 |
| Svetainės tvarkdarys |
 |
Užsiregistravo: 05 Spa 2006 01:16
Pranešimai: 27132
Miestas: Ignalina
|
Daugiau apie kirilicos ir glagolicos sukūrimo istoriją žiūrėti čia:
http://maxbooks.ru/kandm/index.htm
http://maxbooks.ru/kandm/kime10.htm
http://maxbooks.ru/kandm/kime11.htm
http://maxbooks.ru/kandm/kime12.htm
http://maxbooks.ru/kandm/kime13.htm
http://maxbooks.ru/kandm/kime14.htm
http://maxbooks.ru/kandm/kime15.htm
http://maxbooks.ru/kandm/kime16.htm
http://maxbooks.ru/kandm/kime17.htm
http://maxbooks.ru/kandm/kime18.htm
http://maxbooks.ru/kandm/kime19.htm
http://maxbooks.ru/kandm/kime20.htm
-----------
http://maxbooks.ru/kandm/kime30.htm
http://maxbooks.ru/kandm/kime31.htm
http://maxbooks.ru/kandm/kime32.htm
http://maxbooks.ru/kandm/kime33.htm
http://maxbooks.ru/kandm/kime34.htm
http://maxbooks.ru/kandm/kime35.htm
http://maxbooks.ru/kandm/kime36.htm
http://maxbooks.ru/kandm/kime37.htm
http://maxbooks.ru/kandm/kime38.htm
http://maxbooks.ru/kandm/kime39.htm
http://maxbooks.ru/kandm/kime40.htm
***************************************************************
Kiti įdomūs straipsniai:
Пути развития письма
http://maxbooks.ru/kandm/kime21.htm
Доказательствам существования письменности в докирилловский (дохристианский) период у славян, в частности у восточных и южных, был посвящен за последние годы ряд работ советских и болгарских ученых.
В результате этих работ, а также в связи с открытием новых древнейших памятников славянской письменности вопрос о существовании у славян письма в этот период вряд ли может вызывать сомнение. Об этом свидетельствуют многие древнейшие литературные источники как славянские, так и западноевропейские и арабские. Это подтверждается указаниями, содержащимися в договорах восточных и южных славян с Византией, некоторыми, правда не всегда достаточно ясными, археологическими данными и, наконец, лингвистическими, историческими и общесоциологическими соображениями. Меньше материалов имеется для решения вопроса, что представляло собой древнейшее славянское письмо и как оно возникло.
Для того чтобы изложение вопроса о древнейшей славянской письменности было яснее, необходимо кратко остановиться на основных этапах мирового развития письма, а также на связях, соединяющих различные типы письма с особенностями разных языков.
Письмо — это важнейшее средство передачи речи на расстояние или закрепления ее во времени, осуществляемое при помощи графических знаков или изображений, передающих те или иные элементы речи — целые сообщения, отдельные слова, слоги или звуки. В зависимости от того, какие элементы речи передаются письменными знаками или изображениями, обычно различают четыре основных типа письма: пиктографическое, логографическое, слоговое и звуковое.
Мировое развитие письма протекало в направлении передачи письменными знаками все более и более мелких элементов языка, что позволяло обходиться все меньшим количеством разных знаков. При этом письменные знаки теряли свой первоначальный изобразительный характер.
Развитие письма происходило в тесной связи с развитием общества.
Древнейший, самый первоначальный тип письма — это пиктографическое письмо (от латинского picto — рисую). Основными средствами этого письма были более или менее сложные рисунки сюжетного, повествовательного характера или же серии рисунков (как бы «рассказы в картинках»). При помощи таких рисунков передавались на расстояние различные сообщения (например, военные, охотничьи) или же закреплялись во времени какие-либо памятные события, например, условие торгового обмена или сообщения о военных походах (на надгробных памятниках вождей). Иногда в этом письме использовались и простейшие условные знаки, например черточки, указывавшие на количество предметов, о которых шла речь, условные знаки племенной собственности, календарные обозначения месяцев и т.п.
Это первоначальное, зачаточное письмо обычно появлялось в периоде развития племенного строя. Формирование его было обусловлено превращением небольших и разрозненных родовых групп в более крупные племенные общины, а также развитием между ними постоянных торгово-обменных и иных связей. Пиктографическое письмо широко применялось еще в сравнительно недавнем прошлом племенами американских индейцев, многими народами Крайнего Севера и некоторыми африканскими племенами.
По мере развития общества из этого первоначального «картинного» письма обычно выделялись наиболее часто повторявшиеся изобразительные знаки; за знаками этими закреплялось то или иное смысловое значение (например, дымящаяся трубка у американских индейцев как знак мира). Постепенно эти изобразительные знаки начинали обозначать определенные слова; в результате пиктографическое письмо переходило в гораздо более сложное, но и более точное логографическое письмо.
Древнейшие логографические системы письма — египетская, шумерская, критская, китайская и др. обычно возникали в связи с формированием первых рабовладельческих государств (IV—начало II тысячелетия до н.э.). Возникновение этих систем письма было обусловлено потребностью первых государств в более упорядоченном и точном письме: потребность эту уже не могла удовлетворить примитивная пиктография. В свою очередь, потребность в упорядоченном и точном письме появлялась в связи с необходимостью сложного хозяйственного учета, характерного для рабовладельческих государств, в связи с развивавшейся торговлей, для записи крупнейших исторических событий, религиозных обрядов, посвящений богам и т.п.
По мере дальнейшего развития общества, в частности по мере развития торговли, громоздкое и сложное логографическое письмо обычно преобразовывалось в более простое для обучения и более удобное для пользования слоговое или буквенно-звуковое. Впервые слоговые знаки получили широкое применение в III—II тысячелетиях до н.э. в переднеазиатской клинописи и затем в критском письме.
В настоящее время слоговое письмо применяется в Индии, в Японии, в Эфиопии.
Буквенно-звуковые знаки впервые появились в древнеегипетском письме, а первая чисто звуковая система письма была создана в конце II тысячелетия до н.э. наиболее передовым торговым народом древности — финикийцами; от финикийцев это письмо было заимствовано евреями, арамейцами, греками, а затем получило распространение у большинства народов мира. Буквенно-звуковое письмо обычно подразделяется на консонантно-звуковое, знаки которого обозначают только согласные звуки, и вокализованно-звуковое, знаки которого обозначают как согласные, так и гласные звуки речи. Консонантно-звуковое письмо применялось или применяется главным образом семитскими народами — финикийцами, арамейцами, евреями, арабами и др., так как в языках этих народов особенно большое значение имеют согласные звуки. Вокализованно-звуковое письмо впервые возникло в IX—VIII вв. до н.э. у древних греков, а от них перешло к римлянам (латинское письмо), к славянам и другим народам.
Особенности развития письма у различных народов в значительной мере определялись особенностями их языков.
Так, например, развитию и длительному сохранению логографического письма очень способствовал так называемый корнеизолирующий строй языка, при котором слова грамматически не изменяются (не склоняются, не спрягаются и т.п.), а отношения между словами выражаются при помощи строго определенного порядка слов в предложении, при помощи служебных слов (напри-мер, предлогов) и интонаций; эта особенность языка была, в частности, одной ив причин длительного сохранения логографического письма в Китае.
Наоборот, для языков, в которых слова грамматически изменяются, логографическое письмо оказывалось очень неудобным. Это обусловлено тем, что логограмма обычно обозначает целое слово. Поэтому без помощи дополнительных слоговых или буквенно-звуковых знаков логографическое письмо не в состоянии отразить грамматические изменения слов. Так, при применении в русском письме цифровых знаков, которые являются логограммами, приходится для передачи падежных окончаний дополнять цифру буквами, например 3-х, 3-мя.
Аналогично этому слоговое письмо оказывалось удобным для тех языков (например, для японского), которые состоят из ограниченного количества разных слогов; наоборот, при большом количестве разных слогов необходимо было или создавать огромный ассортимент слоговых знаков, что очень усложняло бы письмо, или же примиряться с неточной передачей языка. Особенно неудобно слоговое письмо для языков, в которых часто встречаются смежные и конечные согласные. Это обусловлено тем, что слоговые знаки, как правило, обозначают или изолированные гласные звуки (например, а, о, э, у) или же сочетания согласного звука с гласным (например, та, то, тэ, ту, ка, ко, кэ, ку).
Наконец консонантно-звуковое письмо оказывалось удобным только для тех языков, в которых гласные звуки имеют меньшее значение, чем согласные. В языках этих (древнеегипетском, финикийском, еврейском, арабском и др.) корневая основа слов строится обычно из согласных; гласные же, как бы прослаивающие корневую основу, изменяются и служат для образования грамматических форм и различных производных слов. Так, в древнееврейском языке корневая основа К — Т — L — «убивать», путем прослаивания ее разными гласными образовывала слова: KeToL — неопределенное наклонение глагола «убивать», KoToL — «убийца», KaTaL — «убитой» и т. п.
Из всего сказанного следует, что для славянских языков (помимо первоначального пиктографического письма) удобно и приемлемо только вокализованно-звуковое письмо. Логографическое письмо не смогло бы привиться у славян, так как славянские языки отличаются богатством и разнообразием грамматических форм.
Слоговое письмо было бы непригодно для славянских языков, так как языки эти отличаются многообразием слогового состава и нередкой встречаемостью смежных согласных (конечные согласные в славянской речи VIII—IX вв., по-видимому, еще почти не встречались). Наконец, консонантно-звуковое письмо было бы неприемлемо, так как в славянских языках согласные и гласные звуки выполняют одинаковые функции и, в частности, в равной мере участвуют в образовании корневых основ слов.
В свете общих закономерностей развития письма потребность в первоначальном пиктографическом письме должна была возникнуть у славян, как и у других народов, в период формирования у них племенного строя, а потребность в упорядоченном и развитом письме — в период зарождения славянской государственности.
Докирилловское славянское письмо
http://maxbooks.ru/kandm/kime22.htm
Вернемся к вопросу о докирилловском славянском письме. В русских работах до середины 40-х годов текущего столетия, а в зарубежных — и до сих пор вопрос о существовании письма у славян в дохристианский период их развития, исключительно важный для истории славянской культуры, как правило, подменялся другим, более узким, какая азбука и на какой основе была создана Константином и как возникла вторая славянская азбука. Ответ давался обычно без анализа общественных условий, вызвавших появление письма у славян.
Чрезмерно большое значение придавалось внешним влияниям. Так, чешский историк письма Ч. Лоукотка в монографии по истории письма утверждал: «Славяне, позднее выступившие на европейском культурном поприще, научились писать лишь в IX веке. Так называемые славянские руны, на которые часто ссылались, оказались при подробном исследовании фальсификацией. Поэтому говорить о наличии письма у славян раньше конца IX века не приходится, если не считать зарубок на бирках и других мнемотехнических средств».
Со второй половины 40-х до конца 50-х годов у многих советских авторов проявлялась обратная, но столь же неправильная тенденция — чрезмерно снижать роль внешних влияний в возникновении славянского письма, считать, что письмо самостоятельно возникло у славян еще с глубочайшей древности. «Можно говорить,— писал например, П.Я. Черных,— о непрерывной (с доисторической эпохи) письменной традиции на территории древней Руси».
Характерными проявлениями этой тенденции могут служить опубликованные в 50—60 годах статьи А.С. Львова, Н.А. Константинова, А.А. Формозова, Н. В. Энговатова и И.А. Фигуровского. Так, А.С. Львов, исходя из того, что «древнейшие глаголические буквы состояли из прямых линий и треугольников», делал неожиданный вывод, что «глаголица имеет прямое отношение к клинописи». Таким образом, А.С. Львов относил появление глаголицы не позже чем к концу I тысячелетия до н.э., так как последние памятники переднеазиатской клинописи датируются концом или даже серединой I тысячелетия до н. э, после чего клинопись совершенно исчезает. Между тем, в I тысячелетии до н. э. праславянские племена, видимо, даже не сложились полностью как народность и находились на таких ранних ступенях родового строя, когда у них никак не могла появиться потребность в столь развитой буквенно-звуковой системе письма, как глаголица.
Примерно к тому же времени относил зарождение славянской глаголицы и Н.А. Константинов, выводивший ее из слогового письма, существовавшего в V—IV вв. до н. э. на острове Кипр. Еще дальше в туманную глубь веков относил начало славянской письменности А.А. Формозов. Согласно А.А. Формозову, какая-то письменность, состоящая из условных знаков, оформленных в строки, общая для всей степной полосы России и «сложившаяся на местной основе», существовала уже в середине II тысячелетия до н.э.
Ряд авторов — тот же Н.А. Константинов, Н.В. Энговатов, И.А. Фигуровский,— несмотря на недостаточность исходных фактических материалов, опубликовали даже алфавиты предполагаемого ими протоглаголического письма.
Большинство этих гипотез исходило из стремления во что бы то ни стало доказать «приоритет» славян во всех областях мировой культуры, приравнять развитие славяно-русского письма к развитию письма у древнейших народов мира — древних египтян, шумеров, критян, китайцев и др. «Русское письмо,— писал, например, Л.В. Черепнин, — прошло, надо думать, путь, общий всем народам, от рисунка, изображающего определенный образ или понятие, через изображения, соответствующие словам, к слоговому и, наконец, звуковому (или фонетическому) способу».
Прежде всего необходимо еще раз напомнить, что слоговое, так же как и логографическое, письмо непригодны для передачи славянских языков и уже по одному этому вряд ли могли бы развиться у славян.
Кроме того, история письма показывает, что ни один из народов, даже самых древнейших, не проходил полностью всего пути мирового развития письма. Так, древние египтяне от пиктографии перешли к логографии, а от нее, минуя слоговое письмо, к письму логографическо-консонантному. Шумеры, а вслед за ними вавилоняне и ассирийцы от пиктографии и логографии перешли к логографическо-слоговому письму и не знали буквенно-звуковых знаков; видимо тот же путь прошли критяне. Индийцы и японцы перешли от логографии к слоговому письму, корейцы — к звуковому. Китайцы проектируют сейчас переход от логографии непосредственно к вокализованно-звуковому письму.
Даже часть указанного пути самостоятельно проходили лишь очень немногие, самые древнейшие народы (египтяне, шумеры, китайцы и др.), превосходившие в общественно-экономическом и культурном отношении всех своих соседей. При этом история их письма растягивалась на века и даже на тысячелетия.
В более же позднее время, по мере укрепления торговых, культурных и иных связей между народами, на развитии письма большинства народов все сильнее сказывались воздействия более совершенных систем письма их соседей. Финикийцы при построении своего алфавита использовали консонантно-звуковой принцип египетского письма. Евреи, арамейцы и греки в основу своего письма положили финикийское письмо, римляне — греческое; системы письма Западной Европы возникли на основе латинского письма. В результате таких внешних воздействий развитие письма обычно сильно ускорялось, и многие народы (например, народы советского Севера) нередко даже переходили от пиктографии непосредственно к буквенно-звуковому письму.
Славяне, в том числе восточные, были сравнительно молодыми народами. Разложение первобытнообщинного строя началось у них лишь в середине I тысячелетия н.э. и завершилось во второй половине I тысячелетия образованием раннефеодальных государств. За такой короткий срок славяне не смогли бы самостоятельно пройти сложный путь от пиктографии к логографии, а от нее — к буквенно-звуковому письму. Кроме того, славяне находились в этот период в тесных торговых и культурных связях с византийскими греками. А греки уже много веков применяли совершенную систему буквенно-звукового письма, о которой славяне несомненно знали.
Буквенно-звуковое письмо применяли также и другие соседи славян: на западе — немцы (латинское письмо), на востоке — грузины (с начала нашей эры), армяне (с начала V в. н.э.), готы (с IV в. н.э.) и хазары (с VIII в. н.э.). Зачем же было славянам самостоятельно «изобретать» то, что было хорошо известно от их соседей?
Гипотезы о древнем славянском письме
http://maxbooks.ru/kandm/kime23.htm
http://maxbooks.ru/kandm/kime24.htm
Докирилловское славянское письмо, по-видимому, могло быть только трех видов.
Так, в свете общих закономерностей развития письма представляется почти несомненным, что еще задолго до образования связей славян с Византией у них существовали различные местные разновидности первоначального, примитивного пиктографического письма, типа упоминаемых Храбром «черт и резов». Как указывалось, возникновение такого первоначального письма происходило, как правило, тогда, когда на основе прежних небольших, разрозненных и сравнительно нестабильных родовых групп возникали новые, значительно более сложные, крупные и более долговечные формы общности людей — измена и союзы племен.
Славяне, в том числе восточные, достигли высокого развития племенного строя еще в первой половине I тысячелетия н.э. К этому времени следует, вероятно, относить и возникновение славянского письма тина «черт и резов».
Такой вывод подтверждается накопленными наукой за последние десятилетия документальными данными о высокой культуре славянских племен середины I тысячелетия н. э. Подтверждается этот вывод также и лингвистическими данными. Как отмечали многие исследователи, слова «писать», «читать», «письмо», «книга» общие для славянских языков. Следовательно, эти слова, как и само славянское письмо, возникли, вероятно, до разделения общеславянского языка на ветви, т.е. не позже середины I тысячелетия н.э. Академик С.П. Обнорский указывал: «Отнюдь не явилось бы смелым предположение о принадлежности каких-то форм письменности уже русам антского периода» (т.е. примерно VI в. н.э.). Если относить это предположение к пиктографическому славянскому письму, то оно представляется даже очень осторожным.
Правда, древнейшее славянское письмо могло быть письмом лишь очень примитивным, включавшим небольшой, нестабильный и разный у разных племен ассортимент простейших изобразительных и условных знаков. В сколько-нибудь развитую и упорядоченную логографическую систему письмо это превратиться никак не могло. Никто из соседей славян логографических систем письма в этот период не применял, а для самостоятельного развития пиктографии в логографию требуются многие века, кроме того, логография, как уже указывалось, не соответствует и особенностям славянского языка.
Ограниченным было и применение первоначального славянского письма. Это были, видимо, простейшие счетные знаки в форме черточек и зарубок, родовые и личные знаки, знаки собственности, знаки для гадания, может быть, примитивные маршрутные схемы, календарные знаки, служившие для датировки сроков начала различных сельскохозяйственных работ, языческих праздников и т. п. Помимо соображений социологического и лингвистического порядка, существование у славян такого первоначального письма подтверждается довольно многочисленными литературными источниками IX—X вв. и археологическими находками. Возникнув еще в первой половине I тысячелетия н.э., письмо это, вероятно, пережиточно сохранялось у славян даже после создания Кириллом упорядоченной славянской азбуки.
Вторым, еще более несомненным видом дохристианского письма восточных и южных славян было письмо, которое можно условно назвать письмом «протокирилловским». За последние годы ряд работ, посвященных доказательствам существования у славян этого письма, опубликовал болгарский ученый Е. Георгиев.
Письмо типа «черт и резов», пригодное для обозначения календарных дат, для гадания, счета и т.п., было непригодным для записи военных и торговых договоров, богослужебных текстов, исторических хроник и других сложных документов. А потребность в таких записях должна была появиться у славян (так же как это было у других народов) одновременно с зарождением первых славянских государств.
Для всех указанных целей славяне еще до принятия ими христианства и до введения азбуки, созданной Кириллом, несомненно использовали на востоке и юге греческие, а на западе — греческие и латинские буквы. Довольно обширным памятником записи славянской речи латинскими буквами являются так называемые «Фрейзингенские отрывки» (X в.); запись славянской речи греческими буквами дошла до нас лишь в виде отдельных славянских слов, вкрапленных в греческие тексты.
Греческое письмо, применявшееся славянами в течение двух-трех веков до официального принятия ими христианства, должно было постепенно приспосабливаться к передаче своеобразной фонетики славянского языка и, в частности, пополняться новыми буквами. Это было необходимо для точной записи славянских имен в церквах, в военных списках, для записи славянских географических названий и т.п. «Греки, учители славян, — пишет Е. Георгиев, — в IX в. уже придерживались известной системы при передаче славянских звуков греческими буквами». Так, согласно Е. Георгиеву, звук б передавался в этих случаях византийской буквой «вита», звук ш — «сигмой», ч, ц — сочетанием «теты» с «дзетой», у — сочетанием «омикрона» с «ипсилоном».
Так поступали греки. Славяне, вероятно, продвинулись еще дальше по пути приспособления греческого письма к более точной передаче своей речи. Для этого из соответствующих греческих букв образовывались лигатуры, греческие буквы дополнялись буквами, заимствованными из других алфавитов, в частности из еврейского, который был известен славянам через хазар. Так исподволь формировалось, вероятно, славянское «протокирилловское» письмо.
История показывает, что аналогичный процесс приспособления письма к языку происходил почти во всех случаях заимствования одним народом системы письма другого народа, например при заимствовании финикийского письма греками, греческого — этрусками и римлянами и т.д. Славяне не могли быть исключением из этого правила. Предположение о таком постепенном формировании славянского «протокирилловского» письма подтверждается также тем, что кирилловская азбука в ее более позднем, дошедшем до нас варианте была настолько хорошо приспособлена для точной передачи славянской речи, что это могло быть достигнуто лишь в результате длительного ее развития.
Если считать, что письмо у славян не существовало еще задолго до принятия ими христианства, то непонятен и неожиданно высокий расцвет болгарской литературы в конце IX—начале X в., и широкое распространение грамотности в быту восточных славян X—XI вв., и высокое мастерство, которого достигло на Руси уже к XI в. искусство письма и книжное оформление (пример — «Остромирово евангелие»).
Предположение о существовании у славян протокирилловского письма подтверждается, кроме того, самим фактом моравского посольства в Византию. Отправляя в Византию свое посольство, князь Ростислав не мог не понимать, что богослужение и даже проповедь христианства на славянском языке немыслимы без записи богослужебных текстов по-славянски; а для такой записи было необходимо письмо, которое хотя бы неполно, но все же было приспособлено к передаче славянской речи. Значит, уже сам факт отправки моравского посольства свидетельствовал о том, что Ростислав, вероятно, слышал о существовании письма у славянских соседей Византии.
О существовании у славян протокирилловского письма свидетельствует и тот чрезвычайно малый срок, который понадобился Константину, согласно его «Житию», для разработки упорядоченной славянской азбуки. Такой короткий срок был возможен лишь при условии, что у Кирилла имелись какие-то исходные материалы.
Предположению, что Кирилл знал о существовании у славян протокирилловского письма и использовал его при создании своей азбуки, как будто противоречит только его ответ императору на предложение поехать в Моравию. «Я рад поехать туда, — ответил, согласно «Житию», Кирилл, — если только они имеют письмена для языка своего». И далее пояснил, что нельзя «на воде беседу писати», так как в этом случае можно «еретическое имя себе обрести».
Однако это противоречие лишь кажущееся. Во-первых, слова Кирилла «если они имеют письмена для языка своего», вероятно, относились непосредственно к моравам, а не к славянам вообще. Во-вторых, Кирилл понимал, что для того, чтобы избежать возможных обвинений в ереси, необходимо иметь полностью упорядоченное и точное письмо, основанное на стабильной и единой азбуке. А протокирилловское письмо, формировавшееся стихийно и по-разному у разных славянских племен, не могло, конечно, достигнуть такого необходимого для богослужебных целей единства и стабильности; не могла сама собой возникнуть у славян и упорядоченная постоянная азбука. Все это должно было быть создано и было создано Кириллом.
С указанными оговорками существование у славян протокирилловского письма представляется несомненным. Начало же его формирования, как указывалось, следует относить к началу формирования славянской государственности, т.е. к VII—VIII вв. Так, к VII в. произошло объединение моравов под властью Само (623 г.), объединение чехов под властью Пшемысловичей (середина VII в.), основание ханом Аспарухом протоболгарского государства (679 г.) и т.п. Все это должно было вызвать потребность в более развитом и упорядоченном письме.
К VII—VIII вв. относится и установление славянами тесных торговых и культурных отношений с Византией, откуда славяне легче всего могли заимствовать удобное для них буквенно-звуковое письмо. Такая датировка начала формирования протокирилловского письма подтверждается, кроме того, тем, что, согласно исследованиям И.И. Срезневского, Е.Ф. Карского и др., вероятным источником кириллицы было греческое унциальное (уставное) письмо VII—VIII вв., а не IX в.
Таковы две несомненные разновидности дохристианского славянского письма.
Третья, правда, не несомненная, а лишь возможная его разновидность может быть названа «протоглаголическим» письмом. Доказательству существования этого письма у славян до официального принятия ими христианства был посвящен ряд работ П.Я. Черных, Н.А. Константинова, Е. М. Эпштейна и других советских исследователей.
Процесс формирования предполагаемого протоглаголического письма мог происходить двумя путями. Во-первых, этот процесс мог протекать под сложным влиянием греческого, еврейско-хазарского, а возможно, также грузинского, армянского и даже рунического тюркского письма. Памятники этого последнего письма, принадлежащие хазарам, открыты на территории расселения восточнославянских племен.
Под влиянием этих систем письма славянские «черты и резы» могли постепенно тоже приобрести буквенно-звуковое значение, сохранив частично свою первоначальную формул из истории письма известно, что аналогичный путь прошло германское руническое письмо. Во-вторых, и некоторые греческие буквы могли быть графически изменены славянами применительно к привычным формам «черт и резов».
Подобно кириллице, формирование протоглаголического письма тоже могло начаться у славян не ранее VIII в. Поскольку же это письмо (если только оно существовало) формировалось на примитивной основе древнеславянских «черт и резов», постольку к середине IX в. оно должно было оставаться еще менее точным и упорядоченным, чем протокирилловское письмо.
В отличие от протокириллицы, формирование которой, вероятно, происходило почти на всей славянской территории, находившейся под влиянием византийской культуры, протоглаголическое письмо, если оно существовало, впервые сформировалось, по-видимому, у восточных славян. Это подтверждается отсутствием упоминаний об этом письме у Храбра, графическим сходством многих глаголических букв с еврейско-хазарскими и, наконец, тем, что почти все предполагаемые археологические памятники протоглаголического письма относятся к восточным славянам (см. разделы четвертый и пятый настоящей главы).
В условиях недостаточного развития во второй половине I тысячелетия н. э. политических и культурных связей между славянскими племенами, формирование каждого из трех предполагаемых видов дохристианского славянского письма должно было бы происходить у разных племен разными путями. Поэтому можно предполагать сосуществование у славян не только этих трех видов письма, но и местных их разновидностей.
В истории письма случаи такого сосуществования были очень частыми. Так, в Финикии сосуществовали угаритский клинописный и финикийский линейный алфавиты, в ахеменидской Персии — арамейское и клинописное персидское письмо, в древней Индии — брахми и кхарошти, в Японии — катакана и хирагана.
Близкие к этому положения были впервые развиты академиком Д.С. Лихачевым. «Внутренние потребности классового общества, — писал он, — в условиях слабости политических и экономических связей у восточнославянских племен могли привести к образованию или заимствованию различных алфавитов на различных территориях. Знаменательно, во всяком случае, хотя бы то, что единый, воспринятый из Болгарии алфавит — кириллица — устанавливается только в относительно едином раннефеодальном государстве, между тем как древнейшие времена дают нам свидетельства о наличии обоих алфавитов — и кириллицы и глаголицы. Чем старше памятники русской письменности, тем вероятнее наличие в них обоих алфавитов.
Исторически нет оснований думать, что древнейшая двуалфавитность — явление вторичное, сменившее первоначальную одноалфавитность. Потребность в письменности при отсутствии достаточных государственных связей могла породить в различных частях восточнославянского общества различные попытки ответить этой потребности».
Теория Д.С. Лихачева требует, однако, двух оговорок. Во-первых, правильнее, видимо, говорить не только о «двуалфавитности», но и о существовании у славян в докирилловский период нескольких видов письма — как пиктографического, так и буквенно-звукового. Во-вторых, если предполагаемое протоглаголическое письмо можно было бы трактовать как «местную», восточную разновидность славянского письма, то к протокирилловскому письму такая трактовка неприложима. В условиях достаточно тесных связей еще в VIII—IX вв. между всеми восточными и южными славянскими племенами и Византией греческое письмо, несомненно, применялось ими почти повсеместно. Повсеместно формировалось и протокирилловское письмо, хотя формирование его происходило по-разному, в соответствии с различными местными диалектами восточных и южных славян.
Литературные источники IX—X вв.
http://maxbooks.ru/kandm/kime25.htm
Приведенные выше соображения подтверждаются дошедшими до нас летописными и иными литературными источниками IX—X вв.
Основным и важнейшим из этих источников остается и, видимо, останется «Сказание о письменах» Черноризца Храбра. Напомним, что в «Сказании» этом есть два сообщения о первоначальном славянском письме. Во-первых, Храбр указывает, что славяне до принятия ими христианства книг еще не имели, но уже использовали для гадания и счета «черты и резы»; во-вторых, что после принятия христианства, но задолго до введения азбуки Кирилла, славяне записывали свою речь латинскими и греческими буквами, правда неточно («без устроения») так как латинское и греческое письмо не могло передать многие славянские звуки.
Положение это сохранялось, согласно Храбру, очень долгое время («и тако бешу много лета»). Таким образом, Храбр прямо указывает два вида письма, издавна применявшиеся славянами: 1) примитивные пиктографические и счетные знаки («черты и резы») как самый ранний вид славянского письма; 2) греческое и латинское письмо первоначально еще почти не переработанное применительно к фонетике славянской речи.
Почти все остальные сообщения о древнеславянском письме относятся к восточным славянам. Важнейшие из этих сообщений следующие.
1. Сообщение древнейшей восточнославянской летописи «Повести временных лет», согласно которому при осаде князем Владимиром Святославичем Херсонеса (конец X в.) один из жителей Херсонеса, по имени Анастасий, пустил в стан Владимира стрелу с надписью: «Кладези же суть за тобою от востока, из того вода идет по трубе».
2. Сообщение арабского путешественника Ибн Фодлана, который во время пребывания у волжских болгар в 921 г. видел обряд погребения одного руса. «Сначала они развели костер и сожгли на нем тело, — рассказывает Ибн Фодлан, — а затем они построили нечто подобное круглому холму и водрузили в середине его большую деревяшку тополя, написали на ней имя этого мужа и имя царя русов и удалились».
3. Сообщение арабского писателя Эль Массуди (умер в 956 г.), который в сочинении «Золотые луга» утверждает, что он обнаружил в одном из «русских храмов» пророчество, начертанное на камне.
4. Сообщение епископа Мерзебургского Титмара (976—1018 гг.), который указывает, что в языческом храме города Ретры он видел славянских идолов; на каждом идоле особыми знаками было начертано его имя.
5. Сообщение арабского ученого Ибн эль Недима, который в труде «Книга росписи наукам» передает относящийся к 987 г. рассказ посла одного из кавказских князей князю русов. «Мне рассказывал один, на правдивость которого я полагаюсь, — пишет Ибн эль Недим, — что один из царей горы Кабк послал его к царю русов; он утверждал, что они имеют письмена, вырезываемые на дереве. Он же показал мне кусок белого дерева, на котором были изображены, не знаю, были ли они слова или отдельные буквы». Сообщение Ибн эль Недима особенно интересно тем, что он дает зарисовку упоминаемой им надписи.
Расшифровать эту надпись не удалось; по своей графике она отлична и от греческого, и от латинского, и от глаголического, и от кирилловского письма.
6. Сообщение персидского историка Фахр ад Дина (начало XIII в.) согласно которому хазарское письмо (речь, по-видимому, идет об уже исчезнувшем, но известном Фахр ад Дину, хазарском руническом письме) «происходит от русского».
Имена славянских идолов (Титмар), так же как имена покойного руса и его «царя» (Ибн Фодлан), представляли собой, вероятно, нечто вроде изобразительных или условных родовых и личных знаков; подобные знаки часто использовались русскими князьями X—XI вв. на их монетах. Пророчество, начертанное на камне (Эль Массуди), заставляет думать о «чертах и резах» для гадания.
Что касается надписи Ибн эль Недима, то одни ученые считали, что это искаженное переписчиком арабское написание; другие пытались найти в этой надписи общие черты со скандинавскими рунами. В настоящее время большинство советских и болгарских ученых (П.Я. Черных, Д.С. Лихачев, Е. Георгиев и др.) считают надпись Ибн эль Недима образцом славянского докирилловского письма типа «черт и резов».
Выдвигалась гипотеза, согласно которой эта надпись представляет собой пиктографическую маршрутную карту. Не исключена также возможность выполнения некоторых из этих надписей предполагаемым протоглаголическим письмом. Наоборот, полностью исключена возможность применения для этих надписей (кроме, конечно, письма Анастасия) латинского или греческого письма, хотя бы и несколько перестроенного применительно к фонетике славянской речи. Ведь и Титмар, и Эль Массуди, и Ибн эль Недим, и Ибн Фодлан, и Фахр ад Дин, несомненно, были знакомы с латинскими и греческими буквами.
О каком-то развитом, буквенно-звуковом восточнославянском письме сообщается в VIII главе «Паннонского жития» Кирилла. Напомним, что согласно этому «Житию» Константин (Кирилл) во время путешествии к хазарам «обрел» в Херсонесе Евангелие и Псалтырь, написанные русскими письменами: «обрете же ту евангелие и псалтырь русьскыми писмены писано, и чловека обретъ глаголюща тою беседою, и беседова с нимъ и силу речи приимъ, своей беседе прикладаа различнаа писмена, гласнаа и согласнаа, и к богу молитву творя, въскоре начать чести и сказати, и мнози ся ему дивляху».
Указанное место «Паннонского жития» Кирилла у многих исследователей вызвало сомнения. Одни считали непонятным, зачем могло понадобиться восточным славянам переводить в дохристианское время христианские богослужебные книги; другие считали это место «Жития» позднейшей вставкой. Однако, как уже отмечалось, в середине IX в. среди восточных славян уже было много христиан. Предположение же о позднейшей вставке опровергается, во-первых, достоверностью почти всех сведений, сообщаемых «Житием» Кирилла, а во-вторых, тем, что рассказ о книгах, найденных им в Херсонесе, встречается во всех 23 списках этого «Жития», причем не только в русских, но и в южнославянских.
«Таким образом, — справедливо указывает П.Я. Черных, — «вставка» могла быть сделана, естественно думать, только составителем или составителями этого произведения». Между тем, «Паннонское житие» Кирилла было составлено в конце IX в. в Моравии или Паннонии одним из учеников Кирилла и Мефодия, т.е. болгарином или моравом по происхождению. А в этом случае совершенно непонятно, зачем могло понадобиться болгарину или мораву делать «вставку», согласно которой восточнославянская письменность признавалась древнее болгарской и моравской.
В пользу более позднего (X в.) происхождения этого места «Жития», казалось бы, свидетельствует наличие в ней «грамматических терминов»: «письмена», «гласные», «согласные» и др. Однако ученый филолог Кирилл, несомненно, был знаком с трудами греческих грамматиков и термины эти вполне могли быть созданы еще в школе Кирилла.
Многими учеными высказывалось также предположение, будто «русскими письменами» названы в «Житии» не русские буквы, а скандинавские руны, занесенные к восточным славянам варягами племени «Русь», или готские («прушские», «фрушские»), или самаритянские, или даже сирийские («сурьские») письмена.
Предположения эти столь же малоправдоподобны, как и разобранные выше. Во-первых, ни в одном из дошедших до нас 23 списков «Жития» слова «прушские», «фрушские» или «сурьские» письмена не встречаются, а всюду указывается, что книги, найденные Кириллом, были написаны «русьскими» (в двух списках — «рушкими») письменами. Во-вторых, в «Житии» Кирилла приводится точный перечень языков, которыми он владел; варяжского, готского и сирийского языков в этом перечне нет. Следовательно, если бы книги, найденные Кириллом в Херсонесе, были написаны по-варяжски, по-готски или по-сирийски, Кирилл не смог бы быстро научиться читать и понимать их, а об этом прямо указывается в «Житии»; в особенности трудно было бы Кириллу освоить сирийское письмо, графически очень сложное из-за его декоративности.
В-третьих, в «Житии» говорится, что Кирилл научился читать и понимать найденные им книги, «к своей беседе (т.е. к своей болгарско-македонской речи) прикладая различные письмена, гласные и согласные». А такое обучение было возможно лишь в случае близости языка и письма книг, найденных Кириллом, к языку и письму самого Кирилла. Против готской гипотезы свидетельствует также то, что составителю «Жития» было знакомо имя готов: в XVI главе «Жития» готы названы этим именем, а не каким-либо иным, близким к «русам».
Особенно невероятной представляется сирийская гипотеза. Во-первых, в отличие от славян и готов, Сирия находилась далеко от Херсонеса и вряд ли имела с ним тесные торговые, а тем более культурные связи. Во-вторых, Сирия еще в VII в. была завоевана арабами. А арабы, вместе с мусульманской религией, силой навязывали завоеванным народам арабское письмо. Поэтому к середине IX в. различные разновидности сирийско-христианского письма могли сохраниться в Сирии лишь в немногих тайных христианских общинах.
Следовательно, появление в середине IX в. в Херсонесе сирийско-христианских книг надо считать почти невероятным. Наконец, в-третьих, Кирилл должен был бы заинтересоваться книгами на славянском языке; но Евангелие и Псалтырь на сирийском языке вряд ли смогли вызвать у Кирилла столь большой интерес, что он стал бы заниматься их изучением, да еще в момент, когда он был поглощен подготовкой к предстоящим спорам о вере с хазарами. А если бы Кирилл даже и заинтересовался сирийско-христианскими книгами, то он, несомненно, обратил бы внимание на явно «еретический» характер сирийских христианских учений (несторианство, манихейство, якобитство и др.). Ведь всю первую половину своей жизни Кирилл провел в спорах о вере с иконоборцами, магометанами и евреями.
Маловероятно и предположение, будто книги, найденные Кириллом в Херсонесе, были написаны протоглаголическим письмом. Во-первых, существование такого письма у славян, хотя и возможно, но не получило пока документальных или летописных подтверждений. Во-вторых, даже если это письмо существовало, то возникнуть оно могло, как уже указывалось, не ранее VIII в. и на примитивной основе древнеславянских «черт и резов». Поэтому к середине IX в. это письмо вряд ли могло достигнуть такого совершенства, чтобы при помощи его можно было передать столь сложные произведения, как Евангелие и Псалтырь.
Наиболее вероятной следует считать гипотезу, выдвинутую впервые И. Срезневским, затем развитую В. Миллером, И. Огиенко, а в наше время — болгарским ученым Е. Георгиевым. Согласно этой гипотезе, книги, найденные в Херсонесе, были написаны на русском языке «протокирилловским» письмом. В отличие от протоглаголицы письмо это было пригодно для передачи даже самых сложных произведений, так как оно возникло на достаточно развитой греческой основе.
Наименование же письмен этих книг «русьскими» было обусловлено, во-первых, тем, что письмена эти были использованы для передачи русского (восточнославянского языка), и, во-вторых, тем, что греческие буквы к середине IX в. были уже, вероятно, дополнены новыми буквами, необходимыми для особых звуков славянской речи; кроме того, может быть, и сами греческие буквы были тоже графически несколько изменены соответственно привычной для славян графике «черт и резов».
Такое понимание этого места «Паннонского жития» давно стало традиционным среди славянских книжников. Так, в одной из русских рукописей XV в. (в «Толковой Палее») говорится еще категоричнее: «А грамота русская явилася, богом дана, в Корсуни русину, от нее же научился философ Константин и оттуда сложив и написав книги русским языком».
О каких-то славянских книгах, известных Кириллу до создания им азбуки, упоминается и в «Житии» Мефодия: «Тут явил бог философу славянские книги, и, тотчас устроив письмена и беседу составив, поехал в Моравию». Кроме того, в так называемой «Итальянской легенде» самая посылка моравским князем посольства в Византию ставится в связь с успехом миссии Кирилла к хазарам.
Сведения о применении русскими в IX в. видоизмененного греческого письма имеются и в одном греческом источнике, приводимом О. Бодянским. Согласно этому источнику византийский император Василий Македонец будто бы послал в 866 г. архиепископа, который крестил русских и ввел у них видоизмененное греческое (тридцатипятибуквенное) письмо. Свидетельство это подтверждается также арабской летописью, приводимой П. Успенским.
Аналогичные указания, относящиеся к болгарам, имеются в так называемой «Солунской легенде». Согласно этой легенде некий Кирилл Каппадокийский сделал попытку введения у болгар (в Солуни) видоизмененного греческого письма (из 32 букв) еще в конце VII в.
Аналогичная легенда возникла и у западных славян. По легенде этой, какая-то славянская письменность была (по первоначальному толкованию — глаголическая) введена еще в V в. у западных славян христианским проповедником Иеронимом (умер в 420 г.).
Встречаются указания о существовании письменности на Руси в начале X в. и в дошедших до нас договорах русских князей Олега и Игоря с Византией.
Так, в договоре князя Олега с греками (911 г.) есть указания о существовании у русских письменных завещаний. Включение в договоры с Византией особых пунктов о завещаниях, посыльных, гостевых грамотах и печатях доказывает не только то, что все это уже существовало на Руси начала X в., но также и то, что к X в. это стало распространенным явлением.
Памятниками русской письменности X в. должны считаться и сами русские договоры с Византией, так как перевод их с греческого на русский был, видимо, современен самим договорам. Так, С.П. Обнорский на основе изучения языка русских переводов договоров пишет: «появление текстов договоров в переводе с греческого языка не могло быть ни относительно поздним, ни одновременным, а следовательно, оно приблизительно должно было совпадать со временем фактического заключения соответствующих дипломатических актов». Особенно интересно имеющееся в договоре 911 г. указание, что Русь и Византия и в более давние времена (т.е. еще в IX в.) решали спорные вопросы «не только словесно, но и письменно».
К еще более раннему времени относятся договоры болгарских князей с Византией. Первый из них был заключен в 714 г., второй (несомненно, письменный) — в 774 г.
Археологические памятники докирилловского письма
http://maxbooks.ru/kandm/kime26.htm
http://maxbooks.ru/kandm/kime27.htm
http://maxbooks.ru/kandm/kime28.htm
Существование дохристианской письменности у славян подтверждается также и археологическими памятниками.
К сожалению, изучению истории письменности, в том числе даже славяно-русской, в СССР должного внимания не придается. Ни в одном из многочисленных советских научно-исследовательских институтов не имеется отдела или сектора, который специально занимался бы историей письма. В результате изучение как всеобщей, так и русской истории письма продолжает проводиться в значительной мере в порядке индивидуальной инициативы отдельных советских исследователей. Лишь часть памятников предполагаемой русской дохристианской письменности опубликована.
Публикации нередко представляют собой не документальные фотографии, а случайные зарисовки; как правило, они разбросаны по многочисленным, подчас труднодоступным сборникам и трудам институтов. Поэтому неотложной задачей является сбор всего фактического материала, его проверка, систематизация и опубликование в едином научно-документальном альбоме. А осуществление такой работы под силу лишь специальной научной организации.
Из обнаруженных на территории России памятников дохристианской письменности наибольшее внимание обычно привлекали те, которые содержали надписи или даже отдельные знаки, отличные от всех известных систем письма; в них пытались найти образцы предполагаемого русского протоглаголического письма или же образцы славянских «черт и резов».
За последние 10—15 лет были даже сделаны три попытки открытия и воспроизведения алфавита этого предполагаемого протоглаголического письма. Попытки эти по утверждению специалистов, закончились неудачей. Тем не менее, их необходимо рассмотреть. Это необходимо потому, что даже ошибки представляют собой большой интерес для науки. Это необходимо также потому, что попытки эти в свое время вызвали большой шум в массовой советской печати.
Первая из попыток воссоздания протоглаголического письма была сделана на основе так называемых «причерноморских знаков».
Эти загадочные знаки и изображения были открыты еще в середине прошлого столетия в русском Причерноморье — в Херсоне, Керчи, Ольвии и других местах, где когда-то существовали греческие поселения. Археологи датируют некоторые из причерноморских знаков концом I тысячелетия до н. э., а большинство знаков — первыми тремя-четырьмя веками н. э. Знаки эти, наряду с греческими надписями, встречаются на каменных плитах, надгробьях, на черепицах, амфорах, монетах и т. п. Одни из них представляют собой схематические рисунки; большинство имеет условную, линейно-геометрическую форму, как правило довольно сложную. Некоторые сходны с буквами глаголицы.
Подавляющее большинство знаков расположено или изолированно (иногда в сочетании с греческими текстами), или же в беспорядочном скоплении. Лишь в трех-четырех памятниках расположение знаков упорядочено; при этом только один из них (архитектурный фрагмент, найденный в 1946 г. в Ольвии) состоит из знаков, нанесенных одновременно, и, возможно, представляет собой связный текст.
Первые публикации, посвященные причерноморским знакам, появились в середине XIX в. Первоначально многие относили эти знаки к готской письменности; в настоящее время считается почти доказанным их сарматское происхождение.
И.И. Мещанинов считал большинство этих знаков родовыми знаками скифо-сарматских родов, а некоторые более сложные и поздние — царскими монограммами. Встречающиеся же иногда скопления знаков на одном памятнике И.И. Мещанинов объяснял разновременным их нанесением или же одновременным участием в каком-либо обряде (например, в погребальном) представителей разных родов. В то же время И.И. Мещанинов признавал возможным влияние причерноморских знаков на глаголическое письмо.
За последние годы ряд статей о причерноморских знаках опубликовал Н.А. Константинов. Сопоставив форму причерноморских знаков, во-первых, с формой букв глаголицы, во-вторых, с формой загадочных, до сих пор еще не расшифрованных знаков, встречающихся на древнерусских пломбах, печатях, монетах, пряслицах и календарях, в-третьих, с формой знаков слогового письма, существовавшего в V—IV вв. до н. э. на острове Кипр, Н.А. Константинов обнаружил значительное графическое сходство между знаками этих трех видов письменности.
При этом знаки глаголицы, сходные по форме со знаками кипрского слогового письма, оказались близки к ним и по звуковому значению. На основе всех этих сопоставлений Н. А. Константинов построил гипотезу, согласно которой причерноморские знаки ведут свое происхождение от знаков кипрского слогового письма. Письмо это могло стать известным скифо-сарматскому, а затем и праславянскому населению Причерноморья через греческих колонистов. Под влиянием причерноморских знаков славянами сперва были созданы, согласно Н. А. Константинову, знаки, применявшиеся ими на пломбах, печатях, монетах, пряслицах и т.п., а впоследствии и вся система буквенно-звукового глаголического письма.
Главный недостаток гипотезы Н.А. Константинова в том, что она оставляет открытым вопрос, почему сарматы, а затем славяне заимствовали слоговое кипрское письмо, а не звуковое греческое. Ведь последнее было больше известно жителям Причерноморья и гораздо лучше передавало фонетику сарматской и славянской речи. Другой крупный недостаток гипотезы Н.А. Константинова — это то, что она базируется на графическом сходстве некоторых причерноморских знаков со знаками, с одной стороны, кипрского и, с другой — глаголического письма. Ведь значение причерноморских знаков, которые служили, согласно Н.А. Константинову, посредствующим звеном между кипрскими и глаголическими знаками, пока еще не расшифровано.
Между тем одно графическое сходство не может служить доказательством, так как очень часто оно объясняется случайным совпадением. Доказательством правильности расшифровки той или иной системы знаков следует считать только прочтение связных текстов, переданных этими знаками. А среди памятников причерноморской письменности связные тексты (негреческие), видимо, отсутствуют. Больше того, сложность формы, а также изолированное или хаотическое расположение причерноморских знаков делает более вероятным и понимание их не как слоговых и звуковых, а как условных знаков рода, племени и т.п. Наконец, очень большие сомнения вызывает пятивековый разрыв между последними памятниками причерноморской письменности (IVB.) и древнейшими несомненными памятниками славянской письменности (IX—X вв.).
Тщательно документированное исследование причерноморских знаков принадлежит Э.И. Соломоник. На основе анализа формы, места и порядка расположения знаков Э.И. Соломоник, вслед за И. И. Мещаниновым, приходит к выводу, что большинство причерноморских знаков представляет собой родовые, племенные или личные (в том числе царские) знаки, знаки собственности, клейма мастеров и магические культовые знаки. Лишь немногие знаки имеют сравнительно простую форму и относительно упорядоченное расположение. Согласно Э.И. Соломоник, это «свидетельствует о тенденции развития их в стройную систему письма. Этот процесс был замедлен благодаря заимствованию верхушкой местного населения греческой письменности и не успел завершиться, так как в IV в. н. э. в Северное Причерноморье хлынула новая миграционная волна».
Э.И. Соломоник считает возможным влияние причерноморских знаков на форму некоторых букв глаголицы, но с тремя оговорками: во-первых, если будет доказано, что глаголица формировалась на территории восточнославянских племен; во-вторых, такое влияние возможно только на форму букв глаголицы, так как причерноморские знаки еще не получили буквенно-звукового значения; в-третьих, такое влияние (если только оно было) могло осуществляться лишь через посредство предполагаемых славянских «черт и резов» IV—IX вв.
Что же касается кипрского слогового письма, то оно, конечно, не могло иметь к глаголице никакого отношения. Это явствует и из хронологической отдаленности последних памятников кипрского письма от первых памятников глаголицы (более 1200 лет), и из явной непригодности слогового письма для передачи славянской речи с ее многообразным слоговым составом и смежными согласными звуками, и, наконец, из того, что истории письма вообще неизвестен ни один случай перехода слогового письма в буквенно-звуковое.
В целом же неудача, постигшая Н.А. Константинова, наглядно показывает, что при построении любой гипотезы в области письма необходимо учитывать общую историю письма и господствующие в ней закономерности; необходимо, кроме того, максимально учитывать особенности языка и исторического развития того народа, которому приписываются изучаемые надписи.
Другая попытка открытия и даже воспроизведения протоглаголического алфавита была сделана в начале 60-х годов на основе изучения загадочных знаков, встречающихся в кирилловских надписях на монетах русских князей XI в. Надписи эти обычно строятся по схеме «Владимир на столе, и се его сребро» с изменением только имени князя. На многих монетах вместо пропущенных букв стоят непонятные черточки и точки.
Большинство исследователей объясняло появление этих черточек и точек малограмотностью русских граверов XI в. Однако повторяемость одних и тех же знаков на монетах разных князей, причем часто с одинаковым звуковым их значением, казалось бы, делает такое объяснение недостаточно убедительным.
В начале 60-х годов изучением загадочных знаков на русских монетах XI в. занялся Н.В. Энговатов. Использовав однотипность надписей и повторяемость в них загадочных знаков, он составил таблицу с указанием их предполагаемого звукового значения; значение это определялось местом знака в слове, написанном кирилловскими буквами. Работа эта привлекла большое внимание массовой советской печати («Литературная газета», «Огонек», «Неделя» и другие издания), и о ней писали как о сенсационном открытии древнерусского протоглаголического письма.
Однако, по мнению специалистов, загадочные знаки на русских монетах — это или результат взаимовлияния кирилловских и глаголических начертаний или же результат ошибок граверов. Повторяемость же одних и тех же знаков на разных монетах обусловлена, во-первых, тем что один и тот же штемпель использовался для чеканки многих монет; во-вторых, тем, что недостаточно грамотные граверы повторяли ошибки, имевшиеся в старых штемпелях.
Н.В. Энговатов выдвинул, кроме того, очень маловероятную гипотезу происхождения глаголицы. Согласно Н.В. Энговатову, глаголические буквы были образованы путем лигатурных сочетаний из графически более простых протоглаголических букв (встречающихся будто бы на монетах XI в.). При этом подбор протоглаголических букв для образования из них букв глаголицы производился, согласно Н.В. Энговатову, в соответствии с начальными звуками названий букв глаголицы: так, глаголическая буква «аз» была образована как лигатура из протоглаголических букв «а»+«з», глаголическая «буки» — из «б»+ «у», «веди» — из «в»+«e» и т.п.
Основной ошибкой этой гипотезы является предположение, что названия глаголических букв существовали до появления самих букв. Между тем названия обычно присваивались буквам с мнемотехническими целями, т.е. для облегчения их запоминания, и возникали, как правило, одним из трех путей:
1) из названия логограммы, от которой происходила данная буква (если буквенно-звуковое письмо возникало из логографического);
2) на основе сходства формы буквы с формой какого-либо предмета, первый звук наименования которого совпадал со звуковым значением буквы; так, финикийская буква «вав», что значит «гвоздь», была названа так потому, что она напоминала по форме гвоздь и обозначала звук «в»;
3) путем одновременного заимствования одним народом у другого как самих букв, так и их наименований; так, греки заимствовали у финикийцев буквы вместе с их названиями, лишь слегка изменив последние (например, финикийская буква «алеф» стала у греков «альфой», «бет»— «бетой», «гимель» — «гаммой» и т.п.).
Что касается славянских букв, то их названия, несомненно, были созданы с мнемотехническими целями и по образцу греческого алфавита, только не путем заимствования, а путем самостоятельного образования названий на основе акрофонического принципа и в некоторых случаях с учетом формы буквы (например, название кирилловской буквы «ферт»).
Многочисленную группу вероятных памятников дохристианской славянской письменности образуют загадочные надписи и знаки на древнерусских предметах быта и на различных ремесленных изделиях.
Из этих надписей наибольший интерес представляет так называемая алекановская надпись. Надпись эта, нанесенная на глиняный сосуд X—XI вв., была открыта в 1897 г. В. А. Городцовым во время раскопок у села Алеканово под Рязанью; надпись содержит 14 знаков, расположенных в строковой планировке.
В 1898 г. там же на обломках посуды было обнаружено еще пять аналогичных знаков. Как указывает В. А. Городцов, «сосуд плохо обожжен, изготовлен, очевидно, наспех. Следовательно, изготовление местное, домашнее, а следовательно, надпись сделана местным или домашним писцом, т.е. славянином». Знаков слишком много, чтобы их можно было принять за клеймо мастера. «Остается предположить, — делает вывод В. А. Городцов, — что знаки представляют собой литеры известного письма».
Близки по форме к «алекановским» знаки на горшках из бывшего Тверского музея, а также на медных бляхах, найденных при раскопках тверских курганов XI в. На двух бляхах знаки идут по кругу, образуя две одинаковые надписи. Некоторые из знаков, подобно алекановским, напоминают буквы глаголицы.
Представляет также интерес «надпись» (если только считать ее надписью, а не случайной комбинацией трещин от огня) на ребре барана, открытая около 1916 г. Д. Я. Самоквасовым при раскопках северянских курганов у Чернигова. «Надпись» содержит 15—18 знаков, расположенных внутри полуовала. «Знаки, — пишет Д. Я. Самоквасов, — состоят из прямых резов и, по всей вероятности, представляют собой русское письмо X в., на которое имеются указания в некоторых источниках».
Многочисленные статьи были посвящены знакам, обнаруженным (впервые в 1864 г.) на свинцовых пломбах, видимо, торговых печатях X—XIV вв., найденных на Западном Буге у села Дрогичина; общее количество этих знаков измеряется многими сотнями. На лицевой стороне некоторых дрогичинских пломб стоит буква кириллицы, а на обратной стороне — один из «загадочных» знаков.
Большое внимание исследователей привлекли также многочисленные загадочные знаки, встречающиеся наряду с надписями, сделанными кириллицей, на старорусских календарях и на пряслицах X—XI и более поздних веков. В 40—50-х годах текущего столетия в этих загадочных знаках многие пытались увидеть прототипы глаголических букв. В настоящее время ученые склоняются к пониманию этих знаков как славянских «черт и резов».
Наряду с описанными выше, все еще не расшифрованными памятниками древней славянской письменности, на территории расселения восточных славян встречаются тоже еще не расшифрованные памятники других народов. Кроме уже упоминавшихся причерноморских знаков к ним относятся, например, памятники рунического тюркского письма (вероятно, хазарского, но возможно и протоболгарского). Образцами их могут служить надписи на двух баклажках, хранящихся в Новочеркасском музее, и на камнях и стенах Маяцкого городища; надписи эти были найдены при раскопках на Дону.
На базе именно этой, последней группы загадочных надписей, т.е. надписей на различных ремесленных изделиях и бытовых предметах, была построена третья попытка воспроизведения протоглаголического алфавита, вделанная в 50—60-х годах И.А. Фигуровским и являющаяся образцом пренебрежения как закономерностями развития письма, так и особенностями славяно-русского языка.
В основу своей работы И.А. Фигуровский положил расшифровку около десятка загадочных надписей, обнаруженных на территории России. Были взяты надписи самых разных эпох с диапазоном от VIII—IX до XV— XVI вв., причем не только русские (надписи на камне и на пряслицах, опубликованные в сборнике «История культуры древней Руси» и в «Кратких сообщениях Института истории материальной культуры»), но также хазарские (надписи на баклажках Новочеркасского музея), а возможно, и протоболгарские (надписи на камнях Маяцкого городища).
Привлечение хазарских надписей И.А. Фигуровский объясняет уже упоминавшимся выше высказыванием персидского историка XIII в. Фахр ад Дина, согласно которому хазарское письмо будто бы происходит от русского. При этом расшифровку хазарских надписей И.А. Фигуровский производит, исходя из азербайджанского языка, со следующим неожиданным обоснованием: «большая часть хазар — евреи», «азербайджанский язык испытал значительное влияние арабского языка».
Самую расшифровку указанных надписей И.А. Фигуровский осуществляет, сопоставляя знаки этих надписей с буквами глаголицы, предварительно освобожденными И.А. Фигуровским от петель и завитков и сильно графически трансформированными. При этом загадочным славянским знакам в одних случаях придается буквенно-звуковое значение, в других — маловероятное для славянского языка слоговое значение, в третьих — логографическое (логограммы «покой», «тица»).
Использовал И.А. Фигуровский даже древнеегипетский принцип чтения логограмм, основанный на совпадении консонантных основ слов; так, предполагаемая логограмма «соловей» читается И. А. Фигуровским как «слава», исходя из того, что согласные звуки в этих двух словах совпадают.
Между тем такой принцип чтения и письма, естественный для египетского языка с его консонантным строением корневых основ слов, нельзя допустить для славянского языка, так как корневые основы слов в нем строятся как из согласных, так равно и из гласных звуков. В результате такой «расшифровки» И.А. Фигуровским и был по строен предполагаемый алфавит древнерусского протоглаголического письма.
Появление некоторых из рассмотренных выше работ, пытавшихся воссоздать и расшифровать дохристианскую русскую письменность, вызвало возмущение специалистов-филологов. Однако появление таких работ было вполне закономерным. Наука, так же как природа, не терпит пустоты; поэтому вакуум, образовавшийся па каком-либо участке пауки, неизбежно заполняется.
Едва ли не единственным исследованием, посвященным расшифровке памятников древнеславянской письменности и проведенным крупным советским ученым, была за последние годы работа академика Б. А. Рыбакова по «Черняховским» календарным знакам.
«Черняховская культура» названа так по поселку Черняховка, неподалеку от Житомира, где были найдены в 1899 г. первые археологические памятники этой культуры. Эта, в основном сельскохозяйственная, культура охватывала во II—IV вв. н. э. обширный район лесостепной Украины (Волынь, район Киева и среднего течения Днепра), т.е. территорию, которую занимали, согласно более поздним летописным источникам, восточнославянские племена полян.
Расцвет «Черняховской культуры» начинается со II в. н. э., когда после завоевания Дакии императором Траяном (107 г. н. э.) границы Римской империи почти вплотную приблизились к этому району и население его вступило с Римом в тесные торговые и культурно-политические отношения; закат «Черняховской культуры» совпадает с крушением в V в. н.э. могущества и влияния Рима.
В основу исследования Б. А. Рыбакова был положен анализ изобразительно-символической орнаментации, обнаруженной на Черняховских керамических вазах и кувшинах. Наибольший интерес среди них представляют ваза, найденная в 1957 г. при раскопках у деревни Лепесовка на Волыни, в языческом святилище III—IV вв. н.э., и кувшин IV в. н. э., найденный в 1899 г. при раскопках у деревни Ромашки близ Киева.
Ваза из Лепесовки предназначалась, очевидно, для ритуально-магических целей. Это подтверждается тем, что она была найдена внутри языческого святилища и в особенности — символической орнаментацией ее.
Широкий и плоский борт вазы разделен на 12 секторов, которые, по-видимому, соответствуют 12 месяцам года. Каждый из секторов заполнен особыми символическими изображениями. Содержание этих изображений и их последовательность совпадают с временной (помесячной) последовательностью языческих праздников древних славян и с календарными сроками разных сельскохозяйственных работ в данном районе.
Так, секторы, соответствующие январю, марту и июню, помечены знаком косого креста, обозначавшим у древних славян солнце и пламя. Как раз на эти именно месяцы приходились славянские языческие праздники солнца: праздник начала прибавления дня (зимние святки — 6 января), праздники весеннего равноденствия (конец марта) и летнего солнцестояния (праздник Ивана Купала — 24 июня). Последний праздник считался праздником не только солнца, но и воды; этому соответствует сочетание в июньском секторе знака солнца (косой крест) со знаком воды (волнистая линия).
Секторы, соответствующие апрелю, августу, сентябрю, октябрю и декабрю, обозначены символическими изображениями, указывающими на месячные сроки проведения в этом районе важнейших сельскохозяйственных работ, а также на наиболее благоприятные сроки охоты. Так, апрель помечен изображением сохи (срок весенней пахоты яровых); август — изображением колосьев (срок обмолота хлебов); сентябрь — изображением деревьев и септ (срок осенней охоты сетями, развешиваемыми между деревьями, на улетающих в этом месяце к югу птиц); октябрь — схематическим изображением волокон (срок обработки льна и конопли); декабрь — изображением сплошной сети (указывающим, вероятно, срок зимней охоты при помощи силков).
Изображения, помещенные в остальных четырех секторах, по-видимому, указывают на важнейшие явления природы, характерные для остальных четырех (в основном нерабочих) месяцев. Так, изображения, соответствующие февралю, могут быть поняты как деревья в снегу (февраль — месяц снегопадов); изображения, соответствующие маю, — как знаки, указывающие на появление подпочвенных ростков ярового; знаки июля — как знаки всеобщего расцвета растений; знаки ноября (волнистые линии) — как знаки, указывающие на период осенних дождей на Украине.
Такое толкование подтверждается анализом символических изображений и цифровых знаков на глиняном кувшине из деревни Ромашки. Кувшин этот окаймлен двумя рядами орнамента. Верхний ряд состоит из символических изображений и небольших однотипных квадратиков, нижний ряд — из квадратиков и (в конце ряда) из горизонтальных волнистых линий.
Изображения, помещенные в верхнем ряду, Б.А. Рыбаков расшифровывает как знаки, указывающие на языческие сельскохозяйственные праздники древних славян, квадраты же нижнего ряда — как дни, разделяющие эти праздники, а именно: начало верхнего ряда — 2 мая — появление подземных ростков, 33 квадрата — 33 дня (включая особо выделенный праздничный день); знак дерева — 4 июня — праздник Ярила («Семик»), соответствующий христианскому «троицыну дню». 20 квадратов — 20 дней (включая шесть праздничных дней «недели русалок»); знаки солнца и воды — 24 июня — праздник Купалы, 26 квадратов — 26 дней (включая праздничный день); знак грома (шестиугольник) — 20 июля — праздник Перуна; 17 квадратов — 17 дней (без праздничного дня); знаки серпов и колосьев — 7 августа — праздник окончания жатвы.
Имеет определенное значение и число квадратов в верхнем ряду, а также деление их на пять групп. Всего в верхнем ряду 127 квадратов. А поскольку нижний ряд заканчивается 7 августа, это значит, что начало верхнего ряда отделено от 7 августа 127 днями, т. е. приходится на 1 апреля. Деление же верхних квадратов на пять групп дает следующие даты, начало 1 группы — 1 апреля — начало весенней пахоты.
25 квадратов — 25 дней; начало 2 группы — 26 апреля — появление первых подземных ростков, 27 квадратов — 27 дней; начало 3 группы — 23 мая — развертывание листьев, 16 квадратов — 16 дней; начало 4 группы — 9 июня — образование колосьев, 25 квадратов — 25 дней; начало 5 группы — 4 июля — молочная зрелость зерен, 34 квадрата — 34 дня; конец 5 группы — 7 августа — окончание жатвы.
Вертикальные волнистые линии в верхнем ряду указывают наиболее желательные дни дождей, горизонтальные волнистые линии в нижнем ряду — желательность подпочвенной влаги в период, к которому относятся эти знаки.
В целом же ваза из Лепесовки, кувшин из дер. Ромашки и некоторые другие орнаментированные вазы и кувшины «Черняховской культуры» (например, кувшин из Малаешти) представляют собой, по Б. А. Рыбакову, древнеславянские сельскохозяйственные календари. Знаки же на этих кувшинах и вазах являются одной из разновидностей древнеславянских «черт и резов». Такое понимание «Черняховских знаков» выглядит очень убедительно, так как оно подтверждается точными цифровыми расчетами.
Общая сводка данных о дохристианском славянском письме
http://maxbooks.ru/kandm/kime29.htm
Таким образом, выводы о существовании письма у славян (в частности, у восточных) в дохристианский период, а также об одновременном применении славянами нескольких разновидностей письма подтверждаются документальными свидетельствами как летописными, так и археологическими.
Общая сводка важнейших летописных и археологических данных о дохристианском славянском письме приведена в таблице.
В свете этих данных применение славянами в дохристианский период самобытного письма типа «черт и резов» и возникшего на греческой основе протокирилловского письма представляется сейчас почти несомненным.
При этом, в связи с работами Б. А. Рыбакова, начало применения славянами пиктографического письма типа «черт и резов» отодвигается, по-видимому, ко II—IV вв. н. э. В этот период, как показывают материалы «Черняховской культуры», племенной строй у славян достиг уже настолько высокого развития, что потребность в создании и использовании первоначального письма типа «черт и резов» стала достаточно настоятельной.
Начало сколько-нибудь широкого использования славянами греческого буквенно-звукового письма и формирования на основе его протокириллицы нужно относить, по-видимому, не ранее чем к VII и не позже чем к VIII в., т. е. ко времени, когда у славян образовались первые раннефеодальные княжества и в связи с этим появилась потребность в более точном и сложном буквенно-звуковом письме; в это же время у славян получили достаточное развитие торговые и культурно-политические связи с Византией и началось распространение христианства. Такая датировка подтверждается и дошедшими до нас литературными свидетельствами.
Значительно более спорным остается вопрос о протоглаголическом письме. Несомненных литературных свидетельств об этом письме не имеется. Возможные же памятники этого письма (алекановская и некоторые другие надписи) не расшифрованы. Кроме того, столь же допустимо понимание этих надписей как памятников не буквенно-звукового письма, а письма типа «черт и резов».
Неудачей закончились и все сделанные до сих пор попытки воспроизведения предполагаемого протоглаголического алфавита. Неудача этих попыток, помимо характерного для них невнимания к общим закономерностям развития письма и к особенностям славянского языка, была предрешена недостаточностью, бедностью исходного фактического материала. Сравнительная же немногочисленность дошедших до нас памятников дохристианского славянского письма обусловлена недолговечностью материалов для письма — дерева и бересты.
В одном, однако, все авторы попыток воссоздания предполагаемой протоглаголической письменности были безусловно правы. Они были правы, придавая воспроизводимым ими протоглаголическим буквам большую композиционно-графическую простоту по сравнению с дошедшими до нас буквами глаголицы.
Глаголический алфавит со всеми его вычурными петельками и завитушками, с очень сложной композицией многих букв несомненно являлся искусственным созданием какого-либо одного или нескольких индивидуальных авторов. Если же в основе этого алфавита лежало некое постепенно развившееся протоглаголическое письмо, то оно, конечно, было графически значительно более простым.
Подобно протокириллице, протоглаголическое письмо, если только оно существовало, могло начать формироваться у славян не ранее VIII в. Поскольку формирование его могло происходить только на основе примитивных древнеславянских «черт и резов» (хотя и под влиянием греческой и других буквенно-звуковых систем), постольку к середине IX в. протоглаголическое письмо могло достичь лишь значительно меньшего совершенства, чем письмо протокирилловское.
----------------------------------------------------------------------------------
_________________
Tautos jėga ne jos narių vienodume, o vienybėje siekiant pagrindinio tikslo - Tautos klestėjimo.
|
|
Prisijungti
Registruotis
DUK
Ieškoti
Dalyvių sąrašas
