированные отношения были созданы американцами с одним из течений более правого и атлантического толка, так называемой «ложей Нейи», которую французы не без иронии называли «американским Востоком». Курировал отношения с этой ложей лично верховный главнокомандующий НАТО Лемнитцер.
В ФРГ, где особенно много натовских баз и учреждений, масонских заведений оказалось так много, что ложи (их более сорока) пришлось разделить на 10 округов и учредить в Бад-Киссингене их главный центр во главе с Великим мастером. Одним из центров американо-канадских лож является Битбург.
В Греции с натовскими базами связана американо-канадская ложа «Парфенон».
В Турции аналогами являются ложа «Дикмен» в Анкаре, «Фридом» в Стамбуле, «Эфесис» в Измире.
В Испании американские масонские ложи учреждены на военных базах в Сарагосе, Торрехоне, Роте и Севилье.[16]
О месте натовских военных в современных приоритетах американских масонов можно составить представление на примере нью-йоркских «каменщиков». Их журнал «Эмпайр стейт мейсон» (1986. Т. 34. № 1. С. 16), касаясь «важной роли наших масонских братьев во второй мировой войне», поместил следующий панегирик: «Что бы мы смогли сделать без генерала армии Макартура, генералов Маршалла, Брэдли, Уэйнрайта, адмирала Кинга?» В журнале приведен список членов «братства», удостоенных медали Великой ложи Нью-Йорка за минувшие годы. В него вкраплены гражданские лица вроде президента Форда, сенатора Хемфри, а также космонавты Олдрин и Гленн, впрочем, тоже военные.
Основной же состав выглядит так:
1945 год — адмирал Кинг, генерал Маршалл.
1946 год — генералы Брэдли и Уэйнрайт.
1947 год — Гувер, шеф ФБР.
1955 год — генерал Сарнофф.
1959 год — упоминавшийся выше генерал Лемнитцер.
1963 год — упоминавшийся Макартур.
1967 год — адмирал Рейнборн, шеф ЦРУ.
Завершается список именем Дулиттла. Нет, не того, который послужил прообразом Айболита в переложении К. Чуковского, а опять-таки генерала. И не простого. Руководитель секции авиации монополии «Шелл», он в годы войны участвует в первом налете на Токио, командует авиачастями США в Италии и Англии, затем становится директором «Шелл» и ряда концернов, банков, военных лабораторий. Масон 33-й степени с 1945 года, любимец монополий, финансовой олигархии, военно-политического комплекса США. Весьма характерная биография.
Американо-натовские масонские контакты использовались тогда, когда проталкивалось решающее для нового витка гонки вооружений и ломки разрядки решение о так называемом «довооружении» НАТО. Оно предусматривало не только возрастание военных расходов, но и предоставление территорий ряда европейских стран под американские «Першинги» и «Томагавки». Здесь не только ложа Джелли, но и другие масонские связи сыграли свою роль в том, чтобы без шума, в период летних отпусков протащить это щекотливое решение. Пригодился и «плюрализм» ложи Джелли, где фашисты оказались бок о бок с социалистами. Известны тесные связи с масонами, торгующими оружием, социалиста Лелио Лагорио, который был министром обороны.
Крупным торговцем оружия был сам Джелли и его коллеги из верхушки секретных служб Италии. Они обеспечивали нужные контакты с международными дельцами Ближнего Востока.
Разоблачение деятельности Джелли заставило итальянских политических обозревателей под новым углом посмотреть на многие эпизоды истории страны, включая предоставление баз для американских ядерных подводных лодок и атомных ракет. И конечно, использование военно-промышленным комплексом масонских связей сыграло в этом деле определенную роль. Ибо иерархическое здание масонства с его потайными дверцами, комнатами, этажами, где лоб в лоб могут столкнуться в качестве «братьев» лица, принадлежащие, по-видимому, к «непримиримо» борющимся между собой фракциям и партиям, как нельзя лучше приспособлено для подготовки тайных, требующих мимикрии, операций. Трудно придумать другой организм, который так подходил бы для тихого проникновения в чужие государственные и партийные аппараты в интересах монополистического капитала, в том числе и для тайных сделок в области купли-продажи оружия.
В ноябре 1982 года Карло Палермо, итальянский следователь из северного городка Тренто, арестовал международного торговца оружием Анри Арсана и заявил журналистам: «Мы ликвидировали самую колоссальную контрабанду оружием, какую знал мир». Обосновавшийся в Италии ближневосточный делец, как пояснил Палермо, обслуживал сразу два рынка — оружия и наркотиков, а по совместительству работал много лет и на американскую службу борьбы с контрабандой наркотиками — ДЕА.
Сотрудничал он также с ЦРУ и западногерманскими секретными службами, которые через него сбывали «излишки» оружия, такие, как вертолеты «Кобра», танки «Леопард», легкие военные корабли, ракеты, не говоря уже об остальных более мелких видах оружия.
Однако главной опорой афериста были итальянские секретные службы. Член ложи «П-2» подполковник Пульезе с ведома главы секретной службы СИСМИ генерала Сантовито, тоже члена ложи Джелли, в помощь Арсану образовал своего рода консорциум по сбору сведений о международном рынке оружия. В качестве главного эксперта в него входил специалист по ракетам итальянец Партель, в течение 15 лет являвшийся агентом американского Агентства национальной безопасности. Им помогал Джованелли, делец с острова Сардиния, обладавший исключительным правом на поставки для базы американских атомных подводных лодок на острове Маддалена, близ Сардинии.
Друг Сантовито и входившего в ту же ложу бывшего главы службы Мичели, Пульезе был особо полезен связями среди масонов, обслуживающих сектор военного бизнеса. Он также имел связи с итальянскими террористами, в частности контролировал контакты «красных бригад» с сардинскими бандитами. Уже после бегства Джелли в Америку Пульезе вступил в контакт с Великим магистром Великого Востока Италии Армандо Короной. Через Корону некоторые заказчики-масоны хотели удостовериться, действительно ли Пульезе принадлежит к «семье». Как и мафия, масоны называют свое сообщество «семьей».[17]
Клиентура консорциума торговцев смертью была рассеяна по всему свету, равно как и банки, финансировавшие их сделки. Часть банков непосредственно контролировалась ЦРУ. В частности, постоянным их клиентом был «Ньюган Хэнд бэнк» в Австралии, «крыша» ЦРУ, созданная специально для сбыта подпольных партий оружия. (В самих США основной центр по продаже оружия «Коммерс интернешнл» расположен в Майами. Он имеет филиалы в Вашингтоне, Брюсселе, Сингапуре, во Франции.
Как сообщал агент банка «Ньюган Хэнд» из Сиднея Бартоломью, материал для поставок «поступал со складов ЦРУ». Глава банка Фрэнк Ньюган 27 января 1980 года был найден убитым в своей машине. Среди его документов была обнаружена визитная карточка Уильяма Колби, бывшего директора ЦРУ. Однако и после загадочной кончины главы банка Бартоломью оставался контрагентом Арсана и Пульезе. В качестве примера сделок «консорциума» можно привести поиски покупателей для партии в 66 американских «Кобр», вертолетов, предназначавшихся для Ирана. В связи с падением шахского режима они оказались непроданными.[18]
Весьма характерной была сделка с Сомали. Руководство Сомали обратилось к США с просьбой продать большую партию оружия. В Вашингтоне предпочли совершить сделку через итальянских посредников. Летом 1982 года после встречи сторон в римском отеле «Хилтон» была достигнута договоренность о поставках 116 танков М 48-А5, 20 вертолетов «Кобра», одной тысячи ракет «Toy» и другого снаряжения общей стоимостью в 400 миллионов долларов.
В процесс дележа комиссионных, которые полагались участникам сделки, был привлечен также итало-американский актер Россано Брацци, традиционный исполнитель ролей «латинских любовников» в голливудских фильмах. Пульезе снабдил Брацци досье для передачи американцам, в котором расписывались возможности связей итальянского масонства, и в особенности ложи «П-2». А для контактов и уточнения деталей был использован личный телекс Великого магистра Великого Востока Италии Армандо Короны.
Американские банки побоялись все же гарантировать сделку. Тогда к ней были привлечены финансовые круги Итальянской социалистической партии, в частности делец Фердинандо Мах ди Пальмштейн, близкий к премьер-министру. В октябре 1982 года все бумаги были согласованы и подписаны. Министр обороны Италии социалист Лелио Лагорио в то же время прибыл в Могадишо с официальным визитом.
Однако следователь Палермо испортил всю обедню: взял да и арестовал участников «консорциума». Было выдвинуто обвинение и в адрес генерала Сантовито в «личном и непосредственном участии» в продаже оружия.
В бумагах, телексах и других документах «консорциума» следователь отыскал следы большого числа подобных негласных сделок.
В интервью журналистам Палермо заявил:
«Продажа оружия обеспечивает головокружительные прибыли».[19] Выяснилось, что все это подпольное предприятие было окрещено Пульезе «Горусом». С Гором, сыном Озириса и Изиды, древнеегипетским божеством, связаны многозначительные ритуалы в масонских ложах.
Древнее имя прикрывало суперсовременные и супербесчестные сделки, сулившие золотые горы как американским, так и итальянским «братьям». Почему бесчестные? Ведь бизнес есть бизнес, не так ли? Но и мораль торговцев отличает официальные сделки от контрабандных, где ко всему приплюсовывается, как было в «Горусе», еще стоимость наркотиков и где в широких масштабах практиковались операции подкупа, взяток, обмана и шантажа.
Пожалуй, некоторые из приемов надувательства настолько колоритны, что будут интересны читателям. У итальянцев для случаев наиболее вульгарного обмана имеется термин «бидоната». Он подходит и для наших примеров.
Итак, «бидоната» 1.Сын владелицы башмачного магазина в городке Кьяри Роландо Пелицца, известный как любитель широко пожить за чужой счет, явный жулик, стал уверять жителей, будто какой-то солдат, вернувшись из Германии после войны, подарил ему секретную машину гитлеровцев, которая способна производить «антиатомы» и уничтожать все живое и мертвое. Иными словами, генератор «лучей смерти», наподобие «гиперболоида инженера Гарина», описанного Алексеем Толстым. В то время как жители посмеивались в барах над очередной авантюрой земляка, Пелицца поделился своей новостью с Пульезе. Тот срочно познакомил с потрясающей новинкой генерала Сантовито, руководителей Христианско-демократической партии.
Этого ему показалось мало. Будучи поклонником бывшего итальянского короля, Пульезе едет к нему в изгнание (Португалия) и просит использовать монаршее влияние, чтобы заинтересовать американское правительство в «открытии» Пелиццы. И что же? В августе 1976 года посол США в Риме официально ставит вопрос о закупке «лучей смерти» и ассигнует на их испытания 250 тысяч долларов. В сентябре того же года в Италию прибывает личный представитель президента Форда Мэттью Тутино. В качестве пробы Пелицце предлагают сбить своей «машиной» американский спутник. Пульезе и вся компания, присосавшаяся к «лучам», запрашивают за «услуги» 5 миллионов долларов.
Идея отыскать еще один способ умерщвления (не забудем, Пентагон в то время разрабатывал нейтронное оружие) воодушевила и госдепартамент, от имени которого выступил тот же Тутино. За это время Пелицца дважды попадает в тюрьму за разного рода жульничества и вымогательства. Но американский представитель, действующий теперь от имени Белого дома и госдепартамента, обнимает жуликов, передавая им поздравления «всех американских ученых». Американцы сперва отказываются пожертвовать спутником (все-таки жалко). Потом соглашаются. На этот раз закапризничал Пелицца: «Не могу, у нас тут идет снег!» На деньги от американцев жулики фальсифицировали видеозапись с «испытаниями на местности». Она производит «огромное впечатление». Лидер христианских демократов Италии готов даже лично лететь с ней в Вашингтон. 6 миллиардов лир предоставляет группе Пульезе один доверчивый сардинский промышленник. Затем таинственное общество «Траспраеза» из Лихтенштейна, возглавляемое маркизом Паллавичино и графом Мераном, действующее под эгидой Комиссии по делам промышленности при Палате депутатов Италии, добавляет еще 13 миллиардов лир. Пелицца, однако, не торопится с «испытаниями». Вплоть до середины 1979 года возня вокруг «проекта» продолжается. Словом, «консорциум» и сам жулик хорошо погрели на этом деле руки и всех оставили с носом.[20]
Таков подсказанный Голливуду самой жизнью сюжет для фарса о «лучах смерти».
«Бидоната» 2.Один дипломатический представитель в Риме попросил «консорциум» дать оценку качества французских ракет «Экзосе», которые он будто бы решил закупить в большом количестве, причем по двойной цене. Дело было во время войны на Фолклендах и можно было догадаться, что настоящими заказчиками являлись аргентинцы, которым незадолго до этого удалось ракетой «Экзосе» потопить английский корабль. Так оно и оказалось. Сделку предполагалось оформить через Заир, где Пульезе и его команда располагали хорошими связями. Не следует забывать, что с Аргентиной, особенно ее военными, ложу «П-2» связывали привилегированные отношения. Тем более что заказчиком оказался представитель военно-воздушных и морских сил Аргентины в Париже Альфредо Корти, свой «брат», член ложи «П-2». Но, с другой стороны, был риск испортить отношения с Англией и вызвать неудовольствие у постоянного партнера по подобным сделкам — Соединенных Штатов.
И, посулив аргентинцам, чтобы сохранить с ними добрые отношения, партию французских ракет, Пульезе в то же время сослался на то, что о сделке каким-то образом пронюхали англичане. Сведения были сообщены газете «Санди таймсе». Та их опубликовала. Деньги были потеряны, зато сохранены связи с США и Англией.
«Бидоната» 3.Из Сиднея от Бартоломью пришел необычный заказ — на три атомные бомбы. Атомные бомбы? Пожалуйста. «Есть три атомные бомбы, весом по 90 кг, в каждой по 40 кг обогащенного урана, — деловито гласил ответный телекс итальянцев в Сидней. — Сила взрыва — 20 мегатонн. Вручение состоится на территории страны-заказчика. Все три могут быть смонтированы и приведены в боевое состояние за шесть недель, при условии оплаты 60 процентов их стоимости. Цена-нетто — 924 миллиона американских долларов».[21]
Последовали обмены гарантийными письмами об уплате через люксембургский банк. Было согласовано, что заказчик может просто посмотреть бомбы и захватить их, если пожелает, с собой. Последнее письмо уточняло: «Из круга стран, которым могут быть поставлены бомбы, исключаются Израиль и ЮАР».
Один из членов банды Пульезе вскоре выложил эти сведения о подозрительных заказах израильскому разведчику, работавшему в Милане под прикрытием консульства Тель-Авива. В качестве возможного покупателя он назвал Сирию. Доброхот Израиля и не представлял себе, что версия с покупкой бомбы была запущена на самом деле из Вашингтона. Но о том, что замышляют в США, в Тель-Авиве знают лучше, чем в Вашингтоне. Вскоре там удостоверились, что затея с бомбами фальшива и носит печать «сделано в США», и успокоились. «Операция, начатая Бартоломью, в действительности была направлена против Израиля, который в эти дни завершал планирование вторжения в Ливан. Целью было довести эти слухи до секретных служб Тель-Авива, чтобы охладить наиболее горячих поборников войны»,[22] — отмечал итальянский еженедельник «Панорама».
И в данном эпизоде ложа «П-2» сыграла-таки свою роль в фабрикации дезинформации. Добавим, что история с продажей атомной бомбы была использована в телесериале «Спрут-3», где среди персонажей без труда угадываются «братья».
Глава 3
У истоков «подземной реки»
Прагматичный Дедал. — Пример Адонирама. — Во что верят масоны? Тройное имя. — Латы под фартуком. — Рыцарский бизнес.
О людях мы судим по их делам, а не по тому, что они сами о себе говорят. Это верно и в отношении сообществ, подобных тому, о котором идет речь.
Уже находясь в «бегах», разыскиваемый Интерполом «почтенный магистр» ложи «П-2»
Личо Джелли, принимая тайком журналистов, не переставал играть роль беспричинно оклеветанного отца и учителя своих подопечных, силился представить себя и свою ложу средоточием масонских добродетелей.
Его спрашивали: «Что Вы считаете главным для масона?»
Он отвечал: «Моральную чистоту и культуру». Вопрос ставился в другой плоскости: «Говорят, магистр, у вас много денег?» Хитро улыбнувшись, Джелли прижимал палец к губам: «Тсс! Уши фиска неисповедимо чувствительны…» И, демонстрируя свою моральную чистоту и культуру, пояснял: «Скажем, у каждого столько денег и столько вшей, сколько у него их имеется».
Вскоре после этого интервью, данного итальянскому еженедельнику «Панорама», Джелли с подложным аргентинским паспортом был схвачен швейцарской полицией в Женеве при попытке изъять миллионы долларов со своего потайного счета в местном банке.
Морально-этический багаж этого человека предельно ясен. И все же он считает для себя возможным ссылаться на масонские добродетели, прикрываться престижем движения, его традициями. Больше того, его покровители до последнего момента не сомневались в способности Джелли выражать масонские идеалы. Ведь быть приглашенным в Белый дом подряд тремя американскими президентами на элитную процедуру инаугурации — это что-нибудь да значит! На торжества введения в должность хозяина Белого дома приглашается лишь отборный цвет мира бизнеса и политики. Само приглашение на церемонию является сертификатом, удостоверяющим принадлежность к высшему классу, а тут бывший «матрасник»…
Все это заставляет серьезно задуматься над тем, каковы идейно-этические корни масонства, побудительные мотивы его возникновения и развития, если наряду с фигурами действительно заметного культурного и научного диапазона, личностями, чьи благородство и самоотверженность нельзя отрицать, в нем получают права гражданства, мало того— позиции лидерства люди, подобные Личо Джелли?
Может быть, обращение к истокам «подземной реки» масонства поможет нам уяснить, каким образом можно совместить понятия «свобода, равенство и братство», пропаганду прав человека с попранием всех этих понятий, с поразительной тягой к обогащению, в том числе преступными путями, с милитаризмом?
Читая об очередных скандалах, к которым причастны масоны, об организованных людьми Джелли заговорах, провокациях, убийствах, порой хочется воскликнуть: «Да полноте, господа! Масоны ли они вообще? Не видим ли мы карикатуру на то, что известно по высоким образцам литературы и истории? Нет ли тут подмены? Либо они просто самозванцы, узурпаторы древних знамен, либо мы плохо знаем историю масонства, его истоки, которые могли привести к столь разительным результатам?»
Но отправляясь в путешествие к истокам «подземной реки», мы не раз рискуем споткнуться о камни неопределенности. Достоверных сведений мало. Мы можем приблизительно сказать, когда масонство вышло наружу. Есть свидетельства создания масонских лож в начале XVII века. Можно предполагать связь этих структур с культурно-научно-религиозными брожениями XVI века, века Реформации, «ересей», бюргерского свободомыслия и крестьянских волнений. Но уже здесь связь становится все более гадательной, уловимой лишь в сходстве тех или иных доктрин, организованных структур «братств» и «цехов».
Понятно стремление утверждающего себя гуманитарно-политического течения, которое взламывает феодальные стены, придать себе ореол седой древности, владения сокровенными тайнами, которые были «забыты». Чтобы завоевать положение и влияние, приходилось опираться сразу и на знание и на суеверия, характерные для этих эпох.
Но чем дальше в глубь истории, тем меньше шансов найти подтверждение наличия секретного общества «каменщиков» в цепи времен. Последней вариацией «братства» могут рассматриваться рыцарские ордена начала тысячелетия. Масоны «шотландского обряда» утверждают, что «тамплиеры», «иоанниты», крестоносные ордена, завоевывавшие «святую землю», были предтечей современного масонства и связаны с ними неразрывными узами. Не станем полностью отвергать эту гипотезу, оставив ее рассмотрение на последующие страницы.
За крестоносцами, однако, над реалиями все более начинают господствовать легенды и мифология. Отделить правду от вымысла, фантазию от реальности здесь уже или почти невозможно.
И по мере того как все менее определенным становится мир достоверного, все более всеохватывающими выглядят претензии «каменщиков» представить себя самым мощным и плодотворным течением седой древности. Начиная с Адама, «первого масона», который обладал «божественным знанием», все библейские персонажи, включая старца Ноя, Немврода, царя Соломона, причисляются к древним «мастерам». К иудейским персонажам добавляются египетские, греческие. За ними возникают мудрецы Востока, от Вавилонии и Персии до Индии и Китая. Масонство выдается за универсальное учение, вобравшее всю «мудрость» мира, все его верования.
Как ступени, ведущие к вершинам «каменщичества», представляются древние секты, куда посвящали «избранных», чтобы они овладевали там представлениями о строении мира и его божественной иерархии.
Причем приобщение к высшим истинам связывается с особым развитием личности, которое доступно через овладение тайнами «посвящения», через мистерии и ритуалы. Многие из них сохраняются и в закрытых ритуалах современных лож — от древнеегипетских до каббалистически-иудейских.
Причем сокровенность истины, доступность ее только высшим интеллектам и «очищенным душам», в которых разожжен утерянный ранее светоч высшего присутствия, выдвигаются как объяснение, почему-де невозможно посвятить в такие тайны «неотесанные» души, грубые «камни», какими представляются большинство людей. Им, людям невоспитанным, необузданным, испорченным животными инстинктами, корыстолюбием, не умеющим владеть собой, остается удел толпиться у стен «храма».
Но и те, кто допускаются в «храм», получают истину не сразу, а поднимаясь от ступени к ступени. И лишь немногие удостаиваются чести войти в синедрион высшего ранга, который напрямую общается с «высшим существом» и посему рассматривается как высший авторитет для неквалифицированной массы человечества.
Принцип эзотеризма, посвящения через таинства схож с религиозным. Но если к религиозной доктрине может иметь доступ основная масса людей, то масонские и иные эзотерические доктрины остаются уделом немногих. Их скрывают от внешнего мира.
Масонские писатели, каждый, правда, по-своему, перечисляют имена реальных и мистических персонажей, названия тайных сообществ, сект, от которых ведется генеалогия «каменщичества». Гуидо Франкоччи, масонский авторитет Италии, опубликовал в 50-х годах книгу «Масонство и его исторические и идеальные ценности».[23]
Она прошла апробацию Великого магистра Великого Востока Италии Уго Ленци. Стало быть, этот труд соответствует современным канонам масонства. Вот пантеон «светочей», которые взяты в качестве учителей древности, — Рама и Заратустра, Кришна, Будда, бог торговли и тайн Гермес, Орфей, Пифагор, Платон, Лао Цзы, Конфуций, Моисей, Иисус, Магомет. Иными словами, пророки чуть ли не всех религий и верований работали на «каменщиков», готовили их приход.
Франкоччи перечисляет мифы, которые масоны считают для себя базовыми. В мифах этих, как правило, главенствуют личности, развившие свои способности почти до сверхъестественных.
Это, прежде всего, умелец Дедал. На Крите он построил знаменитый лабиринт, куда запустили свирепого Минотавра. Дедал с Икаром создали и крылья для человека. На Крите изобретатель оставил о себе двойственную память. Он потакал развращенным правителям, и затея с Минотавром не могла быть отнесена к числу благодеяний. Желая отдаться быку, царица заказала Дедалу изготовить корпус коровы, внутри которой она и расположилась. От совокупления с быком и появился Минотавр — человеко-бык. «Дедал, — оправдывает его Франкоччи, — представляет собой научную технику, холодную и безразличную к целям добра и зла. Она является самоцелью и не дает труду человека воспитательного и морально-этического содержания».[24]
Дедала сменяет Геракл. Именно ему предстоит справиться с Минотавром, но и в его подвигах автор не выделяет морально-этического заряда, подчеркивая в основном «силу и физическое здоровье» полубога.
Далее идет миф об аргонавтах — символе предприимчивости, воли при достижении цели, которая была связана с добычей золотого руна.
Франкоччи затем называет Орфея, устремившегося за Эвридикой, Тезея с Ариадной и ее волшебной нитью, Алфея, превратившегося в подземную реку Аркадии и пошедшего в погоню за любимой Аретузой, и т. д. Этот миф особенно дорог масонам: «подземная река» стала одним из символов движения, его скрытности и целеустремленности. Перечисляется родственный масонам набор мистерий — орфических, элевзинских, дионисийских, Озириса — Изиды, Кибелы, секты гностиков, эссенов, манихейцев.
Перечисляя «светочей», Франкоччи отмечает, что их— единицы. Они как звезды на небе, освещающие будущее. Но отсутствие морально-этического, прометеевского, начала делает их свет каким-то холодным, отрешенным. Не светят ли светочи лишь сами для себя?
Франкоччи не особенно скрывает, что главное для масонов — держать накопленное богатство при себе.
«Глубокие доктрины посвящения, — пишет он, — могут быть постигнуты и с пользой использованы и применены лишь теми, кто, пройдя внутри себя посредством медитации путь, проделанный человеческим прогрессом за тысячелетия, смог открыть и преодолеть трудности и решить для себя, используя собственное сознание посвященного, проблемы, которые затрудняют и делают неопределенной дорогу, по которой направляется Свободный Каменщик, исполненный волей, вооруженный знаниями и учением, к цели».[25]
К какой? Пока мы видим, что совершенствование человечества мыслится лишь как совершенствование самого себя. Важно лишь быть оснащенным, вооруженным, сильным. А цель? Об этом редко кто скажет прямо. Выходит, она может быть любой, лишь бы служила твердому шагу Свободного Каменщика. Но и тот шагает не сам по себе, а куда направляют те, что выше. Причем мы имеем в виду не Верховное Существо, на которое ссылаются масоны, объясняя свои верования, а тех, кто от имени этого Существа решает земные дела и задачи. Выходит, что даже такие, как Джелли, могут считаться Дедалами современных хозяев Минотавра. Неясность, зашифрованность конечных целей движения — обычное дело, когда изучаешь масонские тексты.
Впрочем, такой же «технократический» подход содержится и в главном, базовом мифе, который обосновывает особое место «каменщиков», — истории о строительстве «храма Соломонова». Таинственный архитектор из Тира, которого в масонских текстах называют по-разному — Адонирам, Хирам, Хирам Абифф, — строит в Иерусалиме храм бога Яхве для царя Соломона. Храм нужен для утверждения власти духовной и светской царя Соломона на «земле обетованной», отвоеванной у коренных обитателей.
Не будем спорить о совершенствах храма с его семью ступенями, двумя колоннами у входа, алтарем Яхве, местом для жертвоприношений, включая человеческие. В конце концов времена были древние, вкусы еще не утончались. Но так или иначе Адонирам железной рукой руководил армией в 130 тысяч строителей (по другим сведениям, 144 тысячи), разделенных по профессиям, на «цеха».
Во главе стояли отобранные им мастера. Они получали повышенную плату за свой труд, называя «потайное слово», доверенное им архитектором. А подмастерья и ученики довольствовались более скромным жалованьем. Демонстрируя царице Савской (Балкис-Балкиде) ход строительных работ, Соломон и сам был поражен слаженностью и беспрекословной дисциплиной каменщиков, видевших в Адонираме не только руководителя работ, но и своего духовного предводителя.
Правда, система разделения по привилегиям обернулась интригой трех завистников. Подмастерья — сириец Фанор, финикиец Амру и еврей Мафусаил — сперва испортили Адонираму плавку металла и вынудили его обратиться к сверхъестественной силе. Выяснилось, что в глубине земли у него скрывается предок, который положил начало роду сверходаренных людей. Цепочка тянется от Каина, Ламеха, Вулкана, Тувалкаина (Каин в первоначальном значении — кузнец).
Можно догадаться, что данный персонаж был существом, которое любезно подсказало Еве вкусить от древа познания и угостить тем же яблоком Адама. Сам же змей-искуситель, видимо, имел какое-то отношение к появлению на свет первенца Евы. С помощью своего прапрапредка Адонирам быстро решил возникшие трудности. Но интриганы убивают его за то, что он не пожелал посвятить их в категорию мастеров, открыть им «тайное слово» мастера.
После смерти архитектора Соломон решает взять на вооружение принципы организации Адонирама. Они нужны для создания всемирной организации строителей символического «храма Соломонова». По книге Франкоччи, Соломон поручил возглавить орден главе мастеров со словами: «Сегодня учреждаю корпорацию избранных, которая, всегда оставаясь на службе у бога и царя, явится инструментом порядка и исполнения справедливости».[26]
В этом мифе господствует примат организации корпорации избранных как самоцели. Она воплощает стремление к высшей духовной и земной власти. На первое место выступает отбор и подготовка специально выделенных по интеллекту, характеру, профессиональным способностям и особенно положению, влиянию, богатству людей, способных возглавить, подчинить себе человечество.
Цели и средства здесь предстают в противоречии. Казалось бы, за века общество обогатилось знаниями. Проблемы, которые мучили лучшие умы, теперь можно решать с большей степенью уверенности в успехе. Зачем и далее копить в тайне лож свою отдельную «мудрость», свои «освободительные замыслы»? Но чем дальше шагает масонство, тем очевиднее для него, что мир и впредь должен делиться на ведущих и ведомых, избранных и неспособных постичь. Словом, человечество предстает по-прежнему неким стадом, ждущим своих пастырей, поводырей. Но куда идти, зачем?
Как быть с тем, что уже в процессе руководства обществом «каменщиками» за последнее столетие разрыв между кучкой сверхбогачей и остальным человечеством не сократился, а наоборот, возрос?
Как можно добиться справедливости, если делить мир и людей на иерархические этажи?
Оно, это противоречие, сквозит во всем, в том числе в самом названии «каменщиков». Ведь среди них нет ни одного, способного своими руками возвести дом. В том, что под фартуками сверкают «рыцарские» латы «высших посвящений», а над «мастерами», принятыми в высший разряд, вздымаются мечи. Могут сказать, что это чисто внешние черты, дань ритуалам. Но не коренится ли сей контраст в самом генезисе «братства»? В том, что талант, интеллект, умение, знания, порой незаурядные, подчинены здесь цели властвования над остальными, власти и богатства во имя власти и богатства.
А тайны, ритуалы, эзотеризм, техника обработки адептов служат лишь монополии на власть? Следует отметить, что эстафета методов и градаций ценностей, воспринятая современным масонством от секретных обществ прошлого, рассчитана на то, чтобы оказывать могучее воздействие на психику, настроения общества.
Нет спора, еще жрецы накапливали и хранили знания, имевшие огромное значение. Астрономические наблюдения помогали угадывать дни солнечных и лунных затмений, предвидеть урожайные и голодные годы, подсказывали властителям, когда надо увеличивать зерновые запасы. Освоение геометрии, законов строительства, архитектуры позволяли возводить культовые здания, пирамиды и дворцы, и поныне поражающие величием. Однако реальные знания о Вселенной и Земле жрецы окутывали покровом тайны. А своими высшими открытиями делились только с узким кругом посвященных. Монополия знаний оборачивалась влиянием и богатством, стремлением к абсолютной власти.
Общество, основанное Пифагором в VI веке до нашей эры в городе Кротоне (Южная Италия), использовало методы египетских жрецов, которые совмещали серьезные занятия наукой с мистификацией. Пифагорейское наследие прочно вошло в исторический багаж масонства. (Этому способствовало то, что уроженец города Самос, бежавший от тирании Поликрата в Италию, по профессии был геометром. Верховное существо, которому поклоняются масоны, Великий архитектор Вселенной, тоже был геометром своего рода и все сущее вокруг себя «создал гениальным движением своего циркуля».
Недаром циркуль, которому подчинено все окружающее, является высшим символом масонства. На нем обычно начертана и буква «Г», одно из значений которой «геометрия». Но есть и другие, зашифрованные значения — сила, власть, слава, богатство. А глазок циркуля изображает одновременно глаз Яхве и солнце.)
Пифагор привлекает современных масонов прежде всего тем, что ввел суровые и трудные правила приема в свое общество, которое приняло особо элитарный и замкнутый характер. Высокомерие пифагорейцев, их слишком явное презрение к простому народу и его нуждам вызвали к ним глубокую неприязнь. Вспыхнуло восстание, и диктатуру, хотя ее возглавляли рафинированные ученые, севшие на шею народу, толпа развеяла.
Владение тайной позволяло занять особое положение, оказывать большое влияние, получать доступ к богатству. В глазах основной массы людей те, кто владели тайной, непосредственно общались с небесами, божествами. На них лежал отблеск избранности. Монополия знаний рождала почитание, питала религию. Картину выделения привилегированного слоя из шаманов, знахарей, жрецов можно проследить в разных типах общества, разного уровня народах и племенах.
Зашифровка знаний, их кодирование, передача в мистическом виде, как откровение свыше, практиковались секретными обществами с незапамятных времен и служили средством достижения высот власти и богатства. Нельзя отрицать, что здесь присутствовал и исследовательский, творческий момент. Но это не было постижением истины ради самого знания или его бескорыстного распространения. Интеллект, ум, способности обращались на занятие выдающегося положения, на возвышение по иерархической лестнице, на обогащение. А средством было использование науки в мистической оболочке.
Сильные мира сего, хотя и побаивались конкуренции жречества, духовенства, тем не менее нуждались в них. Власть, основанная на одной лишь силе, не была столь прочной, если ее не дополняли материальная зависимость и власть над душами подданных. Так складывался в веках симбиоз политической, экономической, военной и духовной власти. Секретные спиритуалистские общества играли отнюдь не второстепенную роль, поражая фантазию, воображение людей знаниями тайн и ритуалов, богатством декора и пышностью театральных действ-мистерий.
Перечисление сект и обществ, рождавшихся и умиравших на перевалах истории, заняло бы много страниц. Но если сегодня общество «каменщиков» занимает влиятельное положение, не означает ли это, что оно удовлетворяло каким-то долговременным потребностям, по целому ряду причин оказывалось притягательным на разных этапах человеческого пути?
Чтобы понять это, задумаемся сперва над внешней, ритуальной стороной.
Достаточно посмотреть на убранство масонских залов, чтобы убедиться в его эклектичности: иудейский семисвечник и Библия соседствуют с греческими колоннами и символами Египта. Инструменты «каменщического» ремесла перемежаются с геральдикой рыцарства. Обстановка чем-то напоминает театральные подвалы, где в одну кучу свален реквизит нескольких, совершенно различных, спектаклей. Можно даже представить, что по отдельности куда большее впечатление оставили бы только символика фараоновского Египта или прекрасная гармония античной Греции.
Но остается фактом: с этим реквизитом «братья» не расстаются веками, уверовав в его успех, так как в своих рядах масоны стремятся объединить людей различных верований и вкусов. Если для того, чтобы почувствовать Христа «своим», новообращенные африканцы изображают его на своих фигурках черным, то и здесь почти каждый может отыскать «свое».
Всеядность, таким образом, способствует всеобщности, космополитичности. Реквизит масонства нарочито условен, абстрагирован, символизирован. Он даже может показаться упрощенным и наивным.
Но главное, видимо, состоит в том сплаве образов и идеологий, который был способен объединить столь противоречивые силы, как те, что мы наблюдали в составе ложи «П-2». А это значит, что символика «братства» рассчитана и на неоднозначное толкование, двусмысленна, как Янус, как белая и черная невеста масонских обрядов, как пол из черно-белых квадратов или чередование черных хвостиков горностая на белом меху.
В этом мире условностей каждый неофит, оглядывающий предлагаемый ему путь совершенствования и возвышения по семи ступеням «храма Соломонова», может глядеть на лестницу масонства как бы с двух противоположных ракурсов — вневременного, благородного, продиктованного заботой о человечестве, или же сиюминутного, продиктованного стремлением обзавестись в ложах связями, чтобы способствовать своему «делу», профессиональному и иному успеху, карьере.
Один может ощущать чувства «братства», другой видеть в «братьях» соучастников. Ну, а третьи будут стараться совмещать и то и другое.
Такой декорум открывает ворота для «черных» и «белых», либералов и консерваторов, эгоистов и альтруистов.
Сортировка происходит позже. Нужны и благородные, чтобы «облагораживать», и «деловые», чтобы продвигать «каменщиков», «распространять свет» во все пределы.
Может быть, кому-то такое совмещение высокого и низкого покажется произвольным. Но в этом и секрет жизненности. Исторически масонство оказалось способным вобрать в свои ряды немало людей благородных, самоотверженных, талантливых, гениальных. Это особенно важно в период антифеодальных революций, войн за независимость, ломки старого, приобретения сторонников. Но для будущности масонства такая шахматная его природа, двуликость, многозначность имели и иное значение.
Здесь были запрограммированы как светлые, так и темные стороны, причем этим последним также могло быть найдено объяснение, оправдывающее низкие поступки «братьев», их средства к достижению успеха как диктуемые высшими соображениями. Масонский идеолог Дж. С. М. Уорд отмечал программное значение «двусторонних» символов масонства. «Масонство, — пояснял он, — не однозначно, временами в нем есть несколько значений, заключенных одно в другом».[27]
В Париже на книжном развале у Сены мне довелось найти несколько книг для «посвященных». Военные бури перемешали книжные пласты. И то, что, видимо, не предназначалось для глаз «профанов», все-таки оказалось в другой стране и в досягаемости для немасона. Я взял несколько книжек в синих и красных обложках из чистого любопытства, памятуя о том добром и чудаковатом образе масона, который создал Лев Толстой, описывая в «Войне и мире» Пьера Безухова. И вот годы спустя я читаю их с напряженным вниманием, чтобы осознать цепь масонских воззрений. То, что, по словам профессора Уорда, в одном и том же символе может заключаться несколько значений, матрешка в матрешке, важно для исследования масонской символики. Профессор предупреждал, что каждое значение подготавливает следующее, по мере продвижения «ищущего» в масонской науке. И одно будто бы не противоречит другому.
Я решил проверить это утверждение на вопросе, который в доктрине масонства никак не назовешь второстепенным, — на проблеме сходства и различия религиозных представлений масонства с другими религиями. Что составляет суть, сердцевину масонских верований? Как мыслится главное божество «каменщиков» — «Великий Архитектор Вселенной»? В каком отношении состоит он к христианству, наиболее распространенному в Европе, и другим религиям?
Что говорит по этому поводу Уорд, писавший для «своих»? Толкуя триединство человека и Бога, Уорд ставит в один ряд триаду христианства — отец, сын и святой дух, триаду Каббалы — Иегова, Шекина и Мессия и триаду индуизма — Брахму, Шиву и Вишну. Это уже нарушало принцип соответствия. Ведь в Индии божества имеют различные функции: если Брахма — творец, то Шива — разрушитель.[28]
Неоднозначно христианству по системе взглядов и иудейство. Отсюда вывод: утверждения Уорда, а вместе с ним и других масонских авторитетов, будто их символы, толкования этих символов на всех этапах «совершенствования» гармонично вытекают одно из другого, весьма сомнительны.
Можно предположить, что на низших ступенях посвящения масонам, обычно весьма добропорядочным христианам либо верующим других обрядов, сознательно дают облегченное толкование символов масонства и особенно его основного понятия — «Великого Архитектора Вселенной». Уорд, например, стремится совместить символику масонства с христианской. 12 знаков Зодиака, которые опоясывают ритуальный зал, он приравнивает к 12 апостолам, и т. д.
Но в его интерпретации последующих ступеней среди сияния облегченного знания вдруг возникают черные символы. Испытуемого при посвящении опускают в «ад подземного мира», «замок отчаяния». «Он чувствует, что забыт даже Богом». А затем внушают, что «свет» мастера мастеров — это лишь видимая тьма».
По мере продвижения по масонским ступеням христианское толкование мира все более отодвигается назад и на первый план выходят атавистические верования, свойственные древним сектам гностиков и манихейцев, а позже катаров (альбигойцев).
Мани, основатель секты, родился в 216 году н. э. в Персии. Попал в рабство, был выкуплен богатой вдовой. Вернувшись на родину, проповедовал теорию, что мир состоит из царств добра и зла, в одном царствует Бог, в другое — дьявол. Их борьба завершится катастрофой, в результате которой материя погибнет, но дух станет свободным. Человек двойствен. Его душа — порождение света, тело — тьмы. Он должен стремиться помочь победе света над тьмой. Казнен в 277 году. Его последователи называли себя «детьми вдовы». Так называют себя и масоны.
Катары (альбигойцы) населяли Юго-Восточную Францию и часть Пиренеев. Их движение охватывало XI–XIII века. Разделяли взгляды манихейцев на двойственность человека, отрицали почитание креста и власть папы. Папа Иннокентий III в 1202–1204 годах предпринял против альбигойцев крестовый поход. В 1244 году пал их последний оплот — замок Монсегюр.
Многие взгляды и организационные принципы альбигойцев отражаются и в масонстве, где творец и разрушитель, свет и тьма находятся на одном уровне. А таинственная фигура Великого Архитектора оказывается окутанной мраком.
Толстой описывает, как побывавшему на Западе Пьеру Безухову «открыли» имена создателя мира Адонаи и властителя Элоима, но не назвали третье имя — «неизрекаемое, имеющее значение Всего».
Своим сторонникам опытные масоны лишь слегка приоткрывают завесу над существом «Архитектора». Они делают это, например, внося коррективы в библейские тексты, давая им свое, порой совершенно неожиданное толкование. Библию они читают как бы с обратной стороны. (Недаром постоянной заботой Великих магистров Италии было издание «обновленной», исправленной Библии.) Легенда об Адонираме — Хираме, строителе «храма Соломонова», содержит намеки на то, что «существо», которое внушило Еве мысль вместе с Адамом вкусить яблоко познания, и было силой, могущей обеспечить величие человека, в то время как библейская версия творения отводила человеку растительно-животное существование, в полном неведении добра и зла, окружающего мир.
Утверждается, что благодаря этому «существу» Каин научил людей ремеслам, построил первый город на земле — Баальбек, Авель же был обречен лишь пасти овец. Поэма Байрона «Каин» и отражает подобную версию. В заключительной части Ева признается, что до сих пор ощущает у себя на груди зубы Змея, то есть дьявола. Характерно, что в своем романе «Братья Тургеневы», посвященном масонской деятельности семьи Тургеневых писатель Виноградов относит Байрона к «сатанистам».)
Дается понять в масонской интерпретации, что, ревнуя к Каину, будучи недовольно его самостоятельностью, другое всемогущее существо (Бог) вызвало у Авеля враждебность к брату. И тот, защищаясь, был «вынужден» стать братоубийцей. Последовали новые кары против Каина и его рода, которые в толковании с «обратной стороны» были несправедливыми.
Даже ниспосланный свыше потоп не истребил каинова племени, и через несколько колен, как мы уже упоминали, родился Великий Архитектор храма бога Яхве Хирам, свойства которого были связаны с его происхождением и поддержкой противостоящего Богу «озаренного», «несущего свет» существа, иными словами Люцифера, или попросту Сатаны. Эта легенда, разумеется, дается не как официальная версия.
Обвинения «храмовников», возглавлявшихся Великим магистром де Молэ, в богохульственном поклонении чудищу с рогами и женско-мужским торсом Бафомету, в попрании и оплевывании креста оцениваются масонской литературой как фальсификация, состряпанная французским королем Филиппом IV Красивым, который позарился на несметные богатства «храмовников» и погубил их из корысти. Показания сообщников де Молэ были вырваны под пытками и не могут быть приняты во внимание. Процесс над «храмовниками» длился с 1307 по 1314 год, и до сих пор историки не пришли к его однозначной оценке. Отметим лишь, что имя де Молэ и ныне почитаемое масонами, украшает названия престижных лож. Тем не менее в ряде закрытых масонских святилищ стоят статуэтки козлоподобного Бафомета с жезлом Гермеса в том месте, где находится детородный орган. Булгаков в «Мастере и Маргарите» не раз отталкивался от масонской символики и его шаржированный Бегемот-Кот смахивает на Бафомета.
Однако вернемся к имени, «имеющему значение Всего». Будучи «неизрекаемым», оно так и оставалось для Безухова нераскрытым. Возможны различные версии его толкования. Вспомним о доктрине «избранности»: те, кто происходит от «озаренных», обладают «лучезарными» свойствами, должны узнавать друг друга и объединяться, образуя всемирное братство «строителей храма». Они способны вести за собой человечество, ибо именно их ветвь будто бы способна порождать великих строителей, полководцев, мыслителей, финансистов, техников, и если продолжать нить далее — промышленников, представителей бизнеса.
Стоит ли исключать сатанинское происхождение их талантов? Теме «сатанизма» посвящено немало литературных произведений, в том числе и литераторов, принадлежавших к «братству». Гёте в 1780 году в Веймаре вступил в ложу «Амалия», считался в своей среде «озаренным». Некоторые постулаты масонства получили отражение в ряде его произведений, особенно в «Фаусте».
Гёте в то же время дорожил репутацией человека благонамеренного и не мог, разумеется, прямо излагать в «Фаусте» отрицательное к христианству кредо. Для близких он был «грек», «Антиной», сторонник античности. Но отрицание христианских догм все же отразилось в стихах, изданных много лет спустя после его смерти, хотя стихи и не предназначались для публикации (В своих венецианских эпиграммах, написанных в 1790 году и опубликованных полностью лишь в 1914 году, Гёте, в частности, писал: «Только четыре предмета мне гаже змеи ядовитой: дым табачный, клопы, запах чесночный и крест».[29]
Крест ему был столь антипатичен, что он не захотел даже назвать его, ограничившись графическим символом. Тем не менее многие сходные откровения присутствуют и в «Фаусте».
Весь сценарий испытаний, выпадающих на долю «ищущего» доктора Фауста, разрабатывается Мефистофелем. «Дух отрицания» пользуется особой симпатией господа Бога, и тот без колебаний вручает в его руки Фауста с предписанием:
…Ты можешь гнать,
Пока он жив, его по всем уступам.
Кто ищет — вынужден блуждать.
Он отдан под твою опеку!
И, если можешь, низведи
В такую бездну человека,
Чтоб он тащился позади.[30]
И это после высокой оценки доктора Фауста из тех же уст!
Мефистофель в свете отношения к Фаусту со стороны Всевышнего выглядит даже более заботливым и… человечным, если это применимо к дьяволу. Он терпеливо выполняет капризы и желания, идефикс ученого, дожидаясь, правда, фразы: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно», чтобы душа Фауста стала его добычей. Впрочем, сам Фауст своеобразно использует возвращенную ему чертом молодость. От его страсти гибнут родные Маргариты, ее ребенок, а затем и она сама.
А во второй части «Фауста», которую многие не успели прочитать, Фауст вознамерился во чтобы то ни стало обладать Еленой Прекрасной из Трои.
Ради удовлетворения этого каприза Мефистофель влезает в мозг мифического существа, способного соединять времена и совместить с гибелью Трои пагубные страсти Фауста. Тут уже не поймешь, кто кого тащит в бездну — Мефистофель Фауста или ученый черта. Впрочем, обычно зритель удовлетворяется сценическими версиями, сдобренными сентиментальными музыкальными версиями. Сам же смысл эксперимента с душой доктора Фауста, произведенного будто бы с согласия Всевышнего, как бы остается за рамками здравого смысла или за границами добра и зла. Впрочем, сама версия принадлежала предшественникам Гете, а в его обработке была уже четвертой или пятой…
Словом, понятно, почему Мефистофель отнюдь не считает себя злодеем. В свете финала работы Гёте, где Мефистофель так и не помешал переходу Фауста в рай, дьявол как бы оправдывает слова о том, что он «часть силы той, что без числа творит добро, всему желая зла».
Прислушаемся, однако, к философской мысли, которая развита несколько далее:
«Я — части часть, которая была
Когда-то всем и свет произвела.
Свет этот — порожденье тьмы ночной
И отнял место у нее самой».[31]
Сравним «неизрекаемое» имя, «имеющее значение Всего», и гётевскую «части часть, которая была когда-то всем и свет произвела», и мы будем близки к тому, чтобы отыскать «неизрекаемое имя», которое масоны высших степеней не захотели (и опасались) открыть простодушному христианину Пьеру Безухову.
Вопрос об установлении «неизрекаемого имени», которое принадлежит, как можно догадываться, самому Архитектору Вселенной, выходит за рамки чисто академического или филологического спора. Он затрагивает проблему, кому же поклоняются, во что верят строители «храма Соломонова». Из них лишь немногие знают зашифрованный вариант этого имени.
Стивен Найт, который так подозрительно быстро умер после опубликования своего «Братства», попытался отыскать корни данного имени. Главу «Дьявол под маской?» он начинает с вопроса, совместимо ли масонство с христианством. Автор припоминает: в 1952 году в Англии была выпущена книга Уолтона Ханна «Видимая тьма».
В ней говорилось о несовместимости религиозных взглядов масона и христианина. Книга Ханна вызвала резкую реакцию прелатов англиканской церкви, разделяющих масонские убеждения.
В ответ на «Видимую тьму» вышел «Невидимый свет», написанный англиканским викарием, скрывавшимся за псевдонимом Виндекс.
Споря с Ханном, он все же подтвердил если не противоположность, то различия масонских и христианских верований. Во всяком случае, он не отрицал, что масонская система взглядов имеет религиозную основу.
«Это древнейшая из религиозных систем, происхождение которой уходит в незапамятные времена, — утверждал Виндекс. — Сама по себе она не является отдельной религией, но вмещает в себя все фундаментальные истины и древние мистерии, на которых основывается любая религия. Разница в том, что мы поклоняемся и верим в качестве первостепенного принципа полноте божественного, тогда как другие религии воспринимают это божественное лишь частично».[32]
Итак, масонские взгляды на мироздание это не религия, а религиозная система. Их отличие от любых религий подобно разнице между частным и общим. Но частное, неполное — ущербно. Именно так выглядит каждая религия в свете претензий масонства на верование в тотального, всеобъемлющего бога. А это — непростая претензия. Последствия ее могут быть самые различные, в зависимости от того, каким же все-таки им видится супербог?
Две трети масонов не могут ответить на вопрос об истинном характере собственного бога, Великого Архитектора, отмечал Найт. Лишь пятая часть «мастеров» допускается к посвящению на уровне привилегированного этажа — «Королевской арки». В отличие от массовых лож, включающих лиц попроще по положению и званию, профессии, лица, достигшие «Королевской арки», составляют уже элиту масонства. Если первые три степени масонства — «ученик», «подмастерье» и «мастер» подчинены Великой ложе (речь идет о Великобритании), то верхние этажи масонства уже не подвластны ложе, а руководятся Высшим советом — верховным штабом масонской армии страны. Лицам, достигшим верхних этажей, предоставляется право знать несколько более о сути и дальних горизонтах движения.
При посвящении в степень «арки» кандидату дается право взглянуть и на «неизрекаемое имя». Конечно, ему раскрывается не все, теперь он обитатель той части масонского дома, которая возвышается с 4-го по 18-й этаж, от ступени, именуемой «секретным мастером», до «Рыцаря Пеликана и Орла», который в то же время и «Суверенный принц Розового креста». А там новые ступени — с 19-й до 30-й — от «Великого папы» и «почтенного великого мастера» до «великого избранного Рыцаря Кадоша», «Рыцаря черного и белого орла», где есть свои, еще более черно-белые тайны, не говоря уже о 31-й, 32-й и 33-й (соответственно — «великий инспектор, инквизитор, командующий», «высший принц королевского секрета» и «великий генеральный инспектор»). Тут уже на каждой ступеньке свои еще более скрываемые и не подлежащие внешнему обозрению секреты.
Найт «добрался» лишь до 4-й — 18-й ступеней «Королевской арки». Но и это немалое достижение. Ведь открылось «неизрекаемое имя». Оно оказалось синтетическим, составным. Имя Великого Архитектора взято от трех имен богов.
Вот оно, как его приводит Найт:
ЯХ — БУЛ — ОН.
В нем зашифрованы имена трех богов: еврейского — Яхве, ханаанского — Баала и египетского — Озириса. Яхве более знаком нам в силу распространения иудаизма. Ему посвящена на многих масонских ритуалах надпись на иврите, это его всевидящий глаз в треугольнике. Два других менее известны, поскольку относятся к не дошедшим до нынешних дней религиям. Озирис вместе с супругой Изидой и сыном Гором встречаются чаще. Озирис — бог подземелья, загробного мира.
А вот Баал… Баал скорее известен лишь тем, кто читал средневековые трактаты о ведьмах и нечистой силе. Демонолог Джон Вейр в XVI веке открыл, что ханаанский бог был дьяволом, которому поклонялись, как самому «сильному» существу. Имея тело паука и три головы — человека, жабы и кота, он будто бы обладает характерным хриплым голосом, учит быть хитрым и при случае — невидимым. Это Вельзевул или Вельзебул, сокращенно — Бул.
Найт заметил замешательство масонов «Королевской арки», когда попросил их объяснить значение Яхбулона или просто называл его имя. Некоторые дешифровали первую частицу, но никто не пошел далее.
Но, может быть, Найт что-то напутал? Может быть, кто-то из масонов подсунул ему то, что он сам называл «организованной дезинформацией»? И вся «дьявольская» часть божественной триады является выдумкой и клеветой на масонство? Ведь нелепо предполагать, чтобы одно из имен бога было именем… дьявола? Не будем торопиться с выводами.
Обратимся к профессору Уорду, английскому авторитету в масонской «работе», знатоку индийских и каббалистических систем, китайского секретного общества Хун и, кроме того, члену Королевского антропологического института. В книге «Объяснение степени Королевской арки», опубликованной задолго до нынешних бурь вокруг масонства, а точнее, в Лондоне в 1925 году, мы встретим некоторые проясняющие дело моменты.
Во-первых, объяснение мистического значения «арки». «Высшая ступень[33] вдохновляет своих членов самыми возвышенными идеями бога», говорится в эпиграфе. Но восприятие их возможно лишь мистически. «Мистицизм является жизненной силой, стоящей за всеми религиями, тем, что делает их вашим личным делом». «Истинная цель ступени — открытие названия бога внутри человека». А ритуал помогает кандидатам «достигнуть видений — познания сути бога внутри собственного сердца». Уорд называет это «блаженное видение».[34]
Особенно осторожным профессор Уорд становится, когда в завуалированной манере (понятной, разумеется, лишь «посвященным») переходит к «словам». Так он называет «имена», из которых состоит «составное слово», оно же «утерянное имя» верховного существа. До конца он их не называет, чтобы не раскрыть масонскую тайну. Но и сказанного достаточно, чтобы проверить догадку Найта. «Первое имя, — предупреждает он, — никоим образом не может считаться масонским секретом». Нежелание исследователей, открывших имя, называть его Уорд объясняет существовавшим у иудеев убеждением, что тот, кто правильно назовет имя бога, обретет власть над видимым и невидимым миром. Отсюда и вариации имени иудейского бога, которого вместо Иеговы называли Яхве. По сути, Уорд называет здесь первую составную часть «утраченного имени».
«Что касается другого имени, то тут необходима определенная степень осторожности, — приступает профессор Уорд к самой деликатной части пояснений. — Вавилонская концепция бога никоим образом не совпадала с той, которой придерживались иудеи. И иудейские пророки никогда не уставали энергично обличать любого среди своих, кто осмеливался почитать Его под вавилонским именем».[35]
Итак, второе «слово» или имя — название древнего бога вавилонян, ассоциируемое у иудеев с богохульством. Профессор Уорд продолжает: «Прибавление этого имени к иудейскому имени вызвало бы у них (сторонников иудаизма) яростное негодование, поскольку они сочли бы его идолопоклонническим и самым богохульным». Разъяснение хотя и не содержит имени, но не вызывает сомнений в аутентичности того, которое дает Найт. Это Ваал, или Баал, Вельзевул, видоизмененный под Бул.
Остается третья часть «составного имени».
Оно тоже не вызвало бы одобрения у представителей иудейской религии по тем же причинам, что и вавилонская прибавка. Это слово является, по признанию Уорда, «египетским», имеющим «большое историческое значение» для масонства. Озирис? Скорее всего. Но откуда такое странное сокращение — ОН? Уорд дает понять это в конце своей книги. «Общей задачей степени «арки», — пишет он, — является научить нас понимать существо натуры Бога. Оно постигается в виде аллегории и драматического представления великого посвящения истинно мистического значения и представляет собой блаженное видение.
Это поистине ат-оне-мент (искупление, англ.)».
Почему Уорд подчеркивает и делит последнее слово? Уорд указывает — под таким именем Изида оплакивала Озириса, добиваясь его возрождения из мертвых. Стало быть, оне — частичка имени Озириса.[36]
Профессор Уорд недаром так долго, хотя и околично, разъясняет включение в составное имя Озириса под частичкой слова «атонемент», в английском произношении «этоунмент». Это слово имеет важное символическое, ритуальное толкование и часто встречается в масонских текстах, в том числе страшных клятвах, запрещающих масонам разглашать свои секреты. Культ похорон и возрождения Озириса, старинный и в разных видах встречающийся у других народов, говорящий о вечном возвращении жизни через смерть, об искуплении через смерть, сходен с ритуалом похорон Великого мастера на посвящении в одну из масонских ступеней. Он частично воспроизводится в «Волшебной флейте» Моцарта, который, как известно, был поклонником масонства и вместе с тем обвинялся в том, что раскрыл в своем произведении слишком многое из сокровенного.
Но вернемся к теме составного имени Высшего существа. Итак, все становится на место. Яхве (ях), Баал (бул), Озирис (оне или он) дают в итоге Ях-Бул-Он, «составное имя» «Великого Архитектора Вселенной», тотального масонского божества. Всемирным и надмирным владыкой масонов является иудейско-вавилонско-египетский бог.
В какой функции выступает здесь Яхве с его всевидящим глазом? Какую нагрузку несет «богохульственный» идол Вавилона Баал? Не он ли синтезирует группу? А что остается богу загробного мира, Озирису? Кто здесь, если следовать предыдущей интерпретации троицы Уорда, создатель, кто разрушитель, кто мессия?
Уорд предлагает постичь это «сердцем», путем озарения, «блаженного видения». Но такого рода троица трудно глядится вместе и во всяком случае не выглядит очень уж «блаженной». Не напоминает ли она совмещение мужского и женского начала плюс дьявола в Бафомете, в поклонении которому обвиняли «храмовников»?
На этой градации адептам «Капитула Королевской арки» объясняют, что свет Мастера из Мастеров является лишь «видимой тьмой». А что же им говорят на более высоких степенях посвящения? Кому и чему предлагают служить, проводят ли грани между добром и злом, любовью и ненавистью, светом и тьмой?
Когда был сконструирован масонский бог? Уорд полагает, что еще задолго до «уставов», или «конституций», Джеймса Андерсона (1723 г.) и, видимо, «розенкрейцерами». «Я полагаю, что именно на истинное масонское «слово» ссылается X. Адамсон в стихотворении, написанном в 1638 году:
Поскольку мы братья Розового Креста,
У нас есть масонское слово и второе зрение».[37]
Можно привести мнение еще одного, правда, раскаявшегося масона. Это американец Джек Харрис, который в 1963 году был введен в «Капитул Королевской арки» и был утвержден «обожаемым мастером» Балтиморской ложи в 1968 году. В своей работе «Франкмасонство», увидевшей свет в США в 1983 году, он описывает свой опыт прохождения трех степеней начальной, «голубой» ложи, попытки совместить свои христианские убеждения с масонскими взглядами, преследование тех в ложах, кто пытается сохранить свою веру в ее традиционном виде. Это оказалось для автора невозможным и он пришел к убеждению: «Франкмасонство — это одно из мастерских обманов Сатаны».
«Моя цель, — пишет он, — информировать всех христиан об опасности вовлечения в этот сатанинский культ». Харрис подробно анализирует с этой точки зрения канонические, существующие только устно тексты службы в трех «голубых» ступенях масонской школы, сравнивая их с библейскими текстами, и приходит к выводу, что масонам тексты Библии нужны для прикрытия своих антихристианских доктрин, которые в корне им противоположны.
В подтверждение он приводит текст инструкций Альберта Пайка, основного разработчика ритуалов «шотландского обряда» масонства в США, для представителей высших ступеней с нападками на христианского Бога — Адонаи и восхвалениями Люцифера — Сатаны, по его словам, бога света: «Доктрина Сатанизма — ересь, но истинной и чистой философской религией является вера в Люцифера, Бога Света и Бога Добра, который сражается против Адонаи, Бога Тьмы и Зла, ради человечества». Это и есть прочтение Библии наоборот, о чем мы говорили ранее.
Мы видим, как постепенно первое, идиллическое представление о масонстве как средстве достижения царства любви и истины сменяется более резкими контрастами и мрачными видениями. И те, кого привлекала на первых порах тяга масонов к самосовершенствованию, постижению истины, изменению личности, то, что они называют «работой над диким камнем», уже «обтесав» себя, оказывались на значительном удалении от исходной точки.
Каково было бы восприятие неофитов, если бы после голубого и золотого убранства лож первых трех степеней, «невинного», иоаннитского масонства, они сразу бы прошли сквозь кроваво-красные тона «Королевской арки» и очутились бы на церемонии посвящения в «кадоши» — «святые» (30-е степени) с ее могильными серо-черными тонами, с тевтонскими крестами, призывами к возмездию, грозными орлами и мечами, символизирующими непреклонную борьбу, девизом «Vincere aut mori» («Победить или умереть»).
Тут уже подразумевается борьба не на жизнь, а на смерть с противниками масонских идеалов. В посвященном «кадоше» видят сверхчеловека, воителя, мстителя, очистившегося от скверны предрассудков, стоящего по ту сторону добра и зла, воплощение карающей десницы масонского движения.
По мере движения снизу вверх все явственнее фартуки и каменщические перчатки меняются на одежды крестоносцев, «тамплиеров», с их порывом завоевывать и покорять. «Рыцари» оттесняют «каменщиков» на задний план.
Конечно, обе категории — строителей и кастовых воинов — исторически взаимосвязаны. Строить и защищать, разрушать и захватывать, отвоевывать и восстанавливать — на этих волнах шла история человечества, чередовались подъемы и спады цивилизации.
И на первый план выходили то одни, то другие. Чтобы трудиться, созидать, нужно было обеспечить охрану от набегов, а чтобы охранять, следовало оградиться крепостными стенами, форпостами, замками. Внутри строительных общин вместе с тем складывались не только внутрицеховые традиции.
Создавался свой фольклор и этика поведения, свои легенды и мифы, иными словами, свой моральный климат. Гордясь древностью профессии, знаниями, которые позволяли возводить до сих пор удивляющие своей красотой шедевры, вроде Парфенона или Пальмиры, пирамид и луксорского дворца, статуй фараонов и сфинксов, ритуальных храмов и военных сооружений, монастырей и замков, каменщики стремились в то же время сохранить секреты мастерства в тайне, уберечь от нескромных глаз.
А поскольку, оканчивая работу в одном месте, они переходили в другие места, нередко в иные страны, то со временем у них вырабатывались и условности, особые знаки, чтобы отличать «своих» от посторонних, не допускать чужих.
Характерно, что среди «старинных правил», которыми каменщики, настоящие, а не «спекулятивные», те, что заняли их место, руководствовались в Великобритании, один из старейших манускриптов, «Редиус» от 1390 года, написан стихами.
Уже тогда имела хождение легенда об архитекторе «Соломонова храма», убитом жадными подмастерьями, история о том, как царь Соломон решил после его смерти создать подобного рода и на сходных принципах основанную организацию, на которой зиждился бы символический, всемирный «Соломонов храм». А его символ — золотая змея, выползшая из Иерусалима, смогла бы через три тысячелетия трижды опоясать земной шар и вползти в столицу его царства с другой стороны, уцепившись за собственный хвост. Тем самым дело, завещанное Соломоном, было бы завершено.
В легенде, масштабной и амбициозной, было заключено зерно идеи перехода от профессиональной организации каменщиков-масонов к всемирной организации единомышленников, считающихся каменщиками чисто номинально.
С 1550 года известно было и «тайное» слово мастера, упоминающееся в легенде об Адонираме, его называли по-разному — «Махабин», «Махабоун», «Матчпин», «Мак-бенак», производные от фразы на иврите, сказанной якобы при нахождении трупа архитектора храма Яхве — «плоть отделяется от кости». В позднейших интерпретациях она означала необходимость для посвященных в «мастера» отделить все преходящее и бренное от вечного служения «братству» и его делу.
Удивляет быстрота, с которой места в ложах каменщиков перешли от профессионалов строительства к лицам других городских сословий, в том числе знатным и даже королевской крови. Джон Хэмилл в книге «История английского франкмасонства», (Плимут, 1994) весьма трезво и солидно разбирает многочисленные версии формирования современного масонства, отметая те из них, которые он называет «мистическими и романтическими», основанными на желании приписать современному масонству более солидный возраст и историю, чем на самом деле.
Сам автор, главный эксперт по истории своего сообщества, предпочитает «подлинный и научный подход», в котором мифология была бы отделена от реалий. Хэмилл, относительно молодой автор, на этом основании отвергает возможность органичной связи «братства» или «ремесла», как оно еще именуется, с рыцарскими орденами времен крестовых походов и даже с «комачинским» братством каменщиков, приходивших для строительства старинных соборов из Северной Италии, где они жили вблизи озера Комо.
Именно им приписывается большая часть фольклора, усвоенного современным масонством и приспособленного для всевозможных легенд и ритуалов. Не будем, однако, отвергать версии и более ранних предшественников, тем более что мифологически она подтверждается.
Важнее другое — установить, кто и насколько сознательно формировал таким образом новые масонские ложи.
Несомненно, такие люди понимали, какие выгоды дает, как отмечал Найт, «потенциал секретного общества, рассекающего классовые деления так, чтобы охватывать аристократов, землевладельцев, лиц разных профессий и растущего среднего класса». «Это было братство, которое давало его теневым контролерам такие нити, которые позволяли манипулировать событиями, подобно кукольникам из-за сцены».[38] — замечает Найт. Характерно, что и Джелли уподоблял себя кукольнику, руководящему из-за кулис событиями в Италии.
Если принять всерьез гипотезу «инициативного ядра», то следует попытаться посмотреть, какие основания могли иметь утверждения тех, кто начиная с 1741 года строил верхние этажи масонского здания, создавал «тамплиерские» ступени. О существовании, начиная со времен крестовых походов, неразрывных связей рыцарских и каменщических традиций можно выдвинуть следующие предположения.
Нити, объединявшие каменщиков, строивших замки и храмы, с их хозяевами, могли быть более прочными, чем это явствует из картин, сентиментально описывающих «бедных» строителей-учеников, подмастерьев и мастеров, вынужденных ночевать в пристройках помещений — «ложах».
Замки, крепости и церкви строились десятилетиями, порой столетиями, стоили огромного труда, материалов и… денег. Естественно, в ходе их возведения складывались теснейшие отношения между их заказчиками и исполнителями. Последние отнюдь не являлись полностью зависимыми от первых. Их умение и желание сделать здание, строение впечатляющим, прочным и изящным, красивым было крайне важно для светских и духовных владык.
И за это умение, за привоз и обработку материалов им платили немалые суммы. Особенно высоко оплачивался труд мастеров. Недаром сюжетом для легенды о «Соломоновом храме» явился конфликт между более обеспеченными мастерами и подмастерьями. Верхушка артели каменщиков, ее прорабы, архитектор и его помощники получали еще больше. Порой феодалы, отцы церкви влезали в огромные долги, дабы завершить строительство, без которого их влияние, власть, безопасность владений оказались бы под угрозой.
Думается, верхушка строителей и хозяев замков, заказчики крепостей, городские власти во многом были на равной ноге. А с точки зрения накопления богатств хозяева подрядов могли и обгонять заказчиков, сами обстраиваться, как и высшие слои других ремесленных цехов.
Под боком у них росло и крепло ростовщичество — прообраз современных финансистов и банкиров. Им не гнушались, как мы помним, рыцари-«храмовники».
Итальянский исследователь-масон Франкоччи писал: «Храмовники» положили начало банковской традиции: к ним стекались просьбы о деньгах со стороны государств и правительств, короли, кардиналы, могущественные люди поручали им охранять свои сокровища. Их прибыли баснословны, они закупали бесчисленные постройки — в 1240 году им принадлежали девять тысяч приорств, замков, домов».[39]
Можно поражаться предприимчивости «тамплиеров», которые помимо завоеваний и грабежа по пути к «святой земле» наладили бизнес по организации поездок и обслуживании пилигримов, устремившихся со всех концов Европы к «гробу господню», отвоеванному у «неверных».
«Тамплиеры» устроили первые банки, ввели финансовые поручительства, своего рода систему чеков и аккредитивов. Эти деньги они пускали в дело, строя новые замки и крепости, становясь второй властью в стране и претендуя на первую. Думается, что здесь и лежали причины драматичного столкновения ордена «храмовников» с французским, а затем и английским королями.
Внутри рыцарства создавались свои традиции, освящавшие их ордена, вводились магистерские звания, выделялся институт привилегированных «перфектов» — «совершенных».
Отсюда столкновение между все более космополитическими орденами рыцарей, укреплявшими свои экономические позиции, и династиями, правившими европейскими и иными странами, церковью, из-под контроля которой они уходили и с которой конкурировали на путях крестовых походов.
Создание обособленного государства со столицей в Иерусалиме, где поместились штаб-квартиры многих «орденов», содействовало антагонизму «деловых» рыцарей, укрепляющегося бюргерства, ремесленного и торгового люда, в том числе и строительных гильдий, иными словами, предбуржуазных прослоек с жесткими рамками церковного и светского абсолютизма, произволом феодалов.
В этой борьбе, длившейся не один век, рождались тайные «братства», секретные общества, искавшие связи и защиту друг у друга, опиравшиеся на наиболее предприимчивые живые слои общества.
Могли ли тогда вызреть структуры, которые, как утверждал англичанин Эндрью Майкл Рамзей, идеолог «шотландского ритуала» и связи каменщичества и «тамплиерства», затем переросли в масонство?
Историки в большинстве своем настроены довольно скептически. Некоторые подчеркивают, что рыцарские ордена, например, имели строго католическое направление, формировались под контролем Ватикана. По их мнению, прежние и нынешние «храмовники» и «крестоносцы» вряд ли имеют между собой истинную преемственность, разве что им свойственны некоторые сходные идеологически-ритуальные моменты. Многие специалисты считают, что утверждать, будто после разгрома «храмовников» Филиппом Красивым в 1314 году часть ордена сумела сохранить свои позиции в Шотландии, укрывшись под крылом местных рыцарей, сражавшихся с родственником Филиппа, правившего Англией, несерьезно.
Мне кажется, что, хотя и очевидно желание «шотландцев» и высшей лиги масонства, легализовавшего свое присутствие в XVII–XVIII веках, приукрасить и удлинить свою генеалогию, придать большую респектабельность движению, надеть фартуки на латы, все же некоторые резоны для утверждения о преемственности существуют.
Какие? Нельзя забывать, что «храмовники» имели прочные позиции не только во Франции, но и в соседних странах, германских землях, Испании, Португалии. У них были «братья» в лице других рыцарских орденов, которые сохранились до наших дней. Тевтонский орден, например, вплоть до битвы при Грюнвальде был грозой Восточной и Средней Европы. «Дранг нах Остен» тогда проводил и орден меченосцев.
А мальтийцы? Они не уступают в древности «тамплиерам», но сохранились до наших дней и стремятся занять все более прочные позиции на международной арене. Во многом их ряды переплетаются с сетью масонских орденов, имеют общих лидеров. Это показала, например, история ложи «П-2», штаб-квартира которой помещалась на одной лестничной площадке с резиденцией Мальтийского ордена на улице Кондотти в Риме.
Почему такие же реликты не могли сохраниться и в отдельных звеньях «храмовников»? Они, кстати, могли оставаться и в самой Франции, где у них было немало покровителей среди высших слоев аристократии, у противников королевской династии.
Это помогло бы лучше понять, почему с такой скоростью шло потом заполнение мест в масонских ложах династическими отпрысками, а затем и высшими представителями королевских родов Европы.
Попытку связать «цепь времен» несколько лет назад предприняли три англичанина — журналист телевидения Генри Линкольн, специалист по сравнительной литературе Ричард Ли и психолог Майкл Бейджент. Работая более десятилетия в архивах Национальной библиотеки Франции и других стран Европы, опросив десятки специалистов, они опубликовали в 1982 году книгу «Святая кровь и Святой Грааль» (Baigent М., Leigh R. Lincoln H. The Holy Blood and the Holy Grail. London, 1982. (Далее The Holy Blood).
Они исследовали цепь необычных событий, произошедших в конце прошлого и начале этого века в юго-восточной Франции, в местах, где некогда родилось движение катаров, которое Ватикан окрестил «альбигойской ересью» (от названия городка Альби в Лангедоке) и даже, как мы упоминали, организовал против них (на запад!) крестовый поход.
Возвращаясь к более близким временам, идя по следам исчезнувших «сокровищ» катаров и их документов, они сосредоточили внимание на истории ордена «храмовников». Он был основан в 1118 году и назывался «Орден бедных князей Христа и храма Соломона».[40]
Авторы пришли к убеждению, что знаменитый орден, явившийся родоначальником большинства вышеупомянутых рыцарских, «иерусалимских» орденов, сам был детищем малоизвестного Сионского ордена, его «военной рукой» для осуществления, в частности, планов отвоевания Иерусалима у мусульман. Этот орден оформился в Иерусалиме, по-видимому, на пороге XI века и назывался «Рыцари ордена Нотр Дам из Сиона» по имени аббатства на горе Сион, которое носило имя Св. Марии и Св. Духа.
До 1188 года у обоих орденов практически были общие Великие магистры. Затем, после поражения крестоносцев и падения Иерусалима, их пути разошлись, и Сионский орден стал существовать поодаль от «храмовников». Его не затронул разгром «храмовников», хотя некоторые связи между ними все же сохранялись. По свидетельству авторов, орден стал зваться «сионским приорством». С 1306 года его руководитель Гийом де Жизор организовал в нем работу по принципам «герметического масонства», практикуя оккультизм, оно стало называться «Ормуз» по имени египетского мистика, создавшего в 46 году н. э. в Александрии «секретный орден посвященных», символом которого стал розовый крест.[41]
Авторы приводят ряд свидетельств о влиянии Сионского ордена на раскол в христианских церквах, на события Возрождения в Италии, в частности на семью Медичи, отмечают связь ордена с большинством европейских монархий. Особенно интересны страницы об участии ордена, его Великих магистров в создании движения «розенкрейцеров», «Розового креста», прообраз которого послужил позже примером для формирования элиты масонства.
Понятно, что концепция «заговора сквозь века», отраженная в названии одной из глав, в сочетании со спецификой Сионского ордена не могла не вызвать весьма резких суждений о книге трех авторов. Их упрекали в «гротеске», «невежестве». Как заметила «Санди таймс», «без сомнения, эта книга взбесит многих церковных руководителей, но, возможно, авторы окажутся правыми». Никто не мог, однако, отрицать, что книга документирована, доступна для проверки источников.
Формирование принципов, легших в основу эзотерических ритуалов современного масонства, авторы относят к эпохе рыцарства, в том числе и «альбигойского». А одним из базовых произведений для разработки критериев «посвящений» и продвижения по пути «возвышения», которое позволяет быть допущенным на вершину «озарений», в «Святой Грааль», авторы называют поэму «Парцифаль», сочиненную баварским менестрелем Вольфрамом фон Эшенбахом где-то между 1195 и 1216 годами.
То, что «Парцифаль», он же «Парсиваль» и «Парсифаль», является «эзотерическим» трудом, своего рода энциклопедическим пособием для разработки масонской символики, упоминают многие. На рыцаря Св. Грааля ссылается и профессор Уорд, которого мы уже цитировали. Запомним этот рыцарский роман. Он еще сыграет роль, о которой его автор никак не мог догадываться.
Исторические связи вообще бывают куда более разветвленными и устойчивыми, чем можно было думать, сохраняясь сквозь века и тысячелетия. Имеются сведения, например, что «храмовники» интересовались индуизмом и буддизмом, были связаны с сектами исмаилитов, государством «иранских рыцарей». Их люди доходили до руководителей монгольских орд и даже помогали им найти дорогу в походах на Русь.
В 1921 году на несколько месяцев правителем Монголии вдруг объявляется барон Унгерн фон Штернберг, сбежавший от революции в России. К сведению лам, он сообщил, что как «Унгерн» происходит от предков, вышедших из местных степей с племенами Аттилы. Как «Штернберг» принадлежит к «магистерской» династии участников крестовых походов, которые позже осели на землях Балтики. (В годы правления в России Павла I его предок барон Унгерн фон Штернберг был «провинциальным великим магистром» рижских лож.)
Исторический казус? Да, безусловно. И он длился недолго. Отличавшийся невероятными зверствами «сумасшедший барон» был вскоре схвачен и казнен. Но нити, на которые он указывал, были верными, они существовали. Барон был связан с масонством, увлекался буддизмом, утверждал, что является «ясновидящим».
Этот эпизод показывает, что некоторые нити, оставаясь невидимыми, способны сохраняться долго.
Во всяком случае, предположение о том, что существовали вполне реальные связи между «братствами» рыцарских орденов и ремесленных цехов строителей средневековья и позднего феодализма, не представляется абсурдным.
А наличие связи по концепционным, мифологическим построениям вряд ли можно оспаривать.
Но перейдем к эпохе, когда в Европе забурлили новые силы и когда из реторт алхимиков эликсир масонства был выплеснут на авансцену политических, массовых действий. Когда подготовленные с участием секретных «братств» общественные движения вышли на улицу. Когда «подземная река» Алфей выступила на поверхность.
Глава 4
«Героический период»
Тайные общества под защитой цехов. — Когда завершилась инкубация. — Ватикан узрел опасность. — «Храм» надстраивается. — Божественное золото. — Пробил час, и фаланга пришла с движение. — Все больше банков, все меньше свобод.
Рассвет над тьмой Средневековья в Европе занимался медленно и осторожно. В Риме, Папской области, за неосторожное слово казнили. Мощный огонь Возрождения, породивший титанов мысли, несравненные образцы искусства, старались притушить, боясь его воздействия на души тех, в ком жила гордость за человека, вера в его разум и сердце. Джордано Бруно, который смело заглянул в космос, сожгли, Галилея заставили отречься. И лишь Копернику, великому поляку, удалось обнародовать представления о строении Солнечной системы, опрокидывающие системы прошлого.
Двух великих мыслителей, мечтавших об идеальном, гармоничном человечестве, Мора и Кампанеллу, преследовали. Автор «Утопии» был казнен, автор «Города Солнца» 27 лет провел в казематах инквизиции.
Монархия и инквизиция держались на обскурантизме, слепой вере и душили все, что могло подорвать их власть, угрожать их богатствам. И все-таки Земля, как и предполагал Галилей, вертелась, история шла вперед. Свежие силы распирали замшелые стены феодализма, требовали выхода, рвались наружу. Как на дрожжах росли и ширились мануфактуры. Ремесла преображались в промышленность.
Торговые, финансовые отношения набирали силу, ослабляли привилегии аристократии, делали горожан более независимыми. Ересь и инакомыслие проникали и в монастырские стены.
Бунт Лютера против Рима, отколовший от Ватикана пол-Европы, дал толчок самостоятельному мышлению. Уже не через догматы и наместника Бога на земле, а каждый лично получал право «общаться» с Создателем.
Протестантизм расширял права разума, личности, творчества. На этой волне появился яркий и своеобразный мыслитель Якоб Бёме. Руководитель цеха башмачников из силезского городка Гёрлица, он призвал понять мир собственным «экспериментальным знанием». Человек, говорил он, наделен свободной волей.
Он сам себя способен спасти или погубить. Для этого надо овладеть знанием законов природы, от которой он не отделял и религиозное чувство. Даже троица в его «озарениях», под влиянием которых он писал свои книги, являлась «торжествующим, кипящим, подвижным существом, которое, подобно природе, содержит в себе все силы». Обожествив дух человеческий, он то же проделал и с материей. Иными словами, Бог у него тоже стал материальным.
Несмотря на мистицизм, взгляды Бёме, а до этого швейцарского алхимика и врача Парацельса оказали большое влияние на умонастроения эпохи, подготовленной Реформацией к дальнейшим общественным сдвигам.
Немалая роль принадлежит в этом и Яну Амосу Коменскому (Комениусу). Выдающийся мыслитель-гуманист, он был воспитанником общины «чешских братьев». Община была протестантского толка и обладала большим влиянием как на территории Чехии, так и в ряде других государств.
Крупный реформатор системы образования, Комениус после превращения Чехии в провинцию империи Габсбургов жил и работал в изгнании во многих странах— Польше, Швеции, Англии. Остаток жизни провел в Голландии.
По взглядам Коменский был весьма близок к общественным и теологическим построениям Иоганна Валентина Андреа, которого считают инициатором возрождения движения «Розового креста» («розенкрейцеров»), явившегося прямым предшественником масонства.
Протестантский священник, теолог из Вюртемберга, Андреа подобно Комениусу много путешествовал по Европе, учительствуя и работая воспитателем в семьях аристократов, которые ему покровительствовали. Андреа переезжает сперва в Австрию, затем во Францию и Италию, ведет постоянную переписку с Амосом Коменским, а также сколачивает кружки единомышленников на основе доктрины, которая должна была объединить «братьев-розенкрейцеров» в различных точках Старого Света.
Ведет он эту деятельность осторожно, анонимно публикуя трактаты этого общества, которые оповещают о существовании «братства» и излагают его историю. Таковы приписываемые Андреа «Весть о Братстве, или Публикации общества достохвального Ордена розенкрейцеров» (1614), «Исповедь Братства» (1615). Высмеивая догматы Ватикана, призывая правителей Европы вступать в «братство», автор, видимо, опасается мести иезуитов и Святого престола, жестоких расправ с еретиками, перерастающими в религиозные преследования и войны, подобные той, которая обрушилась на «чешских братьев» и привела к подавлению национального восстания чехов в 1620 году.
Может быть, поэтому, признаваясь позже в своем авторстве одного из подобных манифестов, носившего странное на первый взгляд название — «Химическое венчание Кристиана Розенкрейца» (1616), Андреа толкует его как насмешку над философскими умствованиями и ритуалами сторонников «розенкрейцерства», с которым он якобы уже порвал. История инквизиции полна примеров подобных отречений, поэтому важно хотя бы то, что Андреа признает, что был ранее согласен с «братством».
Что же это все-таки за таинственный орден, популяризации которого за короткий период между 1614 и 1620 годами было посвящено более 200 (!) произведений?
Как и в генеалогии масонства, пришедшего на смену движению «розенкрейцеров», в истории ордена немало чисто мистических моментов, мифологии, достоверность которой сомнительна. Таковы утверждения некоторых историков движения, будто орден рожден в Древнем Египте за полторы тысячи лет до нашей эры. Более близким по времени, но отнюдь не более вероятным является тезис о рождении общества «розенкрейцеров» в окружении короля Артура из числа рыцарей его «Круглого стола».
Далее идут ссылки на крестоносцев, орден «храмовников» и легенды, связанные с «чашей Грааля», обладающей чудодейственной силой, и ее «хранителями».
Достоверно лишь то, что роза и крест, от которых можно произвести название «розенкрейцеров», весьма широко встречаются в символике древних и средних веков, имея самое обширное толкование.
В гербе самого Андреа розы расположены по четырем углам принятого у «розенкрейцеров» Андреевского креста (в форме X). Роза как воплощение тайны и женственности (начала начал), крест как символ союза — лишь одна из возможных вариаций. У христиан подобный крест связывают с Андреем Первозванным, апостолом, братом апостола Петра, неутомимым путешественником, крестившим в I веке ряд народов Северной Европы и, по преданию, совершившим путешествие вверх по Днепру до реки Ильмень.
По пути он предсказал тому месту, где позже был основан Киев, великую славу во имя христианской веры. Он был распят и принял мученическую смерть на кресте в форме Х в городе Патры (Греция). На Руси его имя было очень популярным, а при Петре I в качестве высшей награды был введен орден Андрея Первозванного, и Андреевский флаг с диагональным голубым крестом стал символом русского флота.
Петр лично нарисовал и определил его символику. Андрею Первозванному, первому, кто уверовал в Христа, приписывали магические свойства: он выдерживал всяческие муки, у него восстанавливались отрубленные пальцы и т. д. А смерть он принял уже добровольно, после того как горожане освободили его от креста. Часть его мощей находится в городке Амальфи, в Южной Италии, который входил в число четырех морских республик на заре нашей эры (остальные — Пиза, Венеция и Генуя). Так что популярность святого распространялась по многим местам Европы.
Модным был этот символ у ученых Средневековья и периода Возрождения, нередко добавляющих к своим именам аббревиатуру Р. К. Мы уже говорили о том, насколько помыслы ученых и философов той эпохи были отмечены переплетением мистики и науки, действительных открытий и их оккультным, «герметическим» истолкованием. Известно и то, как враждебна была к таким изыскам католическая церковь, с какой готовностью разжигала костры инквизиции для вольнодумцев и «еретиков», «ведунов» и «ведьм». Отсюда легко понять и приверженность преследуемых к сохранению своих сообществ и их доктрин в тайне. Вот почему и рождение «розенкрейцеров» выглядит как смешение действительных фактов и мифов.
Наиболее устойчивым из них, с указанием датировки, является рассказ о Кристиане Розенкрейце, будто бы происходившим из знатной немецкой семьи, смолоду приобщившимся к тайнам Востока и по возвращении из скитаний приобщившим к ним членов монашеского братства, к которому он принадлежал. В его недрах будто бы и появилось инициативное ядро адептов «Розового креста».
Полагают, что «великий маг» Розенкрейц умер в 1494 году в возрасте 106 лет. В «химическом венчании» (а в 1613 году целый сборник трактатов сходного содержания был окрещен как «Химический театр») слово «химия», заложенное в заглавие якобы иронического произведения Андреа, видимо, на деле было индикатором связи общества «розенкрейцеров» с ученым миром, который был занят экспериментами в подвалах и тайных лабораториях, сопровождавшимися заклинаниями и обращениями к духам и нечистой силе в поисках «философского камня», способного даровать вечную молодость, обращать в золото и серебро обычные металлы и т. д. (Утверждают, что труд Андреа и подсказал Гёте сюжет «Фауста».)
Многие из «магов» на арабский манер именовали себя алхимиками, исходя из оккультного толкования слова, которое означало в древности некое «черное царство» на берегах Нила («Хеми» или «Хами») и превратилось в символ всего темного и тайного. К одному «алхимическому» союзу приписывали Парацельса (настоящее имя — Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм).
Немецкий исследователь Георг Шустер отмечает, что в ряде немецких княжеств, а также в Австрии, Англии, Голландии и Италии существовали союзы алхимиков, включавшие многих видных ученых и просветителей того времени. Основатель «Общества алхимиков» в Ростоке Иоахим Юнгиус был видным естествоиспытателем и математиком, дружил с Амосом Коменским.
Так что понятие «алхимики», которое ввиду большого числа авантюристов и шарлатанов, пригревшихся при жаждавших золота невежественных феодалах, приобрело нарицательное (и отрицательное) звучание, к большинству из них вряд ли применимо. Хотя и здесь мистики хватало. Как отмечал Шустер, «эти алхимические союзы… на самом деле представляли собой настоящие академии математиков и естествоведов», а заумный язык, которым они нередко пользовались, нужен был им, чтобы «замаскировать свои религиозные и научные убеждения… находившиеся в прямом противоречии с господствующим учением церкви».[42]
«Химия» для них «являлась лишь формой философского содержания».[43]
Причем в основе лежало убеждение, что «божественный дух… заложен во всяком человеке, как зерно вечной жизни», и что необходимо привести человечество «к истинной философии, которую познал Адам после своего падения и которой следовали Моисей и Соломон».[44]
Здесь любопытна ссылка на то, что Адам приобщился к «истинной философии» после своего «падения», когда он вместе с Евой поддался искушению змия-дьявола и вкусил плод с древа познания. «Химики» — розенкрейцеры, таким образом, дают положительное толкование «грехопадению» Адама и Евы, что, конечно, отличается от традиционного прочтения Библии.
В конце XVI либо в самом начале XVII века «алхимические союзы», «академии» ряда стран, «братства розенкрейцеров» окончательно объединяются. Г. Шустер считает, что учреждение ордена «розенкрейцеров» относится приблизительно к 1604 году.[45]
Орден противостоял иезуитам, укрывал от их преследований своих единомышленников, выпускал манифесты, популяризируя свои доктрины.
От вновь принятых требовали клятвы верности и молчания, поддержки «братьев» словом и делом, соблюдения иерархии. В ордене были «младшие», составлявшие «класс учеников». Ими руководили «старшие», над которыми стоял, в свою очередь, «Отец», или «Старшина». Учредители ордена носили фартук.
Католическая церковь обвиняла «розенкрейцеров» в союзе с Сатаной и преследовала их. Эти люди своим девизом избрали изображение розы с крестом внутри — символ страданий и мученичества — или же золотой крест с розой (среди них были члены Академии Алхимиков — Розенкрейцеров в Амстердаме, которые называли себя еще союзом «Божьих Братьев», 1622 год).
Наиболее мощный филиал союза представляли «чешские братья», которых насчитывалось до 200 тысяч.
Они были связаны с гуситским движением, проповедовали терпимость, включали членов многих ремесленных корпораций и цехов, литературных обществ, академических кругов того времени, имели широкие международные связи. Расцвет их движения совпал с формированием ордена «розенкрейцеров» и продолжался вплоть до военного поражения «чешских братьев» в 1620 году у Белой Горы.
Амос Каменский был их знаменем, идеологом и религиозным руководителем — последним их епископом. Покинув родину, он благодаря единомышленникам в германских землях, Голландии, Англии (Лондонская Академия, впоследствии преобразованная в Королевское общество) объединяет близких ему по взглядам людей, продолжает просветительскую деятельность.
Мы остановимся на ней подробнее, а пока отметим, что именно в Англии и оформилось окончательно движение «розенкрейцеров» под защитой и эгидой цеха «свободных каменщиков», франкмасонов. «Розенкрейцеровское братство постепенно преобразовалось в братский союз франкмасонов. Это случилось в Англии, куда скрылись во время Тридцатилетней войны остатки немецких (и других. — Л. 3.) «розенкрейцеров».[46]
Но продолжим рассказ об Амосе Коменском.
В 1644 году Комениус начинает труд под названием «Всеобщий совет об исправлении дел человеческих». В нем он проводит идеи всеобщего пробуждения («Панегерсия») и озарения («Панавгия»). Эта часть сочинения увидела свет в Амстердаме в 1662 году. Коменский разрабатывал проект создания «Коллегии света», которая занялась бы повсеместно «распространением мудрости», чтобы объединить людей для преобразования общества. Вселенную он представлял как единство трех миров — божественных идей, видимой природы и мира, созданного деятельностью человека.
Его друг Самуил Гартлиб, проживавший в Англии, содействовал приглашению Коменского английским парламентом в 1641 году для помощи в деле постановки национального воспитания и учреждения университета.
В 1647 году Комениус предложил парламенту проект своей реформы. Чешскому просветителю мы обязаны рождением аббревиатуры SCHOLA — Sapienter Cogitare Honeste Operare Loqui Argute — «мудро мыслить, благородно действовать, умело говорить». Вот что он вкладывал в понятие школы.
Друг и сторонник Андреа, имевший немало точек соприкосновения и с Бёме, Коменский был в ряду создателей просветительной философии, во многом усвоенной теми, кто тогда формировал ряды масонства, определял его доктрины. Вместе с тем в его работах, несмотря на внимание к религии и «озарениям», фундаментальное место отдается человеческому разуму, его способности постигать истинную суть вещей и явлений.
«Третье сословие», буржуазия, деятельные слои города и общин, искали идеологию и формы религии, которые наиболее подходили бы к их практическим нуждам, освящали те цели, к которым они стремились.
Тянулись к ним и некоторые представители старого общества, те, кто понимал необходимость перемен, либо стремился сродниться с новыми веяниями, чтобы не дать им перерасти в катаклизм, который упразднил бы их привилегии.
На стыке сословных перегородок наиболее удобную, исторически уже созданную форму общения между ремесленниками и средними слоями с высшими — их заказчиками представляли упоминавшиеся ранее цеха. Замкнутые, сплоченные, они обладали «герметичностью», защищавшей тех, кто приходил к ним со стороны. Им самим придавало дополнительный вес пришествие влиятельных ученых, адвокатов, врачей, не говоря уже о представителях аристократии, царствующих домов.
Цех «вольных каменщиков» был наиболее удобен для того, чтобы дать форму общественному течению, в котором религиозные (не ортодоксальные) взгляды сочетались бы с практическими целями, готовить элиту для грядущих перемен.
Цех не ограничивался национально-государственными рамками. Каменщики специализировались на постройке культовых зданий — церквей, храмов, монастырей. В каждой стране они обрастали связями. Их квалификация и опыт придавали престижность. Их традиции, условности, фольклор служили своего рода заменителем генеалогических достоинств дворянства, могли быть привлекательными и для лиц высокого положения.
Исторически принято, что именно в Англии ложи цеха «вольных каменщиков» помогли оформиться тем, кого принято считать предтечей современных франкмасонов. Мы уже упоминали, что некоторые считали их предшественниками братства итальянских, «комачинских» каменщиков, которые одними из первых в Европе овладели вершинами мастерства возведения больших храмов. Кстати, на это указывает и профессор Уорд. В средние века, писал Уорд, существовали две большие группы масонов — те, кто вышли из «комачинских» каменщиков и стали современными «спекулятивными» франкмасонами, и масоны гильдий, объединявших лиц более скромного положения. Франкмасоны «были свободны работать в любой части страны, и их специальностью было возведение церковных зданий, тогда как другим гильдиям разрешалось работать только в том городе, где были их ложи».[47]
Можно предположить, что во многих странах Европы были подготовлены таким образом удобные ячейки для масонства. Возможно, могли использоваться и другие престижные гильдии и цеха, в том числе ювелирные, купеческие, имеющие развитые внешние связи. Но здесь мы вступаем на почву гипотез, тогда как документированные данные изучены пока лишь в отношении появления масонства на базе каменщических цехов Англии и Шотландии.
Найт относит факты появления первых «спекулятивных» масонов к Шотландии. Самым ранним масоном-некаменотесом, присоединившимся к ложе, он называет Джона Босвелла, помещика из Очинлеча. Тот стал членом ложи Эдинбурга в 1600 году. Есть данные о рождении Великой ложи 25 декабря 1583 года. Их приводит в своем исследовании Дж. Хэмилл. Он же подтверждает, что в Англии одним из первым масонов стал Элиас Ашмоул, основатель Оксфордского Ашмоулского музея и антиквар.
Он вступил в ложу в 1646 году.
Хэмилл приводит запись из дневника Ашмоула:
«1646. Октябрь. 4 30 пополудни. Я был принят в франкмасоны в Уоррингтоне (Ланкашир) вместе с полковником Генри Мейнвеарингом из Каринхема (Чешир)».
Характерно, что Ашмоул глубоко интересовался розенкрейцерством, идеи которого, как мы упоминали, были изложены германским теологом Иоганном Валентином Андреа в первые десятилетия XVII века. По данным, приведенным английскими авторами в книге «Священная кровь и Св. Грааль», Андреа был «навигатором» или «рулевым», то есть Великим магистром Сионского ордена с 1637 по 1654 год. (После чего на этом посту его сменяют ученые Роберт Бойль и Исаак Ньютон.)
Эрозия лож, где профессионалов сменяли все более знатные лица иной профессии, протекала чрезвычайно быстро. В 1670 году, например, в ложе Эбердина соотношение принятых со стороны к «оперативным» «каменщикам» составляло уже 39:10. А позже каменотесы и строители вообще исчезли из лож. Знатные люди начали формировать собственные ложи джентльменов.
Такой трансформации способствовал упадок этой строительной профессии, которую относили к «индустриальной аристократии». Последние крупные постройки готического стиля, составлявшие славу каменщиков (и дававшие им крупные материальные средства), относятся к началу XV века, когда была завершена Королевская капелла в Кембридже.
Заметим: масонство начало формироваться в современном виде задолго до того, как четыре лондонские ложи в 1717 году объединились в Великую ложу. Этому предшествовало более ста лет и не только в пределах Великобритании, но и, по-видимому, на территории континентальной Европы. С момента официального дня рождения и вслед за появлением в 1723 году масонского манифеста — «Конституций» шотландского масона Джеймса Андерсона, перекочевавшего в Лондон, — масонское движение охватывает Европу, как пламя сухой стог сена.
Друг Андерсона Джон Теофилис Дезагюлье, француз по происхождению, доктор права, член Королевского общества, капеллан принца Уэльского, поразительно легко распространяет влияние организации. В Гааге он в 1731 году принял в масоны герцога Лотарингского, который, женившись на Марии-Терезе Австрийской, стал вскоре германским императором и австрийским правителем. У себя дома Дезагюлье в 1737 году принял в «братство» сына короля Георга II — Фридриха-Людвига, принца Уэльского. Знать буквально валом повалила в ложи, где ранее доминировали средние классы. В 1730 году из девяти Великих магистров европейских стран шесть были знатного происхождения.
Рождение масонских лож шло как бы волнами. Они то устремлялись из Лондона на континент Европы, то возвращались в Альбион. Если у колыбели современного масонства в Англии стоял француз Дезагюлье, под наблюдением которого и формировались первые уставы масонства, то начавшие создаваться в 30-х годах в Париже ложи масонства (к 1730 году их было пять) имели английских кураторов. Ими стали якобиты, сторонники Якова II Стюарта, изгнанного в 1688 году из Великобритании и обосновавшегося в Париже.
Первая «правоверная» ложа в Париже, признанная в 1732 году англичанами, имела благословение графа Дервентуотерского — Чарльза Рэдклиффа, известного близостью к упоминавшимся «розенкрейцерам». Этот англичанин считается первым гроссмейстером французского масонства. Вскоре ложи на английский манер возникают в Бордо, Руане и других городах Франции.
В 1728 году ложи английского образца появляются в Мадриде, на следующий год — в Гибралтаре. Их крестным отцом является герцог Филип Уортон. Он был одним из первых гроссмейстеров Великой ложи Лондона. С его одобрения печатались «Конституции» Андерсона, где предписывалось не принимать в масоны «глупых атеистов» и «разнузданных свободолюбцев». Вместе с тем в «Конституциях» практически не было, за исключением введения, ни малейшей ссылки на христианство. Речь не шла о простой забывчивости.
Сам герцог Уортон состоял в «дьявологической» лондонской ложе «Адского пламени». За еретические взгляды ложа в 1721 году была закрыта. Уортону, который вдобавок был в сношениях с якобитами, пришлось бежать. Бывший сатанист успел, однако, основать испано-гибралтарские ложи, а сам… принял католичество и закончил жизнь монахом в испанском монастыре.
Гроссмейстер французского масонства Рэдклифф кончил хуже. Нелегально прибыв в Англию, он был арестован, обвинен в заговоре «якобитов» и казнен.
Эти бурные, полные драматизма события, разыгравшиеся на заре оформления масонства, между прочим, наглядно показывают, заслуживают ли доверия содержащиеся в «Конституциях» и «уставах» масонства утверждения, будто масоны у себя в ложах «не занимаются политикой» или «не обсуждают религиозные вопросы». (А ведь эту сладкую сказку повторял 250 лет спустя не кто иной, как член ложи «П-2» Пьер Карпи, друг Личо Джелли, самого черного заговорщика и политикана!)
Бегство и казнь первых гроссмейстеров не остановили распространение масонства по Европе.
На древней земле Италии, где особенно бурно развивались в период Возрождения и еще до него, если вспомнить великого Данте, культурно-идеологические процессы, утверждались средние классы, масонство группировалось вокруг наиболее развитых торговых и ремесленных центров. Среди них возвышалась Флоренция с ее потенциалом цеховых организаций.
Примером раннего социального вызревания современных отношений здесь являлось восстание «чомпи», чесальщиков шерсти (1378 г.). Вышедшая из купеческого сословия династия Медичи, правящая городом, придерживалась весьма самостоятельных взглядов на христианскую религию, тяготея больше к греческой философии и искусству и объединяя вокруг себя крупнейших художников и скульпторов (достаточно назвать Боттичелли и Микеланджело).
Известный по всей Европе и на Средиземноморье золотой цех города, выдвинувший в качестве своего декана Бенвенуто Челлини, также представлял собой подходящую среду для утверждения прамасонских понятий и верований.
Именно в период угасания владычества Медичи в 1733 году во Флоренции появилась первая официальная масонская ложа. За ней последовали Рим и Неаполь. Впрочем, в Риме, под боком у папы, уже около 1700 года проводились «якобитские вечери» под знаком «Великого Архитектора храма Соломонова». А первые шаги в Италии, но еще неофициальные, масонство, по свидетельству Сильвано Спинетти, совершило в начале 1700 года в Ливорно, «традиционной торговой базе Британии в Тирренском море, а также местопребывании крупного израэлитского сообщества».[48]
В столице Сицилии Палермо задолго до оформления лож на тайные мессы собирались «рыцари Мизраима». А в Венеции и Фриули знать и крупные торговцы собирались под видом игры в карты на эзотерические собрания. Одним из центров распространения эзотерических знаний было в Венеции израэлитское сообщество, место поселения которого, названное по имени близлежащей металлургической фабрики «гетто», стало международным термином.
Масонские общества возникают в Милане, Вероне, Падуе. Особый размах получает развитие масонства в Неаполе, столице «королевства обеих Сицилии», где его поддерживают коронованные особы. Ложи Флоренции, Рима, Неаполя, как отмечает Спинетти, «старались привлечь к участию прежде всего высшие слои финансистов и делового мира».
Их рождение, по оценке масона Франкоччи, «было связано с сознанием, что необходимо, наконец, построить мир на новых экономических и социальных основах».[49]
Но масонство вместе с тем исполнено почтения к аристократии, монархии, стремится заручиться их поддержкой, вовлечь в свои ряды.
В 1733 году возникла первая английская ложа в Гамбурге. Здесь важную роль сыграл граф Альбрехт Вольфганг Шаумбург-Липпе, принятый в масоны в Лондоне в 20-е годы. В Миндене он сумел очаровать наследника прусского престола, прибывшего сюда вместе с отцом — Фридрихом-Вильгельмом I.
В 1738 году (14 августа) будущий король Фридрих II, а речь идет о нем, вступает в ложу «Авессалом», а позже становится гроссмейстером берлинской ложи «К трем глобусам», руководителем прусского масонства.
Масонство шагнуло и в Россию.
В 1731 году Великий магистр Великой Лондонской ложи лорд Ловелл назначил капитана Джона Филипса провинциальным Великим мастером «для всей России». Правда, объединяла его ложа лишь иностранцев, преимущественно самих англичан, живших в Петербурге. Лишь с 1740 года, когда ее возглавил Джеймс Кейт, в ложу стали вступать русские.
К тому же времени масонство начинает проникать и в Польшу, главным образом из Саксонии. Возникают отделения дрезденской ложи «Трех белых орлов», куда примыкают отпрыски наиболее аристократических семей — Мнишеки, Потоцкие, Огиньские, Виельгорские.
Поразительно быстрые шаги движение «каменщиков» делает в Америке. Если в 1730 году масонские ложи в Пенсильвании возглавил Даниель Кокс, живший в Англии, то с 1733 года его сменяет бостонец Генри Прайс. Он становится гроссмейстером всей Америки. В Филадельфии рождается и первая ложа, уже не зависимая от Великой ложи Лондона. Учреждается она при деятельном участии Бенджамина Франклина.
Еще в 1725–1726 годах он посещает Лондон, где интересуется масонством. Но возраст (19 лет) не позволил ему вступить в ряды «каменщиков» (возрастной ценз равнялся 25 годам). Возвратившись в Америку, Франклин создает в Филадельфии тайный «Клуб кожаного фартука», из которого рождаются затем «Книгоиздательское» и «Философское» американские общества. Несмотря на молодые годы, в 1734 году Франклин делается гроссмейстером. Через французские ложи масонство распространяется в Канаде, колониях в Центральной Америке.
Иными словами, от Европы до Америки только что оформившееся движение не просто набирает темп. Оно насчитывает в своих рядах несколько монархов (Англия, Австрия, Пруссия) либо тех, кому, как Франклину, суждено сыграть ведущую роль в исторических событиях.
Пожалуй, раньше других оценила возможные последствия экспансии масонов католическая церковь. Ватикан стремится затормозить шествие тех, кто грозит лишить церковь традиционного влияния на коронованных особ, на духовную жизнь общества. Удивляться поворотливости Святого престола не приходится. Кто другой обладал тогда столь совершенной сетью шпионов и информаторов?
И вот в 1738 году римский папа Климент XII распространяет буллу «Ин эминенти».
«Мы узнали, — говорится в ней, — что созданы и ото дня ко дню укрепляются центры, объединения, группы, агрегации или конвенты под именем… «франкмасонов», куда… допускаются лица любой религии и из любой секты без всяких различий».
Они, продолжает булла, «установили некоторые законы, некоторые уставы, которые их объединяют и особенно обязывают их под угрозой самых тяжелых наказаний, в силу клятвы, взятой под присягой над Святым писанием, сохранять неприкосновенным секрет обо всем, что происходит на их собраниях».
«Но подобно тому, как преступление рано или поздно раскрывается, несмотря на предосторожности, принятые, чтобы его скрыть, это общество, благодаря огласке, которую уже нельзя остановить, эти собрания стали столь подозрительными для преданных вере, что всякий добропорядочный человек рассматривает их как недвусмысленный признак всевозможных извращений…»
Папа отметил «большое зло, которое проистекает из подобных ассоциаций, всегда угрожающих спокойствию государства и духовному здоровью», и заключил: «Вот почему мы столь решительно предупреждаем против вступления под любым предлогом в данные центры, объединения, группы, агрегации и конвенты всех верующих, будь они светскими лицами или же регулярными или секулярными служителями культа; полностью запрещаем им вступление в эти ассоциации и собрания под угрозой отлучения от церкви».[50]
Однако засунуть джинна обратно в бутыль не представлялось возможным. Масонство развивается вширь, оно охватывает все более широкие слои верхов общества. Оно идет и вглубь, подготовляя такие позиции, которые позволили бы ему продолжать свое поступательное движение вверх независимо от подъемов и спадов, вызываемых капризами общественных настроений, поворотами событий. «Открываясь» «снизу», оно «закрывается» сверху, чтобы никакие перипетии не вырвали у верхних этажей движения контроля над нижними.
Какие бы эксцентричные формы ни принимала чехарда возникновения и быстрой кончины тех или иных модных течений, скороспелых ритуалов, связанных порой с именем того или иного авантюриста, шарлатана, жулика, неизменной константой остается наращивание иерархической лестницы здания «каменщиков». Простое, «трехслойное» движение обеспечивает массовость.
А новые, привилегированные ступени, их все более акцентированный аристократический характер привлекают к масонству тех, кто впоследствии составит невидимое ядро, направляющее разнородные и оттого весьма удобные для любого употребления отряды строителей «храма Соломонова».
Усложнение структуры, наращивание верхних этажей «братства» проходит не гладко и не без сопротивления тех, кто видит в этом ущемление прав средних слоев, нарушение громких деклараций о равенстве «братьев». Но караван идет.
Причем процесс этот, опять же как бы раскачиваясь на качелях «Париж — Лондон», быстро распространяется на другие страны.
С 1740 года, чтобы закрепить свое руководящее положение, знатные слои Англии, недовольные «трехклассной» масонской системой, начинают строить здание выше, создавая Капитул «Королевской» Арки. Через несколько десятилетий вершину английского масонства возглавила королевская семья. Сперва великим мастером стал герцог Кумберлендский, внук Георга II.
За ним последовали в качестве патронов масонства Георг IV и Вильгельм IV.
За противоречиями лож «старинного» и «модернистского» обрядов крылись как сословные, так и междоусобные разногласия. «Якобиты», сторонники Якова II, бежавшего от «славной революции» 1688 года в Париж, под покровительство французского короля Людовика XIV, будто бы стремились действовать и через масонство.
С их деятельностью, особенно сэра Эндрью Рамзея, и связывают рождение «шотландского обряда», первоначальной целью которого было заручиться поддержкой Шотландии для реставрации династии Стюартов.
Но масонские мечи использовались и Ганноверской династией, находившейся на английском троне, а доктрины «шотландцев» позже позволили объединить в своем лоне соперничающие группировки. Помимо претензий на родство с рыцарями-«храмовниками» они восприняли и легенду о том, что преобразователями языческого и древнеиудейского масонства явились мальтийские рыцари. Только им якобы дана прерогатива отличать «истинные» ложи, возникающие повсюду в Европе, от «ложных».
Из Франции «шотландское масонство» распространилось в Скандинавию, на германские земли, на территорию Италии.
В Германии продолжателем дела Рамзея явился барон Карл Готлиб Хунд, который ввел обряд «строгого послушания», куда отбирались лица преимущественно знатного положения. Хунд утверждал, что находился в прямой связи с «неизвестными лицами», представляющими уцелевший орден «храмовников». Для его ордена было характерно почитание военных традиций, тевтонская дисциплина.
Тевтонский орден отпочковался от ордена Св. Иоанна — госпитальеров (впоследствии Мальтийский) — в 1198 году. Был предназначен для крестоносцев германского происхождения. После того как крестоносцев выбили из Иерусалима, Тевтонский орден обосновался в 1226 году на Хелмлинской земле.
Отсюда тевтоны начали наступление на славянское племя пруссов (от него осталось название Пруссии), на прибалтийские и русские земли. Его постоянным стремлением было завоевание земель к востоку — «Drang nach Osten».
Поражение на Чудском озере от Александра Невского в 1242 году приостановило экспансионизм тевтонов и меченосцев, но окончательно их влияние было подорвано лишь в 1410 году в битве при Грюнвальде.
Мистический дух царил в «скандинавском обряде», претендовавшем на особое международное признание.
Этому способствовал Эммануэль Сведенборг, шведский ученый, советник короля Карла XII. Если Бёме лишь под конец жизни полностью углубился в дебри мистицизма, поставив перед человечеством задачу обрести статус «ангелов», то Сведенборг общение с духами, потусторонним миром поставил во главу угла, проповедуя, что оккультным путем, отрицая разум, одними озарениями, сопровождаемыми нравственным самосовершенствованием, те, кому это предназначено, попадут в «невидимый мир», в «Новый Иерусалим».
Его постулаты легли в основу оккультных упражнений, которые и поныне процветают в высших сферах масонства. «Система» Сведенборга особенно популярна в США, по ней работает немало лож в Швеции. На нее ссылается и Уорд.
Но вернемся ко второй половине XVIII века, когда Европа вплотную подошла к большим переменам. «Верхние» этажи масонства, несомненно, должны были принимать какое-то участие в общественных процессах, склоняться к тому или иному выбору. И здесь встает вопрос, который мучил историков не один век и даже разделил их на непримиримые лагери.
Вслед за аббатом Барруэлем ряд из них повторяет тезис: за каждым революционным событием, поворотом «влево» надо видеть масонов, масонский «заговор», который предопределял основные события последних веков.
Сперва клерикальная, реакционная, а затем и крайне правая, фашистская, пресса регулярно выдвигала тезис о «зловещей» роли масонства, о всемирном их заговоре, который нацисты с их антисемитизмом именовали «иудейско-масонским».Другая часть вообще отрицает сколько-нибудь значительное влияние масонства на исторические события. Есть и промежуточные позиции.
Даже рождаясь в одном месте или в однородной группе лиц, любое общественное движение, если хочет уцелеть, сохраниться, обязано считаться с факторами, которые превышают его способности.
Могут возразить: внедряясь сразу в противостоящие слои аристократии и «третьего сословия», не избежало ли масонство превратностей, связанных со слишком односторонним выбором?
Не это ли предопределило его особую жизнеспособность в течение многих столетий?
Не стремилось ли оно всегда быть у истоков самых различных направлений мысли, науки, религии?
Не менялось ли вместе с самим обществом?
Все эти вопросы содержат в значительной степени и ответы. И все же это не освобождает от обязанности анализа, более приближенного к конкретным условиям истории. Если бы мы смогли проследить некоторые несущие конструкции идеологических структур масонства, уходящих в далекое прошлое, то не в их ли приложении к реальным силам и событиям общества будет найден ответ?
Если говорить о том, какие силы внутри масонства были способны направлять и корректировать его движение сквозь века, то, скорее всего, их следует искать вблизи его высших ступеней, тогда как низшие представляют те общественные силы, которые оно привлекало, которые видели в нем выразителя своих сокровенных интересов или хотя бы могущественного попутчика.
Здесь, разумеется, может возникать и оптический обман, идеализация, принятие промежуточных целей за конечные. Возникает и трудность исследования — низшие слои масонства более «прозрачны», понятны, тогда как верхние, если употребить масонские же обозначения, либо излучают «невидимый свет», либо являются «видимой тьмой».
Но не дадим себя запутать мистическими покрывалами и прочими реквизитами масонской символики. Ведь за условными фразами, за возвышенными масками стоят вполне земные, порой прозаические личности, чьи побудительные мотивы намного проще одежд, в которые они кутаются.
Когда Франкоччи пишет, что, несмотря на пестроту обрядов — «шотландский» Св. Андрея, «Великого Глобуса», «Клермонтский», «избранных Коэнов», «иллюминатов», «филалетов», «мартинистов», «Мизраима», «строгого» и «широкого» чина, «египетского» ритуала, — «повсюду распространялся один и тот же свет», то что он имеет в виду? Что может соединять столь пестрые отряды масонства?
Единство доктрины, которое не мог нарушить видимый плюрализм ее интерпретации.
А провозглашая для каждой «личности» (на деле она как раз далеко не «каждая») возможность «постичь истину», «сравняться, если не с богом, то с дьяволом» (Фауст), войти в царство свободы и справедливости, масонство сулило эмансипацию и новые права буржуазии, составлявшей главную часть его воинства. Молодая, способная, предприимчивая, она множила свои фабрики и заводы, развивала производительные силы, рассматривая философию, сведения о природе, науку, технику не только с точки зрения «чистых знаний», а, скорее, с точки зрения их умелого и быстрого приложения.
Ей нужно было такое строение общества, которое дало бы максимальный простор для приложения капитала, сняло бы перегородки устаревших феодальных привилегий. Ей нужна была такая религиозная система, которая не придавливала бы ее инициативы, освящала предпринимательство, видела в нем «промысел божий».
Вытекающее из недр христианства, особенно протестантизма, деистических представлений масонство было для буржуазии такой освящающей системой религиозных взглядов. Провозглашая «права личности» (с капиталом прежде всего), деятельность по извлечению денег, прибылей, оно изображало как наиболее разумное устройство человечества то, при котором самые просвещенные, «способные», «избранные» могут предоставить всем остальным, «темным», «испорченным», «инертным», более сносное существование.
Капитал, золото в особенности, становился для буржуа высшим символом человеческой деятельности, средством «облагодетельствования», признания «способностей». Масоны, например, когда обожествляют золото, ссылаются на «египетские» традиции, по которым культ Солнца был связан с золотом.
Солнце вообще-то является столь древним символом, что едва ли не с него начались религиозные взгляды человека. Солнце грело, взращивало урожай, освещало жизнь, а могло и сжигать, карать. Его цвет, действительно, сродни блеску драгоценного металла, золоту, которое издревле было мерой богатства, а посему считалось священным, обожествлялось.
Древние египтяне с их культом священных животных сделали быка Аписа божеством Солнца и золота одновременно. Почитание «золотого тельца» было привито и другим народам. Моисей, выведший свой народ из Египта и повелевший почитать в качестве единственного бога евреев Яхве, не раз был вынужден наказывать плетьми выходцев из жречества, а то и казнить своих «любимчиков» («бенджаминов») за тайное поклонение «золотому тельцу».
В эпоху Средневековья социальные движения нередко облекались в форму ересей и сект. Секта «каменщиков» оказалась наиболее удачно найденной. Из многих верований, мифов и религий она извлекла критерии, которые могли наилучшим образом оправдать установки выраставшего из недр феодализма буржуазного класса.
Оправдать не только в собственных глазах, но и для остального общества. Ибо свободу для себя, для предпринимателя, «строители храма» представляли как всеобщую свободу. Трезвый и циничный мир, построенный на денежных отношениях, именовался ими «царством разума», даже «вечного разума», а свое приравнение к высшим классам буржуа изображали как «всеобщее равенство».
«…Вечный разум, — замечал Фридрих Энгельс в «Анти-Дюринге», — был в действительности лишь идеализированным рассудком среднего бюргера, как раз в то время развивавшегося в буржуа».[51]
А доктрина масонства с проповедью «благородной прибыли» как нельзя более подошла для подчистки христианских догм в угоду поднимающейся на пьедестал власти буржуазии. Культ Солнца — Аписа — Золотого Тельца помогал фетишизировать принцип купли-продажи: «Современное общество… — отмечал Карл Маркс, — приветствует золото как блестящее воплощение своего сокровеннейшего жизненного принципа».[52]
Природа поднимавшегося с грозной силой класса была двойственной. Сметая феодальные бастилии Европы, он готовил миру в перспективе власть денежного мешка. Но чтобы увлечь за собой на все еще крепкие средневековые бастионы простой люд, ему приходилось свои частные интересы представлять как всеобщие. Выступал он, несомненно, как революционная сила.
В рамках исследования важно проследить, каким образом двойственность программы революционной буржуазии отразилась на взглядах общества «каменщиков».
Пример Франции показателен. Революция здесь не была верхушечной. В силу невероятного упрямства и исторической слепоты, высокомерия абсолютистской монархии, аристократии, духовенства «третье сословие» — буржуазия — было вынуждено пойти весьма далеко. Во всяком случае, дальше, чем предполагали ее вожди.
Многие из них незадолго до революции уживались в ложах вместе с «братьями» — родственниками монарха, маркизами, виконтами, высшей надстройкой страны. Они все еще надеялись «просветить» старые правящие классы, а основной заряд своей ненависти обращали на католическую церковь, которая яростно сопротивлялась реформам общества.
Почти каждый шаг буржуазных революций запечатлен в документах эпохи, свидетельствах, мемуарах. Намного меньше материала дошло до наших дней о поведении внутри своих лож тех, кто затем встал во главе революции. Некоторые историки склонны отделять их общественную деятельность от масонской, уверяя, что в политической сфере каждый «брат» действовал различно, в соответствии со своими специфическими политическими взглядами, оставляя их за дверями лож, то есть независимо от масонских доктрин.
Конечно, это можно отнести к отдельным революционным деятелям.
Но то, что копилось в ложах, наконец вырвалось наружу. Пришел великий час масонов. Итальянский исследователь Франкоччи дает четкую картину изменения функций масонства в зависимости от исторического момента.
Если изначально, на подготовительной стадии оно выполняет, по его выражению, «педагогическую» функцию, вырабатывает доктрины, обучает свои кадры, то в момент перехода к политическим действиям оно «как секретное общество завершает один цикл и приступает к созданию ассоциаций, которые и осуществляют то, что созрело в сознании».
«Здесь, — уточняет он, — требуются уже не отдельные «посвященные». Нужны многочисленные ряды, фаланга, которая сперва движется медленно, а затем уже неудержимо, внушая страх. И тогда — «божья гроза!».[53]
«Педагогическую» функцию французское масонство отрабатывало тогда, когда в его рядах блистали такие «властители дум», как Вольтер, Руссо. Д’Аламбер, Дидро, а также Демулен, Мирабо, Лафайет, Сиейес, Марат, Дантон, Робеспьер, Сен-Жюст.
Головными ложами «властителей дум» были ложа «энциклопедистов» и ложа «Наук», известная и как ложа «девяти сестер», последняя была основана Лаландом в 1769 году. В нее входили Вольтер и Кондорсэ, живописец Грёз и скульптор Гудон, братья Монгольфье, открывшие эру воздухоплавания, Дантон, Демулен и Сиейес. Входил в нее и посланец Нового Света Бенджамин Франклин.
Вряд ли можно предполагать, что столь блестящие люди на заседаниях ложи спорили лишь о философии масонства, его ритуалах. Нет, уже тогда они были убеждены в большом историческом будущем, которое им открывалось, и всеми силами приближали его приход.
Конечно, перед наступлением решающих событий они не засиживались в ложах. Все уже было сказано. Наступило время движения фаланги. И она двинулась, «неудержимая, внушая страх». В том числе и некоторым из тех, кто помог пустить ее в ход. Ибо то, что казалось чисто доктринарными, философскими расхождениями, затем на площадях и улицах обернулось ожесточенными схватками, кровавой борьбой. Язык философии уступил место жесткому стуку ножа в машине, названной по имени известного масона доктора Гильотена.
Руссо, с его теорией «общественного договора» и всеобщего равенства, оказался вдохновителем якобинцев. Они полагали, что стоит нанести пару-другую сокрушительных ударов по устоям имущественного и социального неравенства, и общество всеобщей справедливости, разбившее путы привилегий и крупной собственности, станет реальностью.
Люди, которые так много сделали для победы над королем, для утверждения республики, ее девиза «Свобода, равенство, братство», удивительно быстро оказались под ножом гильотины. Столкновение классов оказалось куда более грозным, чем энциклопедические споры. В том, что революция растерзала собственных сыновей, заключался лишь внешний парадокс. «Мавр сделал свое дело». Гении и таланты, деятели, необходимые для того, чтобы разбить оковы, сковывавшие рождение нового общества, более были не нужны.
Грозный Робеспьер, устроивший в Париже шествие в честь Верховного существа — масонского божества, которому отныне предназначалось заменить уволенного в отставку официального Бога, вслед за плеядой других лидеров революции был столь же безжалостно обезглавлен.
Буржуазии теперь были нужнее пушки на улицах, на случай, если приведшие их к власти народные массы вдруг вздумают бунтовать. Мозг среднего буржуа, воцарившийся вместо «вечного разума», не хотел терпеть возмутителей спокойствия.
Нет, буржуа, торговцы, банкиры не спешили упразднить «Декларацию прав», принятую ранее с таким энтузиазмом. Но они уже не возражали сперва против бонапартистской диктатуры, а затем и новой империи. Идеи защиты отечества сменились идеями завоеваний. «Марсельеза» зазвучала для других народов не как гимн освободителей, а как марш завоевателей. Подобная трансформация удивляла самих французов.
«Каким образом и почему эта непокорная нация сама устремилась к рабству? — вопрошал один из самых глубоких умов Франции историк Алексис де Токвиль. — Откуда эта огромная перемена в нравственных настроениях народа: столько эгоизма, следующего за таким самопожертвованием, столько безразличия вслед за такой страстностью…столько презрения к тому, что было предметом столь страстных желаний и так дорого стоило?».[54]
Корни «термидора» и бонапартизма, однако, находились в том же горниле, откуда вырвался «идейный» огонь революции. Ее наставники отнюдь не собирались позволить «толпе» воспользоваться тем, что предназначалось «избранным». Ведь если Руссо в своих взглядах на свободу и равенство был более или менее последовательным, то этого нельзя было в полной мере сказать о таких отцах освободительных идей, просветителях, как Вольтер и Дидро.
«Фернейский отшельник» весьма дорожил дружбой с коронованными особами, особенно Фридрихом II и русской императрицей Екатериной II. В переписке Вольтера с Петербургом, его друзьями можно найти места, показывающие, как глубоко в нем самом сидели сословные предрассудки. Императрице он советовал не спешить с отменой крепостничества, этой позорной язвы старой России.
«Чернь, — писал он Екатерине II, — никогда не бывает разумом управляема» и ее «должно школить точно так, как медведей».
К Дидро: «Я рекомендую Вам суеверие. Нужно разрушить его у благородных людей и оставить канальям». (Это перекликается с его известным выражением: «Если бы Бога не было, его надо было бы выдумать».)
В письме Д’Аламберу: «Никогда никому не приходило в голову просвещать сапожников и служанок. Разум восторжествует, но у людей благородных, канальи созданы не для него».
В другой раз Вольтер писал с предельной и, надо сказать, отталкивающей откровенностью: «Народ всегда безвкусен и груб; это — быки, которым нужно ярмо, погонщик и корм».[55]
Сказанное, конечно, не умаляет величие Вольтера, чьи взгляды способствовали подготовке глубоких нравственных и интеллектуальных поворотов в истории.
Французский журнал «Истуар» в октябре 1982 года посвятил свой выпуск дискуссии ученых о том, каких идей масонство придерживалось в их стране перед революцией.
Историк Жерар Гайо привел ряд масонских текстов, имевших хождение накануне революции, из которых вырисовывается в целом умеренный, даже консервативный облик «братьев».
«Равноправие не имеет абсолютно никакого значения. Оно возможно лишь на словах, — говорится в документе масонской ложи из Савойи. — И в то же время очень важно, чтобы в масонских списках никогда не опускали титулы, чтобы во всех ложах говорили: «брат маркиз» или «граф такой-то!».[56]
«Хотя масонство и уравнивает все положения, все же следует в большей степени слушать лиц, занимающих выдающееся положение в цивилизованном обществе, нежели плебея» (Тулуза).[57]
А вот и прямая инструкция «верхних» лож нижним: принимаемые в ложи «должны принадлежать к свободным сословиям, быть хозяевами своей личности. Если кто-то из домашней прислуги и может быть принят, то лишь как «брат-слуга» (чтобы обслуживать храм)… Нельзя допускать никого, кто занимал бы низкое и подлое положение. Редко можно принимать ремесленников, даже в звании мастера, особенно там, где не существует цехов и корпораций. Никогда нельзя принимать рабочих, хотя бы и достигших звания подмастерья в искусствах и ремеслах».[58]
Впрочем, для того чтобы лица «подлого положения» не смогли попасть в «избранные», главным средством были денежные поборы.
По свидетельству Гайо, чтобы получить посвящение в первые три ступени масонства, горожанин из Шарлевиля в 1781 году должен был затратить сумму, которая равнялась четырехмесячному заработку рабочего оружейной мануфактуры в том же городе.
«После всех видов подобного фильтрования, — заключает Гайо, — франкмасонство неизбежно приобретало буржуазный и аристократический оттенок, а присоединение к ордену являлось знаком отличия. Но и будучи принятыми, «братья» соблюдали между собой социальную сегрегацию. Знатный и торговец могли даже не встретиться в одном и том же храме. Врач, негоциант, книготорговец, продавец рыбы — каждый оказывался в «своей» ложе. А если Bеликий Восток (имеется в виду Высший совет, надзирающий за масонством. — Л. 3.) считал, что данная ложа «плохо устроена», он решал ее закрыть!
Ложи, контролируемые знатью высшего ранга, при Людовике XVI давали все гарантии лояльности… Централизованная структура ордена (с 1740-х годов была установлена иерархия в отношении братьев низших званий) настолько совпадала с традицией абсолютизма, что многие братья вскоре стали обвинять Великий Восток Франции в «деспотизме» и покидали масонство, не находя там демократии».[59]
Еще один красноречивый документ — это циркуляр, разосланный парижской ложей «Общественный договор» уже в ходе революции—20 ноября 1790 года. В это время интриги роялистов, пытавшихся лишить революцию ее плодов, вызвали значительный накал настроений. И вот что гласил циркуляр: «Мы являемся друзьями человеческого рода, но наша любовь к нему не перерастает в фанатизм. Дети природы, которых столь сильно испортили извращение страстей и предрассудки невежества, мы хотим возродить землю, но отнюдь не в кровавом потопе. Не в ужасах деспотизма должны мы лелеять новую французскую конституцию».[60]
Внешне масонство проявило себя в ходе революции не столь заметно. Известно лишь, что основные течения Национального собрания Франции образовали масонские клубы, носившие их имя. Для организации, насчитывавшей накануне революции 600 лож и 30 тысяч последователей, это выглядит недостаточным.[61]
Но вспомним, что писал по данному поводу Франкоччи. В момент действий нужны не отдельные посвященные. Вступают в действие фаланги.
Разумеется, верхний слой действует, но уже на практической почве, отвоевывая места под солнцем, оттесняя «братьев», которые «не вписываются» в виражи истории. Что касается брошенных практически на произвол судьбы низовых лож, то они впадают в летаргию. Проведенные после революции опросы показали, что 80 процентов масонов предпочитали умалчивать о своих политических позициях. А среди 20 процентов высказавшихся по одной трети сторонников получили «роялисты», «гора» и «жиронда». (Присутствие «роялистов» понятно — в масонстве до 1789 года состоял будущий Людовик XVIII.[62]
Восторжествовав сперва в Англии, потом во Франции, буржуазия продолжила штурм власти в других странах Европы. Но делала она это не очень решительно. Практически перекраивал карту Европы уже Наполеон. Что касается масонов, то в немецких землях и княжествах те из них, кто принадлежал к королевским и иным знатным семьям, настолько доминировали над буржуа, что те старались не проявлять особой активности. И если во Франции и Англии, несмотря на обилие символики и мистики, главенствовало «вольтерьянство» и пробивался призыв к разуму, то «братья» из немецких лож за небольшим исключением относились к этим призывам весьма враждебно.
У них царила оккультная вера в «панацеи», «озарения», общение с потусторонними силами. Как писал один русский историк: «Маленьким фаустам XVIII века не хватало очень многого, чтобы стать подлинными Фаустами — и прежде всего способности к самостоятельной мысли и энергии». Они тешили себя миражами о принадлежности к «тамплиерам», мечтали о тевтонском рыцарстве. Мечтания эти были далеки от прогресса, по сути своей реакционны. Позже мы увидим, какой поворот совершила эта полузадушенная и искаженная общественная мысль, когда от состояния приниженности она сделала скачок к идеям национального высокомерия и расизма.
Пожалуй, лишь в секретном обществе «иллюминатов» Адама Вейсгаупта в Баварии теплились идеи освобождения от тираний и монархий. Но само общество по организационным принципам было точной копией ненавистной Вейсгаупту организации иезуитов, до этого фактически правившей в Баварии. Идея Вейсгаупта привлечь к делу свержения тирании самих европейских государей и даже римского папу говорила о внутренней слабости «иллюминатов». Да и сами инструкции Вейсгаупта свидетельствовали об иезуитской технике: «Наши люди должны быть предприимчивы, ловки, вкрадчивы… Ищите, прежде всего, знатных, могущественных, богатых. Иногда необходимо даже унизиться, чтобы получше овладеть человеком». Но несмотря на все эти предосторожности, на шифрованный язык членов ложи, оформившейся в 1781 году в Ингольштадте, она уже в 1785 году была закрыта, а «Спартак» — Вейсгаупт вынужден был бежать под защиту знатного покровителя в Регенсбур.[63]
И хотя «иллюминатам» нередко приписывали большое международное влияние, такое мнение скорее основано на отношении к их тираноборческим идеям, чем соответствовало их реальному весу.
Глава 5
От зависимости к самостоятельности?
Особенности российского масонства
Вернадскому отказано в доступе к архивам Швеции и Германии. — «Братья» проникают в царские покои. — Поворот к просветительству. — Екатерина запрещает ложи. — Неудобный П. — Вторичный запрет. — Тень «европейской Карбонады». — Пушкин и масонство. — Злоключения Пьера Безухова. — Легенда о великом инквизиторе.
В самый канун революционных событий,
в 1917 году, в Петрограде вышла книга Г. Вернадского «Русское масонство в царствование Екатерины II». Она добавилась к ряду исследований русского масонства; уже имелись труды А. Пыпина «Масонство в России», двухтомник «Масонство в его прошлом и настоящем» (1914–1915), под редакцией С. Мельгунова и Н. Сидорова, где обстоятельно разбиралась также история международного масонства, работы Я. Барскова, М. Лонгинова, В. Семевского и других.
Г. Вернадский воспринял от отца, известного ученого, увлечение загадками Космоса, вопросами эволюции живого вещества на Земле, вообще крупными, глобальными проблемами, и решил обратиться к теме масонства. Это был не очень удачный момент для публикации: власть в России переходила как раз к масонам, в лице Керенского и министров его правительства.
Позже, в 1925 году, будучи в США, где он преподавал в Йельском университете, Вернадский сам вступил в ряды масонов, но в тот период, работая над упомянутой книгой, он старался быть объективным и обратился за помощью в архивы Швеции и Германии, которые весьма активно в екатерининские времена контактировали с российскими «братьями».
К величайшему удивлению, он получил отказ к доступу в эти архивы, хотя речь шла о событиях весьма отдаленных. Причем в момент просьбы Россия еще не была в состоянии войны с Германией, не говоря уже о вполне мирных отношениях с нейтральной Швецией.
Некоторые секреты не теряют своей остроты за давностью лет. Так было и в отношении масонских битв екатерининских времен, которые и
привели к первому в истории России запрету масонских лож в 1792 году. В этот период, независимо от ритуальных особенностей, центры европейского масонства соперничали друг с другом в борьбе за влияние на ложи России. Немецкое «тамплиерство» Карла Хунда боролось в Москве и Петербурге с влиянием немецко-шведской системы Иохана Вильгельма Циннендорфа, оспаривая прерогативы «материнской» ложи Англии, первой проложившей дорогу в Россию.
Многие их представители находились на службе у русских царей, образовали своего рода кланы при дворе. Масонские ложи служили теми клубами, через которые они могли лучше наблюдать за внутренними процессами в Петербурге и Москве, продвигать близких им лиц к власти, имея в виду не только интересы своей прослойки, но и более крупные.
Швеция, например, веками боролась с Россией, мешая ей выйти к морям — Балтийскому и Баренцеву. Петр I сумел прорвать шведскую блокаду, утвердив на Неве свою столицу, а на севере укрепив Архангельск. Карл XII попытался было оторвать от России западные земли, но после битвы под Полтавой был вынужден ретироваться.
«Масонские дипломы, — писал Г. Вернадский, — служили отличными паспортами для проникновения в среду петербургской иностранной колонии, ключом к внедрению в среду русских купцов и вельмож». Каждая из конкурирующих сторон действовала по-своему. Шведские монархи, вступившие в масонство (они патронируют ему и по сей день. — Л. З.), были поклонниками системы «строгого чина», разработанной Циннендорфом. Она предусматривала беспрекословное подчинение «братьев» вышестоящим ступеням, а созданных по этой системе лож—»материнской», во главе которой стояли шведские монархи. Такого рода подчинение предлагалось работавшим по системе Циннендорфа ложам в России.
В распространении немецких систем особую активность еще в 40-х годах XVIII века проявляли прусские масоны во главе с Фридрихом II, являвшимся гроссмейстером ордена. Ему даже удавалось завербовать в свой орден ряд представителей высшей русской знати. От них потребовали выполнять функции, которые мало чем отличались от шпионских.
Берлинская ложа «К трем глобусам», которой руководил Фридрих II, контролировала работу значительной части русского масонства и даже хранила их архивы. Позже в Петербурге и Москве немцы стали распространять свой обряд «строгого чина» барона Хунда, включавшего высшие, «тамплиерские» степени.
Деятельность орденов окупалась сторицей. Ставка делалась на наличие в среде аристократии немалого числа обращенных в русское подданство иностранцев и на моду русской аристократии рядиться в чужеземные камзолы. Особенно притягательными были царские покои.
В неспокойной нашей истории дворцовые перевороты приводили на трон лиц, еще вчера находившихся в безвестности, в том числе иноземцев и иноземок. Они становились могущественными, самодержцами. При их дворах иностранцам было куда уютнее, чем коренному населению.
Нередко берлинский, лондонский, шведский послы имели в Петербурге родственника, командующего армией или флотом России. Это позволяло, особенно после ухода со сцены Петра, проводить в чужой стране чуть ли не собственную политику. А на помощь приходили и масонские организации самой России.
Распространена версия, будто масонство в России появилось в годы царствования Петра I. Связывают это со знакомством императора во время визита в Англию в 1698 году с сэром Кристофером Реном, специалистом по масонству.
Согласно этой версии, Петр, возвратившись в Россию, основал ложу, во главе которой встал Лефорт, и в которую входили сам царь и генерал Патрик Гордон. А позже Петр якобы преобразовал ложу в секретное общество под названием «общество Нептуна» с участием того же Лефорта, Феофана Прокоповича, князей Меншикова, Черкасского, Апраксина и Голицына, а также двух шотландцев — генерала Джеймса Брюса, увлекавшегося химией и астрономией и имевшего репутацию колдуна, и Генри Фаркуахэрсона, математика, выписанного Петром I из Англии.
Версия эта подверглась критике в самой Англии, причем со стороны наиболее квалифицированной части историков масонства. Речь идет об исследователе Специальной исторической ложи Quatuor Coronati Lodge — ложи Четырех коронованных — А. Г. Кроссе.
Кросс считает, что эта версия была «придумана позднейшими поколениями российских масонов, распевавшими “Песнь Петру Великому” Державина на заседаниях своих лож».
«Апокрифический характер этой истории проистекает не только из отсутствия последующих доказательств, но и из сомнительного масонского статуса Кристофера Рена, которого русские историки, опираясь скорее на германские, чем на английские, источники, упорно называют «известным основателем английского масонства». Кросс пришел к такому выводу, работая над фондом славянских документов Оксфордского университета.[64]
Масонство начиналось в России действительно как англоязычное, когда с 1731 года Великой ложей Англии Провинциальным Великим магистром Российской империи был назначен Джон Филлипс, капитан, находившийся на русской службе. Состояла российская ложа только из иностранцев. Преемником Филлипса был англичанин Джеймс Кейт, генерал русской службы.
Русских стали принимать в ложи только с 1741 года при Джеймсе Кейте. Бравый шотландец сбежал в Россию от преследований у себя на родине (он был «якобитом»), но брат его Джон оставался в Англии и являлся там Великим мастером. Третий брат — Роберт с 1758 по 1762 год был послом Англии в Петербурге.
К тому времени «русский» Кейт, в честь которого наши отечественные масоны даже сложили песню-здравицу, стал «прусским», перейдя на службу в Берлин. Через два года он погиб в о время Семилетней войны. В Берлин прибыл и четвертый брат — генерал, служивший Фридриху II, гроссмейстеру прусского масонства.
Сначала пребывание в ложах было для русской знати в основном модным времяпрепровождением. Позже сюда потянулись личности, выделявшиеся образованностью.
В докладе, представленном в 1756 году императрице Елизавете Петровне, среди членов петербургской ложи были упомянуты писатель Сумароков, будущие историки князь Щербатов и Болтин. Там же состояли столь знатные вельможи, как князья Голицын, Трубецкой, Роман Воронцов. Они были приближены к императрице и она относилась в деятельности «братьев» достаточно благосклонно.
Именно система англо-шведско-немецкого проникновения помогла разгромленному русскими и потерявшему Берлин Фридриху II вернуть столицу и корону без особых усилий. Его выручил Петр III, немец и масон, посаженный на престол России.
Горячий поклонник короля Пруссии, он открыто покровительствовал российскому масонству, подарил в Петербурге ложе «Постоянства» дом и основал особую ложу в своей резиденции в Ораниенбауме. Он сам нередко руководил ее заседаниями.
Страной он правил, откровенно презирая ее историю и народ. Когда его убили и трон перешел к его супруге Софье — Фредерике-Августе Ангальт-Цербстской (Екатерина II), в Берлине не очень обеспокоились — все-таки немка. Да и вдохновителем переворота был «брат» — граф Орлов. Казалось, что царица будет легко управляемой.
Императрица стремилась придать либеральный оттенок своему царствованию, зарекомендовать себя в качестве просвещенного монарха. Делая реверансы «братьям», она переписывалась с Вольтером, пригласила ко двору Дидро, назначив его собственным библиотекарем. Глава российских масонов Иван Перфильевич Елагин стал ее обер-гофмейстером. Его друг и сподвижник Николай Новиков, соревновавшийся с царицей в издании журналов, вроде был союзником в придании правлению либерального облика. Не благоволя особо масонам — императрица не любила мистики — она не мешала придворным увлекаться масонскими учениями.
В ложи вошли представители знатных родов — Трубецкие, Голицыны, Воронцовы, а также Апраксины, Воейковы, Вяземские, Гагарины, Долгорукие, Карамзины, Куракины, Кутузовы, Лопухины, Несвицкие, Одоевские, Панины, Пушкины, Репнины, Рылеевы, Строгановы, Черкасские, Шуваловы, Херасковы и другие.
Роман Воронцов являлся отцом княгини Дашковой, участницы заговора, который привел на престол Екатерину II. Императрица поручила княгине возглавить Российскую академию. Заметно было желание Екатерины II завоевать симпатии знати. В императорском совете при Екатерине II масонами были 4 из 11 членов, в придворном штате — 11 из 31, 4 из 13 сенаторов, 13 из 60 российских академиков.
Масоны возглавили Московский университет, коммерц-коллегию, Государственный Ассигнационный банк. В ложи входила, по подсчетам Г. Вернадского, примерно треть чиновников. Всего масонов насчитывалось не менее 6 тысяч. Им удалось проникнуть и в духовную среду (митрополиты Михаил и Серафим — М. Десницкий и С. Глаголевский).
Ложи распространились на такие города, как Архангельск, Владимир, Вологда, Дерпт, Житомир, Казань, Кременчуг, Киев, Могилев, Нижний Новгород, Орел, Пенза, Пермь, Рига, Рязань, Симбирск, Харьков, Ярославль.
Россия петровская, возникшая «на зло надменному соседу», затем екатерининская, стала грозной величественной державой. Ее уже нельзя было списать за околицу Европы. Она тревожила, притягивала, вызывала двойственные чувства у соседей. С одной стороны, им очень хотелось ее «поубавить», но поражения при Полтаве, Гангуте, Семилетняя война доказали ее прочность.
А к этому прибавились блестящие победы на юге, вернувшие выход к Черному морю. Именно оттого возникал соблазн пойти иным путем, подъесть ее изнутри. И вовлечь любознательных, доверчивых русских в свои игры, запрячь в работу на чуждые цели. Таким путем и было распространено влияние на развившееся в России масонство.
Особой областью была духовно-творческая. Театр, увеселения, блеск жизни в Петербурге, обширное строительство привлекли в Россию много «властителей дум», проводников философско-мистических учений, архитекторов, актеров, танцоров, гувернеров, портных. Открывшаяся западным ветрам страна жадно заглатывала все заманчивое, неизведанное, тянулась к «высшим истинам», тайным откровениям.
И тут воедино сливалась искренняя тяга к расширению горизонтов, просвещению, бегству от старомодных кафтанов и тяжеловесного любомудрия с приваживанием авантюристов, шарлатанов, мистиков и оккультистов, подражанием масс-культуре западных гувернеров, искателей счастья и чинов.
За поверхностными модами стояли более глубокие течения. Шел подкоп новых ересей и религий, включая масонские «системы», под старые — православие, католицизм. Прямые методы здесь были опасны. В 1689 году немецкого мистика Квирина Кульмана, последователя Бёме, публично сожгли в Москве за ересь вместе с его местным почитателем Нордерманом.
Поэтому систему масонских воззрений подавали как улучшение и углубление христианских доктрин. Этому служили переводы иностранных книг, таких, как «Великая наука» Люллия, работы английского «розенкрейцера» и ученого Флюктива (Роберт Фладд), аббата Бельгарда «Истинный христианин и честный человек».
В то же время в масонстве России стали ощущаться некоторые сдвиги к осознанию своих национальных целей. Их связывают обычно с именами Елагина и Новикова.
Иван Перфильевич Елагин, человек незнатного происхождения, вступивший в масоны в 1750 году, в своих записках откровенно писал, что привело его туда «тщеславие, да буду хотя на минуту в равенстве с такими людьми, кои в общежитии знамениты… Лестная надежда, не могу ли чрез братство достать в вельможах покровителей».
Первые его впечатления от масонства были неблагоприятными. Обряды показались ему «странными», «безрассудными». А что касается надежды «сравняться» в ложах со знатью, то, как он отмечал, «мечтание сие скоро исчезло», ибо высокопоставленное лицо «есть токмо брат в воображении, а в существе вельможа».
Он без труда убедился, что мало кто рядом с ним ищет общего блага для Отчизны, а масонские собрания под лозунгами благотворительности и милосердия сводятся к тому, чтобы «при торжественной вечери несогласным воплем непонятные реветь песни и на счет ближнего хорошим упиваться вином». Масонство, по его выражению, выливалось в «шутовство».
Тем не менее Елагин быстро разобрался в казавшихся ему столь нелепыми масонских премудростях, а главное, увидел возможность через ложи способствовать более высокой цели, чем личное благополучие, — просвещению России. На этой почве он сблизился с не очень знатным дворянином — Николаем Ивановичем Новиковым, который явился родоначальником русской журналистики.
Подав в возрасте 25 лет в отставку из армии, Новиков в 1769 году приступил к выпуску своего первого сатирического журнала «Трутень». За ним следовали «Пустомеля», «Живописец», «Кошелек». Новиков высказывал симпатии к представителям «третьего сословия», бичевал невежество и чванство родовитого дворянства. Осмеливался вступать в полемику с самой императрицей, которая тоже издавала свой журнал — «Всякая всячина». Екатерина высказывалась не очень лестно о своих оппонентах, называя их «противу-нелепым обществом», но пока не предпринимала против них, как говорится, административных мер. Новиков занялся книгоиздательством. Он публикует словари, справочники по русской литературе. В 1775 году Новиков вступает в елагинскую ложу «Астрея». Его издания все чаще помещают переводы произведений западных масонов на философско-поучительные темы.
26 февраля 1772 года Елагин, возглавивший русское масонство, добился от Англии утверждения первой русской Великой ложи и стал ее «провинциальным великим магистром». Ему приходилось вести борьбу с «тамплиерской» системой Хунда, которую он даже невежливо называл «собачьей», буквально переводя фамилию ее создателя. Но раздражающие Елагина пышные «рыцарские» ритуалы все больше нравились знати. Еще с 1765 года в Петербурге начал действовать рыцарский «Капитул строгого чина», под крылом которого в северной столице возникли ложи Гора, Латоны, Немезиды, в Москве — Гарпократа, в Ревеле — Изиды, в Риге — Аполлона. В 1776 году в Москве была создана ложа Озириса для лиц исключительно княжеского происхождения.
Вопреки сопротивлению Елагина, в России утверждался таким образом весьма аристократический характер масонства. Елагин и сблизившийся с ним Новиков сами колеблются. Им импонируют мистические поиски «высших ступеней», «тайны “розенкрейцеров”».
Первоначально Екатерина через ложи все еще искала дополнительную опору власти. Совместно с умным и образованным Елагиным она даже сама переводила на русский язык труды западных масонов, способствовала созданию в России общества переводчиков.
Но ее тревожило, что «братья» все больше попадали в зависимость от прусских и шведских масонов.
В 1780 году из Швеции от главы «братьев» пришла директива, что подчиненные ему русские ложи «на всем пространстве империи всея России обязаны во всем и без замедления повиноваться Директории из Швеции, иначе они будут вычеркнуты и исключены как отщепенцы, изменники и клятвопреступники из списка истинных «свободных каменщиков» и верных рыцарей Храма» (цит. по Г. Вернадскому).
В 1778 году в Петербурге был основан Капитул Феникса под именем Великой Национальной ложи шведской системы. В 1780 году шведский король официально назначил своего брата герцога Зюдерманландского начальником масонского ордена в Швеции и России. Узнав о сем, Екатерина в гневе удалила из Петербурга князей Г. Гагарина и А. Куракина, руководивших «Фениксом», и ряд других представителей знати, принадлежавших к шведской партии. Шведы были ослаблены. А с ними и масонство в Петербурге. Его центр переместился в Москву.
Туда прибыли Н. Новиков и новое светило российского масонства — немецкий гувернер из Могилева И. Шварц. Завоевав расположение Елагина и Новикова, И. Шварц внушил мысль связаться с курляндско-литовским масонством, чтобы через него заручиться покровительством герцога Брауншвейгского Фердинанда. Там они решили искать «высших градусов посвящения», а также «сокровенных знаний», в которых, между прочим им отказали шведы. В Москве была учреждена «скрытая сиентифическая ложа «Гармония», чтобы упражняться в тишине», объединившая вождей московского масонства — Н. Трубецкого, М. Хераскова, Н. Новикова, И. Тургенева. А. Кутузова и самого И. Шварца. К ним примкнули И. Татищев, И. Лопухин, С. Гамалей. На одном из своих собраний ложа делегировала И. Шварца в Берлин, чтобы найти там «истинное масонство».
Имея рекомендательные письма, из Курляндии, Шварц познакомился прусским с министром Вельнером и врачом Теденом — вождями немецких «розенкрейцеров». Они дали ему разрешение основать «розенкрейцерский» орден в России.
В феврале 1782 года Шварц образовал в Москве орден «Златорозового Креста», который в 1783 году был в Берлине признан главной «розенкрейцерской» организацией в России. А на Вильгельмсбадском конвенте масонства в 1782 году Россия, представленная гроссмейстером Фердинандом, была объявлена «8-й провинцией Строгого Наблюдения (Чина)». Герцог и прусские масоны были довольны — дичь сама шла в силок. Началась работа уже не на шведского, а на прусского короля.
Чем соблазнял И. Шварц и пруссаки российских адептов? «Премудростями высших ступеней Златорозового креста», то есть «тайнами розенкрейцеров». Около двух десятков высших руководителей российского масонства были произведены в розенкрейцеры и отныне должны были «повиноваться непрестанно и постоянно».
Ведущий «розенкрейцер», отец русской журналистики Н. Новиков, получил масонский псевдоним Коловион и должен был теперь направлять в Берлин «отчеты о своей жизни и даже о скрытых движениях души»(!). Для непосредственного руководства в Россию был делегирован дворянин из Мекленбурга Шредер. Тот в свою очередь докладывал о делах российских масонов министру прусского двора Вельнеру.
«Повеления ваши и волю высших наших высоко славных начальников с истинной покорностью исполнять всю жизнь мою буду, — писал Коловион-Новиков Шредеру, подписываясь Frater Roseae et Aurea Crucis, то есть «Брат Розового и Золотого Креста». В обмен немецкие патроны обещали продвинуть наших «любомудров» к «тайнам» и повысить их «градус». И надули, как и шведы. Дали лишь 3-ю из 9 у них имевшихся степеней.
Не только подчинение иностранному предводителю ее подданных, объединенных в неприятные ей своей чрезмерной мистикой масонские ложи, встревожило императрицу.
Просветительская деятельность Новикова разбудила общественную мысль. А горючего материала в России было предостаточно. И хотя повстанцы потерпели поражение, влияние этой войны на общественные настроения было велико.
На глаза Екатерине попалась книга Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву», где с огромной силой обличалась система купли-продажи крестьян, бесчеловечные расправы над ними помещиков, продажность царских чиновников. Книга была посвящена одному из крупнейших масонов — Александру Кутузову, который был направлен в Берлин для поисков «высших тайн» масонства.
И хотя сам Радищев не во всем разделял масонские доктрины, считая их слишком расплывчатыми и далекими от народных нужд, Екатерина связывала появление его книги с тайной деятельностью масонов. «Бунтовщик хуже Пугачева», назвала его царица и свое мнение распространила на «каменщиков».
Ей докладывали, что в московской типографии Новикова печатаются книги, имеющие «опасное» направление. Были произведены обыски. Выяснилось, что Новиков и его товарищество вели большое, даже по современным масштабам, издание просветительской (и в то же время мистической) литературы.
Было сожжено 18 тысяч конфискованных книг. А общий их тираж приближался к 100 тысячам! И это при ограниченных типографских возможностях той эпохи. Екатерина связывала усиление масонской активности с ростом радикальных настроений во Франции, где началась революция.
Была и другая сторона дела, которая особенно тревожила императрицу, пришедшую на трон в результате заговора, подозрительные интриги плелись вокруг ее нелюбимого наследника Павла I сына Петра III. Иезуиты, деятельность которых царица разрешила в России, а также и ее собственная полиция докладывали, что масоны обрабатывают Павла. Из Берлина ему привозили какие-то книги и письма. В этом деле были замечены Новиков и архитектор Баженов. Шел слух, что им удалось завлечь цесаревича в масонство.[65]
Через новоявленных «розенкрейцеров» наследнику престола внушалось, что с их помощью он может превзойти все мыслимые в истории примеры и соединить светскую и духовную власть, стать чем-то вроде верховного жреца и предводителя России одновременно, иными словами — подобием «Бога живого», но под надзором Берлина.
На основании доносов «розенкрейцеров» о беседах с Павлом, министр Вельнер сделал вывод о том, что «великого князя можно было бы принять в орден, не опасаясь за будущее». В инструкциях «розенкрейцерам» он однако призывает к осторожности и предупреждает о кознях «некоего П.».
Основным своим врагом при русском дворе они считали светлейшего князя Потемкина. Ненависть к нему Берлина трудно измерить. Многие годы Потемкин срывал козни Пруссии и Швеции, открыл для России ворота к Черному морю и через него в Средиземноморье. «Князь тьмы», «дьявол» — вот такие эпитеты пестрят в указаниях из Берлина.
Масон-розенкрейцер И. Эрнст под псевдонимом Альбрехт написал памфлет «Пансальвин, князь тьмы», где Пансальвином, естественно, изображали Потемкина Таврического. Уже после смерти Потемкина памфлет услужливо перевел на русский язык В. Левшин, друг Новикова.
Направление Павлу I масонских книг и воспитательные беседы с ним архитектора В. Баженова продолжались. С депутацией от московских «розенкрейцеров» Баженов пожаловал в Петербург с набором переводных книг, среди которых «О подражании Иисусу Христу» и подборкой текстов — «Краткое извлечение» о том, каким надлежит быть «Богу живому». Павел, не мешкая, наметил особую политику, внушая в Берлине после Румянцеву действовать в пользу Пруссии и обещая его наградить, вступив на престол. Тайным действиям сопутствовали явные.
В «Магазине свободнокаменщическом» в 1784 году был опубликован текст хвалебной песни в адрес Павла I, в котором повторялся рефрен: «Украшенный венцом, ты будешь нам отцом!» Царицу не обманывали льстивые слова песни—»богини русской сын».
Ей, естественно, мерещился дворцовый переворот. А в масонских донесениях из Берлина через прусского посла в Петербурге Келлера и российского посла в Берлине графа Нессельроде (он взял на себя обязанность связного по шпионско-масонским делам) выражается надежда на скорую смерть Екатерины и Потемкина.
Но Екатерина и Потемкин смело и изобретательно отстаивали интересы России. В отношении императрицы к масонству все больше сказывалось осознание опасности, которая исходила от него интересам России.
Тем более что в ее руки попадали перехваченные документы, в частности, о переписке принца Карла Гессен-Кассельского с И. Шварцем, и она могла читать тексты в оригинале, благо немецкий был ее родным языком. Похоже что конкуренты масонов — иезуиты — смогли достать для нее и свидетельства обращения I в масонство. Императрица отмечала, что «князь Куракин употреблен был инструментом к приведению великого князя в братство».
Сведения о разразившейся в Париже революции довершили дело. Приговорив Радищева к ссылке, императрица распорядилась арестовать Новикова. Граф Н. Панин, дипломат, вернувшийся из Швеции и назначенный воспитателем Павла I, был отстранен от должности. Стало известно, что еще при жизни царицы он величал наследника «державнейшим императором».
В указе от 1 августа 1792 года Екатерина II перечисляла обвинения, которые предъявлялись главным образом Новикову:
«1) Они делали тайные сборища, имели в оных храмы, престолы, жертвенники; ужасные совершались там клятвы с целованием креста и Евангелия, которыми обязывались и обманщики и обманутые вечною верностью и повиновением ордену Златорозового креста с тем, чтобы никому не открывать тайны ордена, и если бы правительство стало сего требовать, то, храня оную, претерпевать мучение и казни…
2) Мимо законной, Богом учрежденной власти, дерзнули они подчинить себя герцогу Брауншвейгскому, отдав себя в его покровительство и зависимость…
3) Имели они тайную переписку с принцем Гессенкассельским и с прусским министром Вёльнером изобретенными ими шифрами и в такое еще время, когда Берлинский двор оказывал нам в полной мере свое недоброхотство…
4) Они употребляли разные способы… к уловлению в свою секту известной по их бумагам особы (Павел I, сын Екатерины II. — Л. З.); в сем уловлении… Новиков сам признал себя преступником.
5) Издавали печатные у себя, непозволенные, развращенные и противные закону православному книги…».[66]
Явив «милость», императрица заменила смертную казнь Новикову заключением в Шлиссельбургскую крепость на 15 лет.
Интересно, что помимо шведско-прусской сети для «уловления» Павла I была заброшена и французская. Об этом рассказал в своей работе Г. Вернадский. Действовала она через супругу цесаревича Марию Федоровну, родившуюся в Этюпе (она прибыла оттуда в 1776 г.) и воспитанную на идеях Руссо.
Еще до ее переезда в Россию в Южной Франции для «обслуживания» семьи наследника была создана особая масонская структура. Около 1766 года в Авиньоне и Монпелье образовали с участием немцев и шведов «Академию истинных масонов».
Затем ее окрестили «Русско-шведской академией».
Ее наставниками стали шведский мистик Сведенборг, бывший советник шведского короля Карла XII, французы Виллермоз и Сен-Мартен, высокопоставленные руководители французского масонства. Причем интриги плелись ими согласованно с Берлином. Герцог Брауншвейгский лично направлял в Южную Францию русских масонов на выучку в эту Академию, а послом при авиньонском центре почти постоянно был адмирал С. Плещеев.
В 1789 году, когда свершилась французская революция, передавшая верховную власть выходцам из масонских лож, авиньонский центр переименовал себя, назвавшись мистическим обществом «народа Божия» или «нового Израиля». Возглавлял его в качестве условного «царя» граф Грабянка. Мистик и друг алхимиков, он потерял свое состояние, оплачивая их попытки «делать золото».
Правда, Грабянка мечтал сделаться и реальным монархом — королем польским, учитывая свое польское происхождение. В России был создан филиал того же наименования. Последователем Грабянки здесь оказался А. Лабзин, издатель «Сионского вестника».
Екатерина не могла не видеть маневров вокруг наследника. Она вывела из строя главных игроков. Остальные руководители масонства отделались испугом, некоторые, как Н. Трубецкой, были вынуждены выехать в свои имения и во всяком случае на несколько лет прекратить свою деятельность. Баженов попал в опалу.
Выстроенный им прекрасный дворцовый комплекс в Царицыне, под Москвой, был раскритикован императрицей (он был обильно украшен масонской символикой и оттого обречен на длительное забвение).
Увы, и сам И. Елагин участвовал вместе с В. Баженовым в «уловлении» персоны будущего царя, правда, руководствуясь достохвальными мотивами — страной должен править «святой царь» Но следует отдать ему должное — его заботили «розенкрейцерские» игры Коловиона и его окружения. «Не сущее ли сие учение истребленного иезуитского ордена? — вопрошал он. — В нем сказуется безпредельная, но скрытая от знания братьев власть…»
В 1796 году Екатерина II умерла, и Павел I вступил на престол.
Новиков был сразу освобожден и приглашен ко двору, но предпочел после всего пережитого выехать в родовое имение Авдотьино под Москвой. Одной из причин была неуверенность в том, как Павел поведет себя в дальнейшем.
Пережив из-за контактов с масонами унижения, он мог перенести часть вины за них на «братьев», особенно учитывая психическую неустойчивость, характерную для нового императора, в действиях которого вполне здравые и проникнутые заботой о подданных и нелюбовью к бездельникам — дворянам действия перемежались с труднообъяснимыми распоряжениями.
Некоторые историки приписывают Павлу I отрицательное в целом отношение к масонству. Было ли так на самом деле? В окружении нового императора по-прежнему находились близкие ему масоны. Сохранились его «масонские» портреты на фоне столь любимой масонами статуи богини Астреи.
Позировал на них Павел в одеянии гроссмейстера Мальтийского ордена, главой которого он согласился стать. Православного императора не очень смущало, что орден этот — католический. Он всерьез воспринял свои задачи по защите ордена против Наполеона, покусившегося на Мальту. Послал для защиты Мальты и Италии от Франции А. Суворова и Ф. Ушакова. А что касается католичества, то велел в России создать православный вариант мальтийства.
Масонское «тамплиерство», которое увлекало его, как известно, считало, что ведет свое происхождение от Мальтийского ордена. (Масонство, объединяющее первые три степени «каменщиков» — учеников, подмастерьев и мастеров, называется «иоаннитским» в честь ордена рыцарей Св. Иоанна (Крестителя), основанного в Иерусалиме в годы крестовых походов; впоследствии стал Мальтийским орденом.)
По масонским легендам, масоны слились с орденом в эпоху крестовых походов. Павел рассматривал свое «гроссмейстерство» как по существу масонское. Такое совмещение представлений отразилось и на портретах императора с масонской символикой.
Масонские наставления, связывающие источники премудрости и могущества «каменщиков» с Востоком, видимо, побудили его отдать приказ о походе атамана Платова на Индию. Этой затее был положен конец его смертью. В 1801 году заговорщики убили Павла и возвели на престол его сына Александра I.
Официально масонские ложи оставались закрытыми и в царствование Павла I, хотя он и повелел вернуть из заточения лиц, сосланных за масонскую деятельность Екатериной II.
Новый император Александр I благоволил масонам. Масонство, в свою очередь, приняло консервативный, верноподданический облик.
Эволюцию от просвещения к мистике и консервативным взглядам отмечал еще у Новикова Г. В. Плеханов. «Это была целая трагедия, — писал Плеханов в «Истории русской общественной мысли». — Найдя нравственное успокоение в мистике, Новиков вложил всю свою редкую энергию в проповедь «философии», ставившей смерть выше жизни… Он громко и восторженно пел замогильную песню, а более или менее образованные разночинцы с удовольствием слушали ее и дружным хором подхватывали ее кладбищенский припев. Трагедия, которую мы видим здесь, была трагедией не отдельных лиц, а целого общественного строя. Настроение, овладевшее Новиковым, оказалось соответствующим настроению весьма значительной части европеизованного «мещанства». Выступление нашего разночинца на арену общественной деятельности совершалось теперь под знаменем духовной реакции против передовых идей XVIII столетия».[67]
На самом деле в среде русских масонов стали обнаруживаться все большие расхождения. На одних самым решительным образом повлиял шок от французской революции, казни монархов, распространение французской философии, в которой без труда угадывалась антихристианская направленность и антимонархизм.
Один из видных «розенкрейцеров» И. Лопухин под впечатлением французской «буйной свободы», направленной против «единовластия», писал: «О страна несчастия! Коль ужасное позорище превратов и бедствий ты являешь! Добродетель вменяется в порок, и святые законы чистоты ея почитаются вымыслом суеверия… Дерзость, бесстыдство, лютость паче зверской, и жало сатанинского остроумия составляют качество сонмища мучителей, весь народ мерзостью своей печатлеющего…Терзают свою утробу, реками льют кровь свою и ею упиваются». Проповеди социального равенства его и многих русских масонов, являвшимися владельцами крепостных крестьян, пугали не на шутку. И. Лопухин особо защищал «строгую иерархию подчиненности» и в сочинении 1794 года возглашал: «Все вопиет нам о естественности неравенства».
И даже А. Кутузов, переводчик Юнга и Клопштока, посланный «розенкрейцерами» для связи с западными масонами в Берлин, друг Радищева, резко разошелся с ним во взглядах на религию и власть. «Смело можно сказать, — заключал он в одном письме, — что из среды нас не выйдет никогда Мирабо и ему подобные чудовища. Христианин и возмутитель против власти, от Бога установленныя, есть совершенное противоречие». (Как не вспомнить стихи Дениса Давыдова о том, как путались в голове русских масонов барство и словоизлияния о свободах: «А глядишь, наш Мирабо старого Гаврилу за измятое жабо хлещет в ус и рыло».)
Впрочем творчество отечественных масонов иногда ударялось в такие утопии, которые могли присниться только Орвеллу с его «Скотным двором».
Князь Щербатов, например, предлагал Павлу I в сочинении «Путешествие в землю офирскую» такой образчик регламентации, отдающей духом военного коммунизма:
«Контроль государства проводится при помощи нравственно очищенных офицеров, санскреев или благочинных… Все так рассчитано, что каждому положены правила, как ему жить, какое носить платье, сколько иметь пространный дом, сколько иметь служителей, по скольку блюд на столе, какие напитки, даже содержание скота, дров и освещения положено в цену: дается посуда из казны по чинам, единым жестяная, другим глиняная, а первоклассным серебряная… Нет ни богатства, ни убожества. «Хлеб распределяют государственные житницы, агропункты отпускают семена». Кое-что из этих рекомендаций Павел попытался воплотить в виде военных поселений.
Впрочем, масонские убеждения большинства членов лож уживались, за небольшими исключениями, с крепостническими взглядами. Прототип личности, обратившей Пьера Безухова в масонство, О. Поздеев в своей записке «Мысли против дарования простому народу так называемой гражданской свободы» замечал: «Если позволять всякому стремиться делаться выше, нежели он есть, то все состояния будут делаться недовольны… При равенстве сословий, кто станет унимать от грабежей и убийств».
А другой «брат» Ф. Глинка высказывался за сохранение крепостничества по «гуманным» мотивам: «Наши крепостные люди похожи на канареек, в клетках они зародились, в клетках воспитались, выпустите их из клеток на волю, разумеется без предварительного приуготовления, они не найдут, где добыть себе хлеба, и многие пропадут с голоду и холоду».
О том, как помещики помогали крепостным, говорит тот факт, что тот же О. Поздеев довел своих крепостных бесчеловечным отношением до настоящего бунта.
Интересное исследование о правовых воззрениях российских масонов на рубеже XVIII–XIX веков провел нижегородский исследователь А. Лушин. Из него следует, что российское масонство придерживалось более монархического и консервативного направления, чем это было на Западе. Главным для них было следование масонской фигуре наугольника, который означал законность действий. Одним из теоретиков правовых взглядов российских масонов являлся тайный советник сенатор И. Лопухин, который в своих работах стремился предупредить от злоупотребления властью и советовал строго придерживаться законной меры наказаний. Конечно, отсюда до декабристов с их «цареубийственным кинжалом» было очень далеко.
В защите «прав человека», если перейти на современный язык, основным они считали сохранение крепостного права. Но этот же консерватизм отдалял их от следования за наиболее радикальными формами масонства на Западе, побуждал к осторожности и в доктринах, особенно когда они выявляли антихристианские моменты.
Может быть, и поэтому западные менторы опасались знакомить российских «братьев» со своими доктринами в полном их объеме и воздерживались от повышения российских «розенкрейцеров» на более высокие градусы.
Развитие масонства в России после его восстановления в правах Александром I развивалось как бы по расходящимся рельсам.
Придворный Жеребцов, мать которого участвовала в организации убийства Павла I, в 1802 году открыл в Петербурге ложу «Соединенные друзья». Ложа действовала на французском языке (сам Жеребцов был принят в масоны в Париже, будучи там русским консулом).
В ложе участвовали брат императора Константин Павлович, герцог Вюртембергский, граф Костка-Потоцкий, граф Остерман-Толстой, граф Нарышкин — церемониймейстер двора, граф Балашов — будущий министр полиции Александра I, и граф Бенкендорф (он стал шефом жандармов при императоре Николае I).
Такой состав не очень-то соответствовал провозглашенным в ложе целям «стереть между человеком обличья рас, сословий, верований, воззрений… объединив все человечество узами любви и знания». Позже к ложе примкнул уроженец Венгрии Игнац Аурелиус Фесслер, известный международный масон, основатель ритуала, носящего его имя. Он был приглашен в Россию государственным деятелем М. М. Сперанским, крупным масоном, описанным Л. Н. Толстым, для преподавания еврейского языка в духовной академии Петербурга.
В 1803 году в Петербурге была открыта аристократическая ложа «Нептун» под руководством сенатора Голенищева-Кутузова. Полагают, что в том же году был принят в масонство и сам император (позже он был принят и в польское масонство).
Это объясняет, почему
в 1805 году он дал согласие открыть на базе бывшей ложи шведского обряда «Пеликан к благотворительности» ложу, носившую уже его имя — «Александра благотворительности к коронованному Пеликану». Состояла она преимущественно из немцев.В июне 1809 года в честь его жены была образована ложа «Елисаветы к добродетели».Ложи плодились одна за другой, переформировывались. В этом процессе участвовали и «новиковцы», которые в доме Поздеева (выведенного в романе Л. Н. Толстого «Война и мир» под именем Баздеева) собирались в Москве в «теоретической», то есть высшего градуса, ложе «К мертвой голове».
Один из «новиковцев» — Лабзин стал выпускать журналы «Сионский вестник», «Друг юношества».
Граф Виельгорский (изображенный Толстым как граф Вилларский) руководил «ложей Палестины».Эту сеть лож возглавила созданная с разрешения императора в 1810 году «Великая директориальная ложа Владимира к порядку».Все это происходило накануне нашествия Наполеона на Россию, начала войны, имевшей глубокое историческое значение для развития национального самосознания, общественной мысли. Несомненно, что огромные усилия, предпринятые для защиты страны русским народом, ускорили вызревание демократических, антикрепостнических идей.
Эти веяния коснулись масонских лож, представители которых во время похода через Европу за отступающими войсками Наполеона вступили в контакт с масонами, пережившими французскую революцию, разделяющими ее идеи.
Многие офицеры-дворяне были приняты в масоны в парижских ложах. Но это не умерило искренность патриотических порывов, проявленных многими русскими масонами в Отечественной войне с Наполеоном, настроения, которые сочетались с желанием ликвидировать крепостное право, создать для своего народа условия для приобщения к культуре. Собственно, к этому были направлены и первоначальные устремления Новикова, основателя русского театра масона Волкова, архитекторов Баженова и Воронихина.
После войны в рядах российского дворянства создались очаги свободомыслия, движения, которое по дате вооруженного выступления против монархии 14 (26) декабря 1825 года на Сенатской площади в Петербурге было названо декабристским.
По мере вызревания замысла декабристов те основные их руководители, которые были связаны с масонством, покинули ложи, где ранее состояли. Но идеи «свободы, равенства, братства» многие из них восприняли вместе с масонскими воззрениями, которые привели к Марату, Робеспьеру, якобинцам.
Один из главных руководителей декабристов Павел Пестель вступил в масонство в 1812 году, когда началось наполеоновское нашествие. Он был принят в привилегированную ложу «Соединенные друзья» в Петербурге, которая работала по французской системе.
В 1816 году он перешел в ложу «Трех добродетелей», имея пятую степень «шотландского» масонства. Здесь же оказались его будущие соратники по выступлению — Трубецкой, Волконский, Муравьев-Апостол.
Ряд декабристов состоял в ложе «Соединенные славяне» в Киеве, которая объединяла русских и поляков. Масонами были декабристы Лунин, Якушкин, Глинка, Бестужев, Кюхельбекер, Долгорукий. К ним примыкали Александр и Николай Тургеневы, дети соратника Новикова — Ивана Тургенева, ректора Московского университета.
Пестель прервал связи с масонством в 1817 году, но сохранил масонские бумаги — «Законы, прерогативы и привилегии шотландского мастера» и другие, — которые были обнаружены в момент его ареста.
Остальные лидеры декабристов стали выходить из лож на рубеже 1820 года. Они знали, что ложи засорены доносчиками царской полиции. В них нельзя было проводить работу по подготовке выступления без угрозы провала.
А
в 1822 году Александр I, опасаясь радикального направления, которое приобрело масонское движение, сбросил маску либерала и постановил прекратить деятельность масонских обществ. Последовало второе в истории России запрещение деятельности масонского движения.
К тому времени декабристы организовали свои собственные тайные политические общества. Они, правда, привнесли туда часть прежнего багажа — символы, знаки и т. д. Отдельные масонские положения были запечатлены в уставах обществ, их проектах.
Тем не менее нужно признать, что когорта борцов за освобождение России от абсолютизма, крепостничества, за республику и свободы, выступившая под ядрами царских пушек в Петербурге, руководствовалась куда более радикальными и демократическими мотивами, чем можно было почерпнуть из «шотландских» и иных уставов.
Их разрыв с ложами был обусловлен не только соображениями конспирации, но и сознанием узости рамок масонства для достижения целей, которые ставили перед собой декабристы, — разбудить нацию, народ.
Вряд ли масонские условности могут заслонить величие людей, опередивших эпоху и зажегших факел свободы, когда казалось, для него еще не хватало воздуха. Резонанс открытого выступления против деспотизма был исключительно велик.
И чем более он выявлялся, тем очевиднее становилась узость привносимых извне постулатов масонства.
Из 121 декабриста, которых судили после восстания, масонами были 27. Судили их свои же масоны, такие, как Бенкендорф и другие руководители карательных органов. Здесь вновь подтвердилось правило, что не столько принадлежность к масонству, сколько личные взгляды, гражданская позиция отличают одних членов лож от других.
Ведь указ о закрытии всех масонских лож в России подписал Александр I, тогда еще сам масон, по предложению заместителя Великого мастера Великой ложи «Астрея» генерал-лейтенанта Егора Кушелева.
Монархи, каждый по-своему, заигрывали с «братством» до тех пор, пока иные соображения не побуждали «братьев» совершать антигосударственные шаги. И тогда осуществлялся разрыв. Но мимикрия была частью тактики.
Мы упоминали об интригах Фридриха II, который сохранял свою палочную деспотию, в то же время, демонстрируя дружбу с Вольтером, что делала и Екатерина. (Кстати, Вольтер бережно хранил портреты обоих монархов-друзей у себя в Фернейском замке.)
При Александре I особую роль играл немецкий масон высоких степеней Штейн, назначенный после победы России в войне 1812 года полномочным представителем российского монарха в немецких областях. Генрих Фридрих Карл Штейн был властителем дум русских «розенкрейцеров», которых нередко ставят в один ряд с декабристами. В их числе был Николай Тургенев, который выехал в 1824 году в Европу. После расстрела на Сенатской площади он, проживая во Франции, а затем в Англии, доказывал, что ничего общего с «бунтовщиками» не имел.[68]
Это скорее всего было самозащитой. В воспоминаниях современников, есть немало свидетельств, что поэт был близок к тем, кто повел свои части на Сенатскую площадь, добиваясь провозглашения республики.
Н. Тургенев был принят не только в русское, но и во французское, а также немецкое масонство. Писатель-исследователь А. К. Виноградов в «Повести о братьях Тургеневых», написанной с использованием семейного архива Тургеневых, описывает «рыцарскую» церемонию посвящения Н. Тургенева в «братство» в глубокой шахте, которой руководил сам Гёте. А первоначальной задачей Н. Тургенева, выпускника Геттингенского университета, была разработка для Александра I законодательных уложений, которые облегчали бы предпринимательство в России, задача вполне буржуазная. Увидев, что Александр I не намерен полностью перейти на республиканские основы, Тургенев стал готовить декабристские выступления. Но они состоялись уже после его отъезда за границу и после кончины императора.
В Париже по требованию нового российского монарха Николая I, Тургенева задержали и начали производить обыск в его номере. Руководил операцией высокий полицейский чин Франции. Однако, увидев на спинке стула пятиконечную рубиновую звезду на ленте, подаренную Тургеневу бароном Штейном, он смущенно принес извинения и заявил, что произошло «недоразумение». Полицейский был, очевидно, масоном высокого посвящения и узнал звезду, являющуюся у масонов одним из сокровенных «охранных» символов.
Покровитель декабристов барон Штейн, будучи назначен Александром I министром по управлению немецкими землями, отвоеванными у Наполеона, сыграл большую, но малоизвестную общественности роль по объединению Германии. Впоследствии он стал одним из государственных деятелей Пруссии.
Если в отношении России его целью было ослабление монархии, то в Германии он во многом подготовил выход на политическую арену Бисмарка, «железного канцлера», которому и приписывают основную роль в объединении страны.
Зато о действительной роли Штейна хорошо осведомлены немецкие масоны. Штейну посвящен ряд памятных медалей, в Германии имеет хождение монета с его изображением. Он упоминается и в «Международном лексиконе…» германского масонства, хотя там его роль в государственном объединении немцев не выделяется.
На этом примере можно видеть связь некоторых выступлений в России с европейским масонством, в его интересах, в чем участники этих выступлений, может быть, и не отдавали себе полного отчета.
«Охранная грамота» Штейна помогла Н. Тургеневу благополучно добраться до Альбиона и умереть своей смертью в отличие от тех его коллег, которые были повешены в России. На похороны приехал в Лондон Иван Сергеевич Тургенев, живший в Париже. Он был родственником Н. Тургенева, а в Париже входил в масонскую ложу «Биксио». Русский писатель выступил на похоронах с прочувствованной речью.
Понимали ли Н. Тургенев и близкие к нему люди свою зависимость от тех, кто направлял их с Запада? (Теме подчинения русских масонов целям западных соседей посвящен роман Э. Скобелева «Свидетель», компетентно повествующий об интригах масонства против России в период царствования Петра III.)
А. К. Виноградов считал, что русское масонство было связано с объединением западноевропейских масонов — «большой европейской Карбонадой».
Освободительное движение в России нужно было Карбонаде в основном для усиления своего влияния в России. А оба брата Тургеневы, Николай и друг Пушкина Александр, по его убеждению, «были и оставались «поздними розенкрейцерами» — масонами высоких степеней».[69]
«Николай Тургенев, — утверждал А. Виноградов, — в сущности, не был декабристом в историческом значении этого термина», а «идеи и практика, сущность и ритуалы тургеневской конспирации были и оставались «импортными моментами».
Н. Тургенев, по словам А. Виноградова, «видел, что вместе с течениями легкомысленными и пустыми есть глубокая подземная река, течением которой управляют ему не известные, но большие, вне России находящиеся силы».[70]
Элементы заданности, обусловленности ряда действий русских масонов, их связь с зарубежными организациями масонов нередко отталкивали русских интеллигентов, которые доверчиво примыкали к «братству» в поисках необходимых для смысла жизни «истин». Русским «братьям» внушалось, что их страна невежественна, что у нее не может быть собственной истории, нет и будущего, что Россию можно лишь «использовать», «цивилизовать», если поставить в зависимость от Запада.
Многочисленная придворная знать иностранного происхождения пропагандировала подобного рода космополитические воззрения и сумела до известной степени заразить пренебрежением к своей стране какую-то часть русского дворянства.
А. С. Грибоедов в комедии «Горе от ума» изобразил подобные настроения. Две княжны повторяют: «Ах, Франция, нет в мире лучше края», вслед за французом из Бордо, который из гувернера стремится стать наставником московского общества. (Гувернером, напомним, был и И. Шварц, идеолог елагинско-новиковского масонства.) Запомнился и призыв Грибоедова поучиться хотя бы у Китая мудрого незнания иноземцев, чтобы собственный народ не принимал своих господ за немцев.
Поучительную эволюцию взглядов пережил один из виднейших русских просветителей, историк и писатель Николай Михайлович Карамзин. Захваченный идеями «будущего братства людей», поклонник и переводчик Руссо и Лессинга, редактор новиковского журнала «Детское чтение», он был одним из крупных масонов России.
Вслед за Лоуренсом Стерном, написавшим «Сентиментальное путешествие», Карамзин ввел в русскую литературу в романе «Бедная Лиза» тему сентиментализма, идею личности, которые в итоге восторжествовали над господствовавшим ранее классицизмом.
Убежденный, что «всякие насильственные потрясения гибельны», что крепостное право, как и самодержавие, должно быть сохранено, Карамзин следовал умеренным образцам масонства. Ему в масонской среде был дан обязывающий псевдоним — «Рамзей», по имени англичанина, который обосновал высшие, «шотландские», этажи в масонстве.
По поручению русских масонов, обеспокоенных начавшимися при Екатерине преследованиями, Карамзин в 1790 году направился в путешествие по Европе. Он совершил паломничества в Фернейский замок Вольтера, на могилу Руссо, в имение Фридриха II, посетил тех, кто являлся авторитетными идеологами масонства.
В его «Письмах русского путешественника» немало дани отрицанию национального, чему учили русских зарубежные масоны («все народное ничто перед человеческим, — отмечал он. — Главное дело быть людьми, а не славянами»). Но беседы с мэтрами, смотревшими на русского путешественника свысока и совершенно равнодушными к действительности, культуре его страны, оставили свой след. «Письма» заканчиваются на такой ноте: «Берег! Отечество! Благословляю вас! Я в России… Всех останавливаю, спрашиваю единственно для того, чтобы говорить по-русски и слышать русских людей».[71]
Вопреки внушенным ему прежним убеждениям, что у России не может быть самостоятельной истории, Карамзин с 1804 года начал писать многотомную «Историю государства Российского», Великий Пушкин замечал, увлеченно читая Карамзина: «Древняя Россия, казалось, найдена Карамзиным, как Америка Коломбом».
Карамзин, по существу, порвал с масонством, во всяком случае с его космополитическими, антинациональными концепциями.
Судьба Пушкина носит сходные черты. Поэт вступил в ложу «Овидий-2» в Кишиневе 4 мая 1821 года, будучи в ссылке. Руководителем ложи был один из будущих декабристов — М. Ф. Орлов. Пушкин сблизился с декабристами, по некоторым свидетельствам, хотел примкнуть к их выступлению. А после казни руководителей восстания нарисовал на страницах рукописи их профили, тела на виселицах и шифром записал стихи, из которых было ясно, что и он мог оказаться среди казненных.
Позже он писал В. А. Жуковскому (20 января 1826 г.): «…положим, что правительство и захочет прекратить мою опалу, с ним я готов условливаться (буде условия необходимы), но вам решительно говорю не отвечать и не ручаться за меня.
«…В Кишиневе я был дружен с майором Раевским, с генералом Пущиным и Орловым.
Я был масон в Кишиневской ложе, т. е. в той, за которую уничтожены в России все ложи.
Я наконец был в связи с большею частью нынешних заговорщиков…
Письмо это неблагоразумно, конечно, но должно же доверять иногда и счастию…
Прежде чем сожжешь это письмо, покажи его Карамзину и посоветуйся с ним…».[72]
К декабристам Пушкина влекли идеи свободы и братства. Но уже в Кишиневе, в той же ложе, он столкнулся с иностранными «братьями» (французами), которые с презрением смотрели на все русское. Одного из них Пушкин вызвал на дуэль, а когда тот отказался, поэт написал ему резкое письмо.
И если Карамзин, выйдя из масонства, завершил труд своей жизни томом «Истории государства Российского», посвященным Борису Годунову, то Пушкин, переставший, по свидетельству друзей, посещать Английский клуб, — место встреч петербургских масонов, в качестве одной из вершин своего творчества оставил драму, посвященную тому же периоду, на котором ломалась столь богатая событиями история государства. Оставил Пушкин и произведения, посвященные личности, которая ознаменовала великие перемены в России, — Петру I.
Что касается кризиса в отношениях Пушкина с масонами, то для его объяснения нередко ссылаются на свидетельство Сергея Александровича Соболевского, написавшего воспоминания о поэте, с которым дружил длительное время, вплоть до его кончины. Журналист, предприниматель (основатель одной из крупнейших в России технически высоко оснащенной бумагопрядильной мануфактуры), он был на заметке у полиции, как и другие люди из близкого окружения поэта. «Известный Соболевский (молодой человек из московской либеральной шайки), — доносит агент III Отделения 23 августа 1827 года, — едет в деревню к поэту Пушкину и хочет уговорить его ехать с ним за границу. Было бы жаль. Пушкина надобно беречь как дитя. Он поэт, живет воображением, и его легко увлечь. Партия, к которой принадлежит Соболевский, проникнута дурным духом…»
Легкомысленное дитя? В письме Соболевскому (29 января 1829 г.) известный славянофил И. В. Киреевский дает иное определение мыслительных способностей Пушкина: «Такого мозгу не вмещает уже ни один русский череп». Известно, что поэт был в то же время впечатлителен и суеверен. Впрочем, не было ли это частью его чувствительной творческой натуры? Многие читали описание того, как он собирался в дни декабрьского восстания поехать из Михайловского в Петербург, но его задержала серия настороживших примет — зайцы, перебегавшие дорогу, нежданная болезнь слуги, встреча со священником (не к добру!) и т. д.
Пушкин отменил поездку, которая предусматривала его встречу с Рылеевым и другими заговорщиками. Сам Пушкин, по словам Адама Мицкевича, описал так свои намерения в связи с вестью о кончине императора Александра: «Я рассчитывал приехать в Петербург поздно вечером и, следовательно, попал бы к Рылееву прямо на совещание 13 декабря. Меня приняли бы с восторгом, я забыл бы о Вейсгаупте, попал бы с прочими на Сенатскую площадь и не сидел бы теперь с вами, мои милые!»
Здесь важно упоминание об «иллюминатах» и их главе Вейсгаупте, за которым стояло предсказание немецкой гадалки, призывавшей поэта беречься «белой головы» (вайс гаупт), предсказание, которое переносили позже и на личность убийцы Пушкина блондина Дантеса. Так или иначе полностью отвести от себя факты близости к декабристам Пушкину не удалось, последовали ссылки.
К этому, более позднему периоду и относится воспоминание Соболевского, о котором шла речь: «…я как-то изъявил свое удивление Пушкину о том, что он отстранился от масонства, в которое был принят, и что он не принадлежал ни к какому другому тайному обществу.
«Это все-таки вследствие предсказания о белой голове, — отвечал мне Пушкин. — Разве ты не знаешь, что все филантропические и гуманитарные тайные общества, даже и самое масонство, получили от Адама Вейсгаупта направление, подозрительное и враждебное существующим государственным порядкам? Как же мне было приставать к ним? Вайскопф, weis haupt — одно и то же».[73]
Можно, конечно, объяснить охлаждение поэта к близкому ему кругу масонов, поклонников Вейсгаупта и шоком от казни руководителей декабристов.
Атмосфера тех дней Пушкиным воссоздана в зашифрованных текстах «Евгения Онегина»:
…Тут Лунин дерзко предлагал
Свои решительные меры
И вдохновенно бормотал.
Читал свои Ноэли Пушкин,
Меланхолический Якушкин,
Казалось, молча обнажал
Цареубийственный кинжал.
Одну Россию в мире видя,
Преследуя свой идеал,
Хромой Тургенев им внимал
И, плети рабства ненавидя,
Предвидел в сей толпе дворян
Освободителей крестьян.[74]
Из этих строк видно, насколько Пушкин был близок к декабристам. И после их ссылки в Сибирь сохранял эти связи. Вместе с тем в его взглядах на масонство произошли изменения, которые трудно объяснить только боязнью или осторожностью.
Ум поэта, пламенный и ясный, верный идеалам свободы, находил, конечно, богатую пищу для симпатий к воззрениям масонов. Но потом, судя по словам, приведенным Соболевским, наступило охлаждение. Для этого были более существенные причины, чем немилости, обрушившиеся на декабристов. Какие?
Отметим, что поэту безусловно был чужд «кладбищенский» пафос масонских доктрин, их призыв «возлюбить смерть» (этот постулат коробил Пьера Безухова).
Творчество поэта изначально солнечно, лишено мрачного мистического покрова, характерного для доктрин, основанных на первичности тьмы перед светом.
Как эта лампада бледнеет
Пред ясным восходом зари,
Так ложная мудрость мерцает и тлеет
Пред солнцем бессмертным ума.
Да здравствует солнце, да скроется тьма!
Эти строки «Вакхической песни» отражают не сиюминутную позицию, а кредо жизни и творчества Пушкина.
Но есть и не менее существенный пункт, по которому взгляды Пушкина отличаются от масонских концепций, — это отношение к своей Родине, ее народу.
Пока свободою горим,
Пока сердца для чести живы,
Мой друг, отчизне посвятим
Души прекрасные порывы!
Товарищ, верь: взойдет она
Звезда пленительного счастья,
Россия вспрянет ото сна,
И на обломках самовластья
Напишут наши имена![75]
Послание к Чаадаеву, написанное примерно в 1818 году и опубликованное без ведома Пушкина в 1829 году в альманахе «Северная звезда», явилось одним из самых программных стихотворений поэта. В нем отчетливо видна «российская» установка. И излагается она мыслителю, отличавшемуся прозападными симпатиями.
Если Н. Карамзин первоначально разделял масонские взгляды на то, что своя нация не важна, что «нет славян», а есть лишь человечество, то шкала ценностей Пушкина начинается с Отчизны, ее интересов, культуры, природы. Это сквозит во всех его произведениях.
Если Карамзин испытывал благоговение перед Лафатером и Вольтером, то для Пушкина не укрылся ядовитый дух ряда писаний и суждений Вольтера, и он не побоялся назвать его «фернейским злобным крикуном». Любовь к родной земле, ее людям, неприязнь к «клеветникам России» — его органические свойства.
Они и определили идеалы поэта, которые включали свободу от самовластья, «от барства дикого», уважение и любовь к народу.
Иными словами, Пушкин не отрекался от той части масонских воззрений, где формулировалась известная триада «свобода, равенство, братство». Но вкладывал он в нее и такие понятия, как патриотизм, вера в свой народ и его судьбу.
Пушкин ценил свободу разума от догм, от искусственных построений, любовь к жизни, право на создание человеческих условий для существования. Насколько совмещались эти принципы с требованиями христианства? В его «Гавриилиаде», от которой он позже всеми силами старался отречься, немало эпатажа, свойственного поэту озорства.
Но даже в таких произведениях нет ни грана почитания темных, антихристианских сил.
Что касается богоборчества в разных формах, то русская творческая интеллигенция вообще-то отдавала им немалую дань. «Печальный Демон, дух изгнанья» мог привлекать юного Лермонтова, «байронизм» был сродни героям «Евгения Онегина».
Эти чувства сочетались с протестом против жесткого социального и политического уклада, но не шли далее увлечения, моды, не приводили к переходу грани, отделяющей добро от зла. Другое дело — сатанизм на Западе.
Скажем, поэма итальянского знаменитого автора Джозуэ Кардуччи» Сатане» с ее словами:
Ты в стихе моем дышишь,
Сатана, в миг, когда я
Негодующей грудью
Вызов богу бросаю.
Для русского масонства тяга к чужим тайнам объяснялась во многом желанием разобраться в основах бытия, мироздания, месте человека в мире. Отсюда интерес к масонству, с его сокровенными, как казалось, секретами, «высшим смыслом».
Не все эти увлечения были безболезненными или невинными. Мы уже говорили о том, куда это приводило «розенкрейцеров» екатерининского периода. Масонство не проходило для его адептов бесследно, оставляло свой сложный, противоречивый след. В нем космополитическое начало боролось с национальным, кастовость с желанием поднять народ, просветить его, избавить от неравенства и унижений.
Бесспорно, наиболее яркую картину увлечения масонскими доктринам в важнейший для России период наполеоновского нашествия период, оставил Лев Толстой. «Война и мир», по существу, остается непревзойденной энциклопедией российского масонства.
Толстого привлекало это учение, в котором многие в России искали ответы на вопросы, которые ставила жизнь. Несомненно, что теория самосовершенствования личности, ее развития, декларируемая масонством, сказалась на взглядах самого Толстого. Недаром главным героем романа избран мятущийся, ищущий смысл жизни, доверчивый и добрый, в то же время распущенный и избалованный богатством Пьер Безухов. История его вступления в ряды «братьев», сцены посвящения, мотивы его обращения изложены с большой точностью. Настолько, что самого Толстого некоторые критики относили к масонам.
Думать так заставляла и длительная традиция служения масонству в роду Толстых. Несколько поколений этой семьи посещали ложи. В наши дни один художник изобразил писателя с причиндалами масонской символики на большом панно, посвященном судьбам России.
Вряд ли можно упрекнуть этого художника в невнимательном чтении «Войны и мира». Вопрос о принадлежности Толстого к масонскому движению продолжал мучить русских масонов и в эмиграции уже после Октябрьской революции. Мы к этому вернемся.
А пока заметим, что тексты «Войны и мира», описания пребывания Безухова в ложе, его контактов с немецкими масонами почти фотографичны, но отнюдь не апологетичны.
Толстовские наблюдения могут использоваться и как исторический источник для изучения настроений «братства», его места в российской действительности перед войной с Наполеоном. Устами Пьера излагаются, например, новые инструкции, полученные после его поездки за границу (в 1809 г.), о том, что «недостаточно блюсти в тиши ложи наши таинства», «надобно учредить всеобщий владычествующий образ правления, который распространялся бы над целым светом», «принять на себя воспитание юношества», объединить людей, «связанных между собой единством цели и имеющих власть и силу», установки, носящие весьма категоричный характер.
Об установках масонства говорят и такие рассуждения Пьера: «Благоприятствовать ли революциям, все ниспровергнуть, изгнать силу силой?.. Нет, мы весьма далеки от того. Всякая насильственная реформа достойна порицания…»
Исследователи Толстого замечали, что писатель слегка сместил временные рамки подобных установок.
Они были характерны для последнего десятилетия правления Екатерины II и принадлежали западным «мартинистам», сторонникам течения, призывавшего к активному вмешательству в политику.
Екатерина II полемизировала со сторонниками этого учения, обзывая их «мартышками». За ней обличения «мартышек», то есть сторонников масонского авторитета Сен-Мартена, повторял и Г. Державин.
Любопытно, что Пушкин в статье о Радищеве и его «Путешествии…», написанной в обстановке, когда хвалить этого писателя, «хуже Пугачева», означало подставить свой журнал, называет Радищева «мартинистом», но в то же время воздерживается называть его «масоном», что в глазах николаевской эпохи было бы просто неосторожно.
Николай I, после шока декабристских выступлений, как известно, ввел для офицеров обязательную клятву в том, что они не являются членами масонских лож, считая это несовместимым с честь русского офицера. Вместе с тем Пушкин дает высокие оценки искренности и других душевных качеств и устремлений Радищева.
Нельзя не увидеть критическое начало, которое присутствует в «Войне и мире» в отношении масонского движения. Толстой отмечал духовную пустоту и цинизм большинства тех, кто примыкал к масонству. Пьер подразделял всех масонов «на четыре разряда».
«К первому разряду он причислял братьев, не принимающих деятельного участия ни в делах лож, ни в делах человеческих, но занятых «исключительно таинствами науки ордена, вопросами о тройственном наименовании бога, или о трех началах вещей, сере, меркурии и соли, или о значении квадрата и всех фигур храма Соломонова».
Себя и себе подобных Пьер причислял ко второму разряду, «ищущим…», не нашедших еще в масонстве прямого и понятного пути, но надеющимся найти его.
«К третьему разряду он причислял братьев (их было самое большое число), не видящих в масонстве ничего, кроме внешней формы и обрядности, не заботясь о ее содержании и значении. Таковы были Вилларский и даже великий мастер главной ложи.
К четвертому разряду, наконец, причислялось тоже большое количество братьев, в особенности в последнее время вступивших в братство. Это были люди, по наблюдениям Пьера, ни во что не верующие, ничего не желающие и поступавшие в масонство только для сближения с молодыми, богатыми и сильными по связям и знатности братьями, которых весьма много было в ложе».[76]
Эти выводы перекликаются с теми, к которым приходил еще основатель российского масонства И. Елагин.
Но наиболее полно ощущение от соприкосновения главного героя романа с масонством передано в следующем отрывке: «Пьер… по прошествии года, начал чувствовать, как та почва масонства, на которой он стоял, тем более уходила из-под его ног, чем тверже он старался стать на ней. Вместе с тем он чувствовал, что чем глубже уходила под его ногами почва, на которой он стоял, тем невольнее он был связан с ней. Когда он приступил к масонству, он испытывал чувство человека, доверчиво становящего ногу на ровную поверхность болота. Поставив ногу, он провалился. Чтобы вполне увериться в твердости почвы, на которой он стоял, он поставил другую ногу и провалился еще больше, завяз и уже невольно ходил по колено в болоте».[77]
Работая в архивах российского масонства, находившегося в эмиграции, я ознакомился с докладом об отношении Льва Толстого к масонству, с которым на заседании ложи выступил известный историк и масон Бурышкин. Не без сожаления он отмечал, что, несмотря на близость ряда моментов в мировоззрении писателя масонским понятиям, Лев Толстой все же не был масоном, а излагал события и факты жизни своего героя с точки зрения литератора, исследователя эпохи.
Основной урок морали Пьер Безухов в момент наиболее тяжелых испытаний черпает не от своих «братьев», а берет от Платона Каратаева, крестьянина и христианина. Писателя даже упрекали за «каратаевщину», называли непротивленцем.
Любопытно отношение Льва Толстого к декабристам. Одно время он увлекся темой декабристских выступлений и ездил в Петербург собирать материал для романа о декабристах, но потом охладел к замыслу. Почему?
С. А. Берс, брат жены писателя, писал, что «Лев Николаевич разочаровался в этой эпохе. Он утверждал, что декабрьский бунт есть результат влияния французской аристократии, большая часть которой эмигрировала в Россию после французской революции. Если все это было привитое и не создано на чисто русской почве, Лев Николаевич не мог этому симпатизировать».
Думается, что декабристы отражали несколько другую часть настроений французского масонства, а именно его радикализм, отчего им и симпатизировали враги крепостничества и самодержавия в лице Пестеля и Рылеева. Скорее декабристское движение вобрало в себя как раз влияние самой французской революции, которое хотели перенести на российскую почву. Вряд ли эмигранты из аристократии могли вдохновить тех, кто возглавлял восстание на Сенатской площади. Им «цареубийственный кинжал» по определению был враждебен, равно как и гильотина, которой был казнен французский монарх.
Но часть рассуждений С. А. Берса, а именно то, что Толстого не убеждал заимствованный, инородный для России, характер установок декабристов, безусловно, заслуживает внимания. Кстати, оно совпадает с замечанием писателя А. Виноградова относительно «импортных моментов» в идеях и практике Николая Тургенева, который был одним из идеологов движения декабристов.
Небезынтересно обратиться к оценкам другого большого русского писателя Ф. М. Достоевского. Достоевский не раз касался темы масонства, особенно ее религиозно-этической стороны. В «Братьях Карамазовых» принципиальное место занимает легенда о Великом инквизиторе (поэма Ивана), которую рассказывает Иван Карамазов своему брату.
В ней отражены элементы мифа масонства о Великом Архитекторе, строителе Иерусалимского храма. Подобно тому, как на заседаниях ложи свое место занимает Библия, на самом деле извращенная теми, кто на нее ссылается, так и в сцене беседы Великого инквизитора присутствует тот же прием, а именно стремление воспользоваться именем Христа, чтобы не отпугнуть верующих и привлечь их к поддержке масонских воззрений. (Сам термин «великий инквизитор» соответствует названию высшей, тридцать третьей ступени «шотландского» масонства.) Прием сознательной двусмысленности нередко встречается в масонских текстах.
В «Опросе английского масона», фрагменты которого приводит И. Г. Финдель в «Истории франкмасонства от возникновения его и до настоящего времени», например, записаны такие вопросы и ответы:
«— От кого вы производите свою главу?
— От того, кто выше вас.
— Кто на земле выше вольного каменщика?
— Он, который был поставлен на самый высокий трезубец Иерусалимского храма».[78]
Любопытный анализ «поэмы Ивана» дает В. Е. Ветловская в своей статье «Творчество Достоевского в свете литературных и фольклорных параллелей». Имя Христа используется масонами для подмены одного другим. На деле имеется в виду завоевать доверие людей, чтобы заставить их поклоняться дьяволу. В самом деле Великий инквизитор говорит Христу: «…мы скажем, что послушны тебе и господствуем во имя твое. Мы их (людей. — В. В.) обманем опять, ибо тебя уже не пустим к себе».
«В поэме Ивана, — пишет В. Ветловская, — Великий инквизитор говорит Христу: «И я ли скрою от тебя тайну нашу? Может быть, ты именно хочешь услышать ее из уст моих, слушай же: мы не с тобой, а с ним, вот наша тайна!».
«Тайный начальник»… — продолжает Ветловская, — не тот, «который был поставлен» (то есть Христос), но тот, который, искушая Христа соблазном власти, его «поставил…» «Отрицая Христа и указывая на дьявола, как на своего истинного наставника. Великий инквизитор не слишком далеко ушел от некоторых сокровенных тайн масонов».[79]
Действительно, ряд исследователей задолго до Найта указывали на сатанические аспекты легенды об Адонираме и Соломоне. А. Н. Веселовский, например, утверждал, что «храм Соломонова» был построен с помощью Асмодея, демона гнева и похоти. В течение семи лет строительства тот и был главным зодчим.[80]
Отношение Ф. М. Достоевского к теориям Ивана Карамазова угадывается в реплике, вложенной в уста брата Алеши. После того как он услышал поэму, Алеша назвал Ивана масоном.
Думается, что между охлаждением Толстого к теме после поездки в Петербург, где он смог выяснить также и связи ряда декабристов с французскими ложами, и теми выводами, которые сформировались у него в процессе описания русского общества в эпоху борьбы с Наполеоном, есть нечто общее.
Со времени указа Александра I, который был подтвержден императором Николаем I 21 апреля 1826 года и затем не был отменен ни одним из императоров России, масонство продолжало существовать уже тайно. «Розенкрейцеры» продолжали посвящать в члены масонских лож новых адептов.
Но выйти на поверхность масонскому движению в России удалось лишь в начале следующего века, в преддверии русских революций.