Užsiregistravo: 15 Geg 2010 00:02
Pranešimai: 246
|
Kalinių gyvenimas zonoje Ištraukos iš V.A.Majerio, disidento, sėdėjusio už antisovietinę agitaciją, knygos. Visas tekstas:http://lib.ru/MEMUARY/MAJER/cheshezhopitsa.txt Автор - социолог, диссидент, эмигрировавший из СССР, не понаслышке
знает уголовный мир Сибири. Он - сибирский немец. В прошлом, да и в
настоящем - диссидент. Философ и социолог с университетским образованием.
Конечно, он сидел. Три с половиной года. За антисоветскую агитацию. Время в
тюрьме и зонах не терял. Уж если бросила жизнь в вертеп, то почему бы этот
вертеп не рассмотреть изнутри, с научной точки зрения.
Его очерки - о занятных и поучительных
криминальных историях и судьбах, лагерном быте, порядках и нравах. Книга
отличается меткостью психологических наблюдений и беспощадностью социального
анализа.<…> Итак, прошу пожаловать в уголовный мир страны Советов, в его наиболее
насыщенную чучеками часть - Сибирь, пространство от Урала до Чукотки.
1<...>
Длительная изоляция породила особые формы сексуальных отношений
заключенных, ставших гранями разделения по группам и мастям. Разные оттенки
гомосексуализма и лесбийской любви стали настолько постоянным явлением, что
на них уже администрация зон не обращает внимания. Прибегает в Табулге
(Чистоозерный район Новосибирской области) заключенный к С. С. Гриню,
прокурору по соблюдению законности в лагерях области и, рыдая, жалуется:
'Сергей Самуилович, меня сейчас отъебли хором, сделали педерастом. Что мне
делать? Вешаться?' Прокурор спокойно отвечает: 'Не переживай. В моих зонах
еще не было случаев беременности, и ты не забрюхатишь'. Выпускник Рязанской
высшей школы милиции, начальник Первой зоны в Курганской области, майор
Виктор Федотович Злодеев шутит: 'Педерасты в зоне вертятся, как мандавошки
на хую, и я не знаю, как их с него согнать'. Избавиться действительно
невозможно, так как 'запомоенные', 'зашкваренные', 'чесотка' составляют в
зонах Урала и Сибири, куда поступает и большая часть зэков из Европейской
части, до четверти лагерного состава.
Зэки иерархически распадаются на четыре группы по типу карточных
мастей. Основой размежевания является способность выжить за счет других. Эта
способность формируется еще в семейно-подростковой социализации, она
поощряется родителями, которые, выжив в советских условиях, готовят по
своему опыту смену. На вершине пирамиды разместились блатные (паханы, бугры,
шерсть), окруженные шестерками, своеобразной сменой, которых в Сибири
называют 'сынками'. Ниже по рангу следует масса мужиков ('мужики в
авторитете', 'мужик - человек') - сильные работяги, мoгущие постоять за
себя, знающие законы и не стремящиеся 'мочить рыло', специалисты-придурки,
которых изначально поддерживает тюремное и лагерное начальство, а также
сильная протекция с воли и блатные. Еще ниже слой чертей - довольно обширная
категория убитых тюрьмой уже при жизни чучеков - они плывут по течению
обстоятельств, подгоняемые блатными и мужиками. Грязные, вшивые, неряшливые,
сломанные навсегда. Много в этом слое больных, умственно неполноценных,
загнанных в зоны по облавамочисткам городов и населенных мест. Они готовы
выполнять все по распоряжению как блатных, так и мужиков из-за пайки хлеба,
шлюмки баланды, чайной подачки. Ими все брезгуют, отгоняют от себя окриками,
пинками, толчками, как навозных мух. Они неприкасаемые, парии, не годящиеся
даже на хрящ любви. И все же самая низшая страта - педерасты. Последние
делятся на две группы - проткнутые и непроткнутые. Проткнутые - это те, кто
стал педерастом по своей воле - сюда включаются гомосексуалисты, а также
изнасилованные по статье и проколу-промашке. По законам лагерной жизни
подлежат насилию все следующие по статьям 117, 118, 119, 120 УК РСФСР
(изнасилования и половые извращения). Прибывшего в камеру с такой статьей
расспрашивают и устраивают суд, который организуется паханом хаты и его
подручными. Узнают, кого он изнасиловал и когда. Установив, что зэк
изнасиловал невинную девушку, честную бабу, его подвергают обряду
'запомоивания'. Вставляют ложку в зубы и вся камера, кроме чертей и пидоров,
проводит половыми органами по его лицу и губам, при этом онанируют в глаза,
уши, волосы, шею. Потом следует лотерея - кому рвать фуфло, то есть задницу,
на немецкий крест. Иногда этот обряд называют 'ломанием целки'. Выигравший
'счастливчик' насилует. Целку можно продать другому, обменять на
какие-нибудь вещи, пачку чая и, что бывает редко, пожалеть педераста. В этом
случае он все равно педераст, только непроткнутый. Если камерный суд-разбор
установит, что зэк изнасиловал блядь или проститутку, которые на него
заявили в милицию, то его обычно не насилуют.
Часто насилуют, чтобы сломить моральный дух человека по указанию
администрации. В Новосибирской тюрьме это в практике оперотдела, где кум -
майор Евгений Дубровин вызывает блатных и дает им задание: посадить
такого-то на хрящ любви. Его переводят на блатхату и там он проигрывает свое
фуфло. На сильного зэка накидывают удавку и при потере сознания насилуют.
Бывает и так, попадет юноша в тюрьму сразу из дома, где его любили
родители, кормили нормальной пищей и: сразу на баланду - отварки рыбных
костей и прокислую вонючую капусту, на хлеб спецвыпечки, который стряпается
из мучной пыли, тяжелый, мокрый как глина. Из него хорошо лепятся вперемешку
с табачным пеплом шахматные фигурки, кубики, лото. Парнишка от такой пищи и
вида камер впадает в транс. Две-три недели не ест, пьет только воду,
говорят, домашними какашками исходит. Его состояние, если он красивый и
ладный, примечает блатной с огромным стажем прежней и нынешней отсидки и,
заботясь начинает пригревать. Даст карамельку пососать, подбросит порцию
сахарку, отобранного у педерастов и чертей, из отоварки зэков вручит кусочек
колбасы или ломтик сала. В общем, греет. И не ведает молодняк, что за это
рассчитываться надо. Вдруг, в один прекрасный момент 'благодетель' говорит:
'Плати'. Тот с испугу: 'Чем?' Можно чаем или филками. А, где их взять в
камере? Платить надо к оговоренному сроку. В случае просрочки можно и жизнь
потерять. Решение зэков-уголовников жестоко. Юноша начинает упрашивать
'благодетеля': 'Подожди, помоги выйти из затруднения'. Ладно, говорит он, не
переживай, подставляй фуфло, никому об этом не скажу. Будешь моим пидором:
Становится молодой человек сначала тайным педерастом, а потом переходит в
явные, подцепив венерическую болезнь, а то и СПИД.
Непроткнутые педерасты - это те, кто совершил непростительный косяк -
промах, например, попросил закурить у пидора, взял у него продукты, жил в
углу педерастов и т. д. С момента обнаружения такой человек становится
педерастом, будет жить с ними, спать рядом с парашей, жить в казарме в
проходах рядом с общим входом, сидеть в столовой за столом педерастов,
стоять последним в колонне, выполнять педерастичные работы - убирать
туалеты, мыть коридоры, жечь мусор.
Зоны страны находятся в тесной связи между собой и скрыть
принадлежность к педерастам невозможно. И, если все же пидор скрыл свое
сословие, то, что он 'петух', 'кочет', 'пинч' и пристроился жить к 'семье'
вместе с блатными и мужиками, а это обнаружили и доказали, то вся семья
переходит в группу непроткнутых педерастов. Скрытого пидора не запрещается
даже убить.
Часто в лагерных счетах-междоусобицах к семье подсаживают пидора или
втихаря заставляют пидора предложить вам закурить или угостить чем-либо.
Будьте бдительны и осторожны! В тюремных камерах педерасту не разрешается
самому брать у кормушки продукты, а также продуктовую передачу из дома. Он
только расписывается за нее. Передачу берут блатные и, бросив на стол,
распределяют. За сотни километров сердобольные мамы привозят продукты,
сутками простаивают в приемных тюрьмы, а сын, попав в педерасты, не имеет
права даже прикоснуться к изделиям материнских рук.
Очень распространена такая байка. Сидят две мамыстарушки и рассуждают:
- Знаешь, Маша, мой сын прислал из лагеря письмо. Пишет - стал пидором,
видно большим начальником.
- А мой, - говорит другая, - сообщает, что живет у параши. Мы со
стариком решили и написали ему, что если Параша девушка хорошая, пусть он на
ней женится. Мы не против такого брака.
К педерасту любой зэк имеет право подойти и попросить: любви, при
отказе пидора полагается избить. Педераст - изгой лагерного сообщества: ест
из особой меченой посуды, куда в случае необходимости при отсутствии
толканов-унитазов блатным не возбраняется оправляться, пищу из миски
вылавливают особыми ложками. В Новосибирской области в одной из зон льют из
алюминия поилки для птицефермы, 'для петухов', бракованные - треснутые, с
раковинами поставляют в тюрьмы. Толстостенные, с короткими ручками, они
только формой походят на ложки. Это ложки педерастов. Когда их предложили
блатным, они возмутились и выкинули их в мусорные ящики.
Спит пидор у параши, часто положа голову на унитаз. Он не имеет права
заходить в камере за черту блатных и мужиков. Ему не полагается пользоваться
кроватями и на них сидеть. Он стирает в камере белье блатных, убирает ее,
ловит вшей в одежде блатных. Педераст моет блатных в бане, его разрешается
всем мацать, то есть обнимать, держать за половой член, гладить, одаривать
ласками. Пидоры в бане собирают грязное белье, складывают обмылки. Вступают
в половые отношения с педерастами везде без стыда и совести: в карантине, в
бане, загоняют под шконку - тюремный лежак. В промзоне затаскивают и на
крыши и там чешежопят.
В камерах Новосибирской тюрьмы педерасты живут только у
толкунов-унитазов, их обязанность содержать унитазы в идеальной чистоте, при
этом моют их: костяшками домино. В обязанность педерастов входит также
вытирать задницы блатным, выносить тузики - корзины с мусором. Свою посуду -
шлюмки и ложки педерасты ставят также на унитаз. Не дай Бог оказаться посуде
педерастов рядом с посудой блатных или мужиков! Последняя тогда помоится,
что является непростительным нарушением уголовных правил и
виновника-педераста за это избивают до полусмерти. Сдают посуду педерасты
тоже отдельно от блатных.
Перед вступлением в половые сношения пидоры пидорам моют фуфло мылом,
особенно ценится уссурийское пахучее мыло, затем промазывают вазелином и
вставляют в 'копченое солнышко' вату. После акта пидоры вытирают блатному
член полотенцем. Поэтому настоящий уголовник никогда не воспользуется
тюремным или лагерным полотенцем. Они считаются запомоенными. Блатные и
мужики, умываясь, вытираются только марочками - носовыми платками или
переданными с воли домашними полотенцами.
Знаменитые педерасты ценятся на вес золота. Их по праздникам одевают в
женскую одежду вплоть до бюстгальтера, бреют ноги, половой член особым
способом подтягивают к животу, красят щеки, брови, губы. Раз в году - 8-го
марта - в Международный женский день устраивают угощение и поздравляют
всенародно. Педерастам дают женские имена - Таня, Катя, Валя, а фамилию
оставляют мужскую и называют Таня Золотавин, Катя Охохонин, Валя Шадрин.
В Новосибирской тюрьме в камеры смертного коридора педерастов помещают
на ночь за деньги. Потом им дают отдохнуть в специальных камерах-обиженках,
туда помещаются педерасты и лагерное зэковское начальство - козлы. Козлами
называются бывшие завхозы, бригадиры (бугры). Козлов нельзя помещать в
камерах с простыми зэками, так как их могут там убить или запомоить. В
обиженках педерасты отдаются козлам.
По уголовному закону круглым педерастам не возбраняется доносить
начальству о положении в камерах. Что с него, педераста, взять - он конченый
человек.
Как и все заключенные, педерасты на карточках отмечаются дополнительной
шифровкой: 'ПП' - педераст пассивный, некоторым блатным ставят 'ПА' -
педераст активный. С отметкой 'ПА' у блатных и мужиков педерастами не
считаются.
На все виды верхней одежды - рубашки, пиджаки, фуфайки, зэчки, бушлаты
- у сибирских педерастов 'ПП' нашиваются синие полосы размером 20х50
миллиметров. Зачумленного педераста, то есть такого, какой уже из-за
старости, уродливости и дряхлости не вызывает сексуального интереса, любой
зэк может 'попросить' убрать за себя помещение, сходить в наряд. Педерасты и
черти - постоянный объект потехи и издевательств. В зонах Курганской области
устраивают даже: соревнования среди педерастов по бегу. В цехе, когда нет
начальства, пидоров раздевают, вставляют в задницу ключи, сверла с обратной
стороны, протяжки, отвертки и: пускают в бег. Победители те, у кого не
выпадает инструмент, кто быстрее прибежит, получают угощение - глоток чая,
конфетку, зубок чеснока. Молодежь часто устраивает гонки на чертях и пидорах
- их запрягают в контейнера и ездят по цеху.
Такие же деления по группам сохраняются и у зэчек-женщин:
блатнячки-паханы, работячки-лошадки, запомоенные - черти,
лесбиянки-ковырялки. Каждый иерархический этаж устойчив и прослеживается
даже в прокурорских зонах, куда попадают работники прокуратур, милиции,
партийных и советских органов, а также зон и тюрем. При этом сан прокуроров
приравнивается к зэкам, осужденным по статьям, связанным с изнасилованием,
независимо от того, за что они сели. Их насилуют и помоят за то, что они
насиловали других статьями уголовного кодекса. В зонах они живут среди
педерастов и чертей. Судьи, чтобы не попасть в педерасты, должны доказать,
что они в своей деятельности 'помогали' осужденным, снижали срок наказания и
противодействовали требованиям прокуроров. Блатными и мужиками в таких зонах
являются милиционеры и офицеры зон и тюрем, короче, менты - простые и
цветные. Такая зона есть в Иркутске, в Рабочем предместье, есть в Нижнем
Тагиле - туда свозят со всего Союза подобных зэков. О себе они говорят: 'Мы
живем валетом, в мире наизнанку'. Попадая повторно за решетку, эта категория
уже следует в обычные зоны, где переходит, ежели не примочат, на положение
педерастов.
Нет ничего страшнее, чем камеры малолеток - весь юный ум уходит на
поиски издевательств и приклеивание мастей. Пахан камеры и его дружки за
любой косяк-оплошность наказывают изощренно и извращенно. Косяком может быть
все - неправильный ответ, расспрос, невыполнение обещания, утаивание
прошлых, важных с точки зрения уголовного мира моментов своей жизни. В
общем, все. Сережу Черепанова наказали, запретив от подъема до отбоя сидеть
и прислоняться к чему-либо, даже присаживаться на корточки. Он так простоял
полгода. За что? Его мать, не зная законов уголовной жизни, передала ему
продуктовую передачу в хлопчатобумажном мешочке, где в орнаменте цветков был
красный цвет. 'Твоя мать - коммуняга, даже в тюрьму красное передает', -
сказал пахан. Передачу отобрали, а ему на совете хаты вменили стоять от
подъема до отбоя.
В тюрьмах Омска, Иркутска, Новосибирска часто в камерах выбирают
генсека параши - генерального секретаря камерного унитаза. Выбирают не
обязательно из чертей и педерастов, часто из мужиков. Генсек параши всецело
отвечает за толкан. Генсеков при этом доводят до состояния 'шифер сыпется с
крыши', до сумасшествия. Каждый идущий на парашу по большой и малой нужде
обязан у генсека взять разрешение, то есть спросить по полной форме:
'Товарищ генеральный секретарь параши, можно мне посетить парашу?', Генсек
должен ответить полно: 'Пожалуйста, посетите мою парашу'. Уходя с параши,
посетитель спрашивает: 'Товарищ генеральный секретарь параши, можно мне
покинуть парашу?' Генсек обязан ответить: 'Спасибо, пожалуйста, покиньте мою
парашу'. И так отвечать каждому. Если в камере десять-пятнадцать человек,
можно генсеку и поспать ночью пару часиков. А как быть, ежели в камере сто -
сто двадцать человек? Вы скажете, что можно и не отвечать. Попробуйте не
ответить, за вами следят - в случае уклонения от ответа избивают, душат,
помоят. Тяжело таким генсекам.
Клеятся масти навсегда. Куда бы не попал затем зэк, его спрашивают в
камерах: 'Ты кто?' Обязан ответить: 'Я такой-то, сижу по такому-то делу.
Взял кассу, мохнатый сейф, то есть изнасиловал, примочил коммунягу или
комсомольца и т. д. Жил всегда мужиком (чертом, круглым педерастом). У меня
кликуха Поросячий хвост, масть защекан'.
Кликуха не всегда отражает истинное положение человека. Она выбирается
тюрьмой. В назначенный день выбора кликухи зэку какой-нибудь блатной
подбежит к решке - зарешеченному окну и звонким, пронзительным голосом
крикнет: 'Тюрьма-роднуха, дай кликуху!!!'
В ответ откуда-нибудь визгливый прокуренный женский голос произнесет:
'Соленый клитор'. С этого мгновения до конца дней в уголовном мире не будет
Семена Иванова, а только Соленый клитор. Забиты тюрьмы и зоны страны Советов
'Подмудными гнидами', 'Подзалупной перхотью', 'Сталиными', 'Хрущевыми',
''Муссолини ', 'Махно', 'Уксусами' - спектр кликух безграничен. Красавец
парень может быть 'Сморщенным калом', урод - 'Мэрилин Монро', инвалид без
ног 'Брумелем'. С кликухой зэк свыкается и даже на свою фамилию не отвечает,
забывает ее.
2<…>
Коллективные формы зэковского онанизма распространены широко и
повсеместно и называются сеансами. Онанируют большинство зэков, 'восхищаясь'
актрисами, телеаэробикой, фильмами, разглядывая журналы, читая сексуальные
описания в художественных произведениях. Они устраивают подглядывания за
женщинами-вольняшками в туалетах, в школьных классах, забираясь под
лестницы, наблюдают за сношениями с педерастами. В Пятой новосибирской зоне,
расположенной в густонаселенном районе города, по тайной договоренности с
зэками за плату женщины и даже девушки в оговоренное время выходят
обнаженными на балконы. При помощи особых переносных эркеров-зеркал в зоне
ловится их отражение. Женщины при этом, как в половых плясках зулусов и
бушменов, совершают сексуально-пригласительные движения, играют с
партнершами, вступают в половое общение с любовниками. Такой 'балконный
стриптиз' смотрят десятки зэков, при этом онанируют - 'плывут' по зоновской
терминологии. Подобный сеанс в летний солнечный день стоит 200-300 рублей,
два месячных заработка среднего инженера.
В Новосибирской тюрьме дубачка-надзирательница Оля зарабатывала еще
больше. Она показывала свой половой орган в кормушку, когда работала в
ночные смены. Паханам разрешалось даже трогать и щупать - при этом с каждого
в камере взималась плата в десять рублей. За смену она зарабатывала тысячи и
прославилась под кликухой Олечка - Золотые Крайки.
Все советские зоны постоянно пребывают в психозах - ожиданиях амнистий,
помилований. И к этому добавляется психоз сексуальности. Ни с того, ни с
сего ночью, словно по команде, все спросонья начинают заниматься онанизмом.
Двухэтажные койки раскачиваются, скрипят, зэки кричат, вскакивают, как
ошалелые. Старики говорят: 'Был опять заплыв, насмотрелись телевизора'.
Бывает, в рабочее время начифирятся и вот кто-то подбегает с раскрытой
ширинкой к пидору и давай обнимать его и онанировать прямо на одежду. Это не
считается нарушением кодекса уголовного поведения. Это не за падло.
Так на практике прошедшие сквозь зоны почти все становятся людьми
ненормальными, чучеками. Поведение их постепенно трансформируется,
упрощается, соответствует стойловому содержанию. Заболевает человек тюремной
шизофренией. Речь избавляется от придаточных и распространенных предложений,
слова становятся малоосмысленными. Новый набор слов по фене - языку
изобилует шизофреническими окончаниями на 'як', 'ак' - вторяк, первак,
ништяк, долняк, голяк, близняк, коммуняк, блатняк, партак: Распространенный
набор слов, заменяющих описание - вкоцан (хорошо одет), бикса (стоящая,
симпатичная девушка), гонит (думает о своем деле), крыша поехала, шифер
сыпется (человек сходит с ума) и т. д.
Зэк-чучек вступает в половые отношения со всем тем, что движется, течет
и изменяется. Насилуют трупы людей и животных; у забредших в зоны собак и
кошек выдергивают зубы и приучают сосать и лизать члены, их также насилуют.
Подковы лошадей приваривают к сплошному листу железа и весь отряд
блаженствует в дикой сексуальной вакханалии. Это знают все, кто хоть раз
посетил лагеря по сторонам железной дороги Решеты - Богучаны. Она на сотни
километров с обеих сторон стоит в стене лагерей. От лагерных прожекторов там
и ночью сплошной день. Используют насекомых - мух, тараканов, шмелей, вшей,
клопов, мокриц, муравьев, мошек, червей. Как? На глянцпенис - залупу
надевают резиновый манжет и его заполняют водой, на не залитую часть пускают
насекомых, которые бегают, кусают, раздражая член до эрекции. На это действо
собираются любители посмотреть 'летающий секс'. Поражаешься знанию
энтомологии зэками. Домашние мухи редко используются для такого секса,
больше подходят осенние, полевые, которых называют жигалками. Они, в отличие
от домашних, кусают так же, как и мошки. У летающих мух, жуков отрывают
крылья, чтобы не улетели и были злее. Насилуют птиц, мышей, ящериц и змеек;
птиц надевают на хрящ любви, а мышек, ящериц и змей потехи ради вставляют в
фуфло пидорам. Очень смешно. Видения Иеронимуса Босха бледнеют перед этой
чучекской сексфантазией. Из мяса, сала, резиновых перчаток изготовляются
женские половые органы. Бандит Виктор Корчагин в зоне поселка Горный
организовал массовое производство таких 'заменителей' из перчаток, которые
поступали на волю и продавались на барахолке Новосибирска под названием
'пизды Корчагина'.
При всех тюрьмах (СИЗО) и зонах (ИТК) страны имеются подсобные
сельскохозяйственные отделения, призванные улучшать питание зэков, а
снабжают ментов, их кафе-закусочные в зонах, их родственников и даже
знакомых по самым низким ценам. Высшее начальство, конечно,
по-коммунистически - бесплатно. В подсобных хозяйствах имеются свинофермы,
где свиньи питаются отходами от зэковских столовых. Кричат прапорщики зэкам:
'Быстрее жрите, быстрее!' Куски не успевают заглатывать, уж не до
разжевывания, а брать объедки с собой нельзя - нарушение режима. То, что
остается на столах, для чушек отличная пища. Розовая мечта зэка попасть на
работу в такое хозяйство, там работают только расконвойные. Направляют на
расконвой по блату, стукачей и других блатных. Условия там воистину райские
- родственники тайно приходят с продуктами и даже с выпивкой, жены посещают
и бляди. В общем, рай. Ежели бабы нет, не велика беда, можно и с буренушками
и свинушками жрать и спать. Считается в зэковской среде, что переспав с
чушкой, избавишься от венерических болезней, полученных от пидоров и блядей.
Свиньям такие ухажеры нравятся, они прибавляют в весе и всегда находятся в
прекрасном настроении.
Зам. начальника Новосибирской тюрьмы подполковник Ширшин, единственный
в Сибири имевший две заграничные машины - 'Фольксваген' и 'Вольво', создал
самое лучшее свиноводческое хозяйство в системе МВД СССР. Там была такая
чистота, как в хорошем хирургическом отделении. И зэки на совесть работали.
Кому хочется возвращаться в старые камеры, сырые, мрачные. Идиллия. Дежурные
счастливчики спали в окружении своих чушек-любовниц. По утрам при проверке
Ширшин шутил, пощипывал за щеки зэков: 'Сколько палочек бросил Нюрочкам?
Вижу, что довольны. Но и Федюшек (кабанчиков) не забывайте. Прочищайте им
проходы. С хуем ничего не сделается, не сотрется. Доволен, доволен, вишь,
как похрюкивают - сплошная музыка и поджарочка растет, что надо'. В 1988
году Ширшина посадили за хищение государственного и общественного имущества
в особо крупных размерах. Конечно, под конфискацию ничего не попало -
схоронил по родственникам и знакомым.
Любви все возрасты покорны, преград для нее нет и добавим от себя,
преступление тут не помеха. Менты также пользуются в своей жизни лагерным
элементом. Начальник уголовного розыска Шадринска полковник Галиневич,
рослый детина, выпивоха, жена ему попалась никудышная - злая, скандальная.
Прокантовавшись с ней пятнадцать лет, пришлось разбегаться. Пил
полковник горькую и распутывал дела. Попала в его поле зрения квартирная
кража, воровку тут же выявили и, общаясь с ней, полковник влюбился. Дело
прикрыли, воровку отмазали и вскоре они расписались, несмотря на большую
разницу в годах.
Ежово взял он ее в свои руки, заставил учиться, и она окончила
педагогический институт. По окончании бросил он Шадринск и укатил с ней
работать в зону на станцию Просвет. Жена преподавала в зоне химию, а
полковник возглавлял оперчасть. Тандем вольных преподавателей и офицеров -
обычное явление в лагерях. Только тут жена - бывшая воровка, общалась с
учениками на своем с детства усвоенном блатном языке. В зонах заставляют
всех получать полное среднее образование, несмотря на возраст (говорят,
правда есть ограничение - сорок лет), нацию, дебильность и
профпринадлежность. Один из учеников возьми и скажи преподавателю в утай:
'Тебе хорошо, ты с мужиком, а мы живой пизды не видим, помогла б'. Она
согласилась. Знаю, говорит, вы и так под лестницей торчите, под юбки
заглядываете и сеансы устраиваете. Ныне я без трусов буду ходить и
останавливаться как бы невзначай. За каждый сеанс 20 рубликов гоните.
Посещаемость занятий превзошла все ожидания Кетовского районо, в чьем
ведении находилась школа зоны. Зэки валили повышать уровень знаний и дрались
в казармах за место под лестницей. Такая находчивость преподавателя
позволила приобщить широкие массы к всеобщему среднему образованию.
3<…>
В центре Иркутска находится глазная клиника, которую жители называют
Второвской по фамилии текстильного купца, ее основателя (история его греха и
покаяния, рассказанная жителем села Тамарей, что в Боханском районе,
прилагается к этой главе). Среди пациентов клиники - люди, ставшие жертвами
преступлений - их глаза выжжены кислотой, известью, выколоты. Из последних -
большинство мужчины, их изувечили женщины - жены и любовницы в порыве мести
и ревности. Симпатичная дама - главный врач клиники резюмирует: 'Женщина по
природе более жестокое существо нежели мужчина. Зато женская жестокость - с
состраданием. У меня тут такие пациенты, которым женщины выжгли глаза, а
потом сами их забрали и ухаживают до конца дней. Мы такие ситуации оформляем
как несчастный случай. Мужчинам легче не будет, если их жен осудят. Кто
тогда будет за ними, слепыми, ухаживать?'
Как все это объяснить? Может быть тем, что женщина чаще соприкасается с
состраданием: в менструациях, рождении детей, чаще видит кровь? Эстонские
социологи решили выяснить как относятся разведенные мужчины к своим бывшим
подругам и бывшие подруги к бывшим мужьям. Большинство мужчин злость долго
не таят и по истечении короткого времени доброжелательно отзываются о своих
бывших женах; у женщин наоборот - надолго, а то и навсегда сохраняется
стойкое недоброжелательное отношение к мужчинам. В уголовном мире известно,
что банды, группы, шайки, кодлы, в которых задействованы дамы, отличаются
особой изощренностью и коварством. Такие Зойки-Золотые ручки, попадая в
женские зоны, превращают их в кромешный ад. Сохраняется все, присущие
мужчинам группы зэков, точнее зэчек: паханы здесь именуются блатнячками,
мужики - работнячками, черти - помойницами, педерасты -
ковырялками-лизалками. Каждая блатнячка - кобел имеет на подхвате одну или
несколько ковырялок, то есть свой гарем, члены которого обслуживают кобла -
варят ей чай, стирают белье, достают продукты, услаждают лесбийскую страсть.
Пахан-кобел, окруженный девочками, настоящий вампир - зависимость
помойниц и ковырялок от ее прихотей не знает границ - они даже обязаны
менструальные выделения вылизывать, пятки чесать, в груди играть и
развлекать ее сеансами от журнальных рассматриваний мужчин до собственного
показа. Коблы все время пребывают в ревности и любовных разборках и
выдумывают наказания. Одно из самых легких - запрещение говорить с
провинившейся ковырялкой и обязанность всеми способами ее ущемлять.
Запомоенные ковырялки - ворох лохмотьев, обгаженных, обляпанных. Выход из
подобного состояния для падших почти невозможен, так как в женских зонах
затруднен переход из-за их разбросанности. Зоновские врачи говорят, что
избитого до синевы мужика можно встретить редко, а женщины уродуют женщин до
полной синевы, избивая для начала мокрыми полотенцами и валенками,
заполненными тяжелыми предметами. Бывает, насильно надевают на голое тело
мокрую маломерную рубашку, которая ссыхаясь, со страшной болью корежит
грудную клетку. Редко кто из женщин, пройдя зонный ад, может стать женой или
матерью.
В стране нет развернутой статистики, но примерно на пятнадцать мужских
лагерей приходится один женский. Женщин за жестокие преступления, как
правило, не расстреливают - не дают вышак, и у них два режима - общий и
строгий. Смешение разных категорий женщин в таких режимах превращает женские
зоны в море сплошного беспредела. Правило беспредела везде одно: хочешь
жить, умей вертеться. Неволя на всех действует гнетуще, на женщин особенно.
Меняется речь, например, коблы говорят по-кобельи; походка становится
прыгающей, здесь сказывается одежда: кирзовые сапоги, косынки, халаты, юбки,
отсутствие мужского внимания; телосложение становится сельдеподобным,
плоским. Резкий визг, ориентация на нарочитую сексуальность и подхватывающее
подобострастие - форма поведения многих. Поддержка мероприятий начальства
вместе с глупой инициативой выделяют большинство осужденных женщин. Многие
тут же начинают 'исправляться', исправляя других нескончаемыми поучениями.
Доносы цветут и пахнут букетами. Мужские семьи в зоне более или менее
постоянны по кругу людей и интересов. Женские же семьи создаются мгновенно и
так же быстро разваливаются. Исключение составляют дружные скрутки: кобел -
ковырялки, многие из которых продолжают жить вместе и на воле. В женских
зонах происходит полное растление женского, как материнского, так и
культурного начала, заложенного прошлыми поколениями. Вышедшие на волю
женами уже не могут быть, остается дальше идти по пути падения, проституции
и наркомании. В Сибири можно увидеть детские тельца, выброшенные в
мороженный кал общественных туалетов, в мусорные урны и на свалки. Цинизм по
отношению к жизни тут превосходит дьявольские пределы.
Женщины так же, как и мужчины, покрываются татуировками, имея отличие в
преобладании партаков, отмечающих одиночество, потерю детей и сексуальность:
на лбу под волосами некоторые выкалывают лозунги типа 'Да здравствует
горячая ебля', в нижней части живота 'Сад коммунизма' и т. д. Давно
замечено, что женщины опускаются на дно быстрее, чем мужчины, и крепче
привязываются к алкоголизму - 'фунфуризму' (питье разных суррогатов в
фунфуриках - маленьких пузырьках), к наркотикам (вмазыванию), к 'кваканью'
(поглащение возбуждающих таблеток).
Никакое описание любви не сравнится с письмами женщин-ковырялок своим
дружкам (как мужчинам, так и женщинам). Эти письма зэки берегут, ценят, так
как их чтение возбуждает и является хорошим пособием при сеансах.
Мат-перемат в женских группах превращается в соревновательное состязание,
прицепившись к конвоиру они будут перемалывать его по косточкам и 'обливать
помоями'.
Женские казармы и камеры выглядят в сравнении с мужскими намного
грязнее - особенно камеры в тюрьмах, где плач, стоны, крики новорожденных
детей, постоянные склоки-драки создают гнетущую атмосферу.
Каждая зэчка знает, что после ее осуждения, она будет, как правило,
брошена мужем, и посему стремится обзавестись поклонником из 'своих' -
зэков, да на всякий случай не одним. Начинается бесконечная переписка,
перекидывание ксив в прогулочных двориках, разговоры пустыми кружками по
трубному телефону, запуск 'коней' через окна и канализацию. Писание
превращается в процесс и завязывается 'трубная любовь'. Старый, прожженный
сроками и преступлениями зэк, расписывает свою удаль какой-нибудь молодухе
(в переписке все молодые), а старуха-зэчка ловит на крючок молодца.
Договариваются о будущей жизни, переписке, явках, связях. В итоге иногда и
впрямь создаются на воле семьи по переписке. Они обычно быстро разваливаются
из-за конфликтов, ибо большинство прошедших через советские зоны становятся
навсегда психонервноподорванными.
Но все же бывает под солнцем планеты и зэковская любовь. Нередко
молодой отдает сердце старухе, лишь бы уцепиться за что-то, лишь бы
почувствовать дом. Да и вольной жизни советской даже самой 'равноправной'
женщине нужна мужская поддержка-защита, подмога, без которой в большинстве
районов Отечества просто невозможно жить.
Попав в тюрьму, зэчка стремится всеми путями забеременеть или, как
говорят в Забайкалье, бугор на пузо поставить. Беременность и дети -
важнейший фактор амнистии. Половая связь в тюрьмах и зонах является
предметом купли-продажи, то есть, по-марксистски, товаром. В Новосибирской
тюрьме час общения с зэчкой стоит 50 - 60 рублей. Дубак Сережа по кликухе
Афганец продает бикс блатным в свои смены и подешевле - за 30 - 40 рублей,
занимаясь личным подбором пар и завоевывая тем самым в уголовном мире
большое, заслуженное уважение. 'Ай да молодец, Сережа-Афганец, -
рассказывает дважды убийца Саня Бурыкин, пробывший в зонах Сибири и Дальнего
Востока 32 года из своих 50 лет и туда же шествующий по новому сроку, -
удружил мне молодуху-малолетку. Испугалась меня, всего в шрамах, но потом
сговорились. Чудо девочка!'
Зэки завидуют, просят Афганца. Однако Сережа к тому же шутник и большой
юморист. Вот отслюнявил ему Витя Устинов (вор, только что из армии, служил в
погранвойсках на Уссури) 50 рублей и ждет-переживает. Наконец, щелкают
запоры и Афганец выводит Витю. Через несколько минут в коридоре мат. Афганец
оправдывается: 'Бикс не было, они нарасхват, ты получил остатки, они
сладки'. Расспрашивают зэки:
- Что случилось, Витек?
- Как что, такой прокол за 50 рублей!
- Что, бабы не было?
- Была, да еще какая.
- Какая?
- Без ног и с одной рукой.
Все покатываются со смеху. Косоглазый Витя потирает лоб.
- Ты ее оприходовал все-таки?
- Конечно, не пропадать же рублям. Она за эти мгновения мне
преподнесла. - Показывает сверток чая. - Пронесла в протезах, вот так баба!
- За что сидит, курва, безногая и безрукая?
- Мать прихлопнула. За то, что ее родила, в свет пустила. Ноги и руку
она потеряла, будучи под градусами при переходе железнодорожного полотна.
Вот выйду на волю, Сережу обязательно отблагодарю. Обманул,
стервец-пиздожмот, обещал Нюрку - пальчики оближешь, а подсунул Маньку -
развалившийся трактор ЧТЗ. Тебе бы, Обрубок, такую бабу, была бы пара.
Обрубок - человек без ног, сидел уже много раз и ныне шел разматывать
новую пятерку. Он - пьяница, работал в сапожной мастерской и, будучи в
универсаме, где после работы искал выпить, невзначай, на своем агрегате
заехал под юбку одной даме. Она вскочила, взревела, он с испугу, стремясь
остановить подшипники, схватился за: юбку и ее невзначай сорвал. Дама
оголилась - стыд-срам, и все это в дневное время, на виду у города. Дама
была из партийного мира, этого не стерпела, юбку натянула и вызвала милицию.
Обрубка забрали и всучили новый срок. Ему СережаАфганец секс, как инвалиду
труда, устраивает бесплатно.
Менты на этих сделках хорошо зарабатывают, устраивая распродажу
зэковской любви. Зэк в свою очередь стремится попасть в такую КПЗ, где ему
отстегнут бабенку, а зэчки тоже ищут подобной связи. Тысячи детей появляются
от подобных утех - детей без отца, без мамы, без места рождения. Их называют
'без мамы рос, без папы рос - папирос', то есть, папиросный мальчик, пустой.
Эта пустота широким потоком вливается в тело страны и прежде всего в его
уголовную часть.
Женские лагеря в прямом смысле - общественные публичные дома развитого
донельзя социализма. Селения этого нет на картах Иркутской области, но его
знают многие иркутяне - им стращают, ему и радуются. Находится оно невдалеке
от Качугского тракта в Эхирит-Булагатском районе и называется Базой. В Базое
наряду с мужской присутствует женская зона - расконвойные зэчки занимаются
сельским хозяйством, пасут стада по берегам Куды, проживая летом в бурятских
шестистенных деревянных юртах. Юрты - летние публичные дома. Десятки
именитых горожан, прихватив напитков и еды, направляются отдыхать и
развлекаться в широкую степь, на свежий воздух. Цена зэчки от пятерки и
выше, еду надо взять с собой и не забыть конвойному начальству отвалить
десяточку. Уже десятки лет в расположенных рядом бурятских и русских
селениях нет танцев, игр и веселья. Парни с раннего детства окунаются в
атмосферу сексуальных похождений с жаркими зэчками. Там отсутствует онанизм.
Там уже давно осуществлен один из идеалов коммунизма - полностью стерлись
грани между возрастами.
Подобных мест в стране немало, сюда можно отнести не только женские
лагеря, психбольницы, но и целые области типа Ивановской, забитых
текстильными предприятиями коммунистического труда. Знакомы ли вы со словом
'посопим'? Не в том смысле, что человек тяжело дышит, когда нос у него
заложен. 'Посопим' - это приглашение даме, с определенной целью сидящей в
парках Иваново, Шуи, Судогды: Сопят незнакомые, тут же в кустах, бесплатно.
Надо было системе довести людей до такого состояния, когда женщина завидует
другой только потому, что у той есть мужик. Не важно какой, но мужик. 'Надо
же, как везет Ирине, у нее муж и вдобавок вчера вечером ее хором
гэпэтэушники изнасиловали'.
Мужиком в тех безмужних краях: наслаждаются, их, безвольных (обычно
спившихся) распределяют по графику - в этот месяц мой, в другой - твой, на
стыке месяцев перебранка. Приходят и забирают, ежели сам не идет по графику.
Гордо идет женщина по фабрике с фингалом-синяком под глазом, ей не
сочувствуют, а завидуют. Как-никак, сразу видно, что баба при мужике, любит
ее, коль лупит. Такова психология, что сызмальства девушка готова выскочить
замуж за любого - косого, хромого, зэка, терпеть неслыханные, садистские
издевательства, мордобой, прижигание пяток папиросами, вымогательство денег,
когда у него, милого, каждая копейка пропою служит. Но все же по сравнению с
другими счастлива - при ней мужик, у других и такого нет.
Некоторые женщины не только пишут зэкам, но и приезжают к воротам зоны,
чтобы взять к себе бесхозного, бездомного. Газетные и журнальные службы
знакомств заполнены женскими предложениями и отвечают им в основном зэки с
большим сроком отсидки. Но и это хоть отдушина, появившаяся недавно. В
массовом потоке отдыхающих бегут женщины принимать кустотерапию в Дома
отдыха и санатории, чтобы побыть с мужчиной, а потом рассказать и
похвастаться своим подругам. В стране работает мафия по обмену
женщинпроституток: завозят смазливых кавказок - азербайджанок, грузинок,
армянок в северные широты - Мурманск, Норильск, Надым, где они зарабатывают
телом тысячи, а северных красавиц переправляют в Баку, Тбилиси, Ереван, где
они обслуживают южную часть Родины. Вот и плывет такая, вся из себя
недотрога по Братску, либо Красноярску. Сердобольные вздыхают: надо же, не
везет ей, видать, с мужиками, нет поклонников, уж больно привередливая.
Знали бы привередливость таких шлюх, не говорили бы, а плевались ежеминутно.
Юная проституция, широко разлитая по побережьям и столичным городам,
проходит зэковское перевоспитание в специальной зоне на станции Уй в
Нижнеудинском районе Иркутской области. Там поют: 'Если хочешь обуглить хуй,
поживи на станции Уй'. Девочек пытаются перевоспитать в ткачих и
швей-мотористок широкого профиля. Результаты депроституциализации нулевые:
проститутку перековать - не коня обуздать. Они наоборот приобретают много
нового, опыта к примеру, как восстанавливать девственность по старинным
российским рецептам.
Многие девушки из Центральной России уезжают в Ташкент, Тбилиси, на
разные БАМы лишь бы найти мужа. Для многих, особенно текстильщиц, мужчину не
только встретить, но и увидеть сложно, работая всю жизнь в трехсменку по
скользящему графику. Время для свидания не выберешь, а покинуть производство
нельзя - с работы выгонят и общагу потеряешь. Такова женская доля многих в
горемычном Нечерноземье России. Стоит родиться и пойдут: ясли, садик -
детский коллектив; начальная и средняя школа - юношеский коллектив; после
обучения в коллективе ГПТУ - фабричный коллектив - сплошная жизненная
коллективизация. Старость подойдет - пенсионный коллектив. И везде
комнаты-общаги, поделенные ситцевыми перегородками. 'Феня Богу душу отдала,
счастливая, не болела, не мучилась, ее кондрашка сразу хватила,' - говорят
соседки, ожидая приезда людей из морга, которые ее похоронят за счет
коллектива. Радуются - одна, что угол более светлый займет, другая -
оставшимся скарбом поживится. Жизнь начинается с мата - тюремного,
лагерного, - дома матери и ребенка, затем зоны, промзоны и: кончается им же,
матом зэков, опускающих жмурика в могилу. От мата до мата по дорогам
коммунизма жизнь прошла никчемно: без мужа, без детей, без земли, в сплошном
обслуживании отчужденных станков и поддержке различных гагановских и
вйноградовских починов. Душа не светлеет, не приближается к Храму, не
возносится к Богу, а чернеет, черствеет. Предупреждаю заранее, увидев такую
производственную старушку, будьте осторожны, не приглашайте ее ухаживать за
детьми. Может всякое быть. Возьмет, например, - это распространено в районах
Владимира, Шуи, Калуги, Орехово-Зуево - и ватку, смоченную спиртом, на
темечко младенца положит. Чтобы лучше спал. Позже родители будут в
недоумении: дитя недоразвитое и склонно к алкоголизму, любит допивать
остатки пива, вина, водки. Осторожен будь с коллективом и продуктами его
воспитания!
На воле большинство блатхат содержат бывшие зэчки. Блатхата - сборный
пункт зэков, место распределения ворованного, отдыха, обсуждения
'производственных' вопросов, поиск напарников для дела, нахождения новых
адресов и стоящих 'гусей'. Блатхаты - мост уголовного мира к барахолкам,
ямкам, скупщикам краденого, заказчикам - кого пришить, избавить от ненужного
свидетеля, от мужа, от жены, от детей, припугнуть, организовать
вымогательство. Хозяйка блатхаты имеет своего хахаля, поддерживает связи с
ментами; она знает, что говорить и как себя вести в случае обыска, будучи
свидетельницей. Все хозяйки имеют кликухи и часто блатхаты называются их
именами, название блатхаты иногда переходит по наследству, там уже и не
Дунька живет, а Валька, но все равно блатхата называется 'Дунькин пуп'.
Расскажут вам непременно происхождение этого названия.
Была, говорят, тут рядом тайная тропа спиртоносов на гилюйские желтуги,
где работало много пришлого люда, в том числе и китайцев. Отработав лет
двадцать, они тайно возвращались домой. Открыто ходить было опасно, их
убивали, называя этот промысел охотой на синюю птицу, потому что китайцы
любят синий цвет, считая его небесным. Проходя мимо этого дома, заглядывали
в него. Там жила Дунька с ухажером и спиртишко имела. Соскучившиеся по бабе
мужики, будь то русские или китайцы, после стопки разведенного спирта
приставали к Дуньке. 'Дунька, отдайся, озолочу'. 'Хорошо, отдамся,
косоглазенький, но с одним условием, ежели мой пупочек золотым песочком
присыпешь'. А в пупочек: целая кружка золотого песка входила. За большой
срок намытая в бесконечной шурфовке, оттаивании грунта в вечной мерзлоте.
Отвлекись, читатель, от текста и представь ситуацию не фантастическую,
а действительную: миллионы женщин не имели нормальной половой жизни. Их
никто никогда не голубил, даже писаных красавиц, никогда им не дарили
цветов, не писали любовных писем, за ними не ухаживали, им не пели серенады.
Они жили вне жизни - в системе социалистического производства, там создавая
'семейные отношения' с деталями, гайками и болтами, тайно влюбляясь в
передовиков и стахановцев.
Вот картинка, списанная с натуры: провожают человека на пенсию, говорят
речи, благодарят, а в углу рыдает пожилая дама, льются неутешно слезы. Кто
она? - спрашиваем у юбиляра. - Катя, она уже тридцать лет работает на тех же
заводах, где и я - в Свердловске, Нижнем Тагиле, Муроме, Владимире. Она
живет по общежитиям. - Какой вы жестокий человек, у вас же пятнадцать лет
назад умерла жена. Почему вы на ней не женились? - Ей я как муж не нужен, а
нужен как миф - так она себе внушила, так и живет без меня со мной. Мне ее
очень жалко, я ухожу на пенсию. Как ей меня не видеть? Как ей без меня
жить?..
Раскрою вам тайный секрет советско-сталинского режима, подтвержденный
многочисленными исследованиями женского труда на предприятиях Советского
Союза. Самую высокую производительность и эффективность труда дают вдовы,
те, у которых погибли или умерли мужья, те, у которых мужья сидят в тюрьмах
и вдовы социальные, те, кто из-за сложившихся условий не в состоянии были
реализовать себя как жены. Они своих нереализованных мужей, детей отдали на
заклание социалистическому производству, которое невозможно без
принудительного, рабского труда, будь он женским, детским, зэковским.
Зэки на станции Просвет в Курганской области работают на оборудовании
Шадринского автоагрегатного завода тридцатых годов выпуска (на станках стоят
инвентаризационные номера ШААЗа имени Сталина), зэчки в девятой зоне
Новосибирска шьют фуфайки на швейных машинках фирмы Зингер начала нашего
века. Как-то я спросил Дмитрия Георгиевича Большакова, друга Алексея
Косыгина (вместе учились в Текстильной академии) и Леонида Ильича (вместе
воевали) - бывшего директора Ташкентского меланжевого и Барнаульского
камвольно-бумажного комбинатов, заместителя председателя Совета Министров
Киргизской ССР и зампреда Владимирского совнархоза, многолетнего депутата
Верховного Совета СССР, постоянного осведомителя КГБ: 'Скажите, вам не жалко
так эксплуатировать женщин, загонять в трехсменку, заставлять спать на
трехэтажных койках в общагах и платить им меньше, чем зэкам? Они все же
женщины'. Он ответил: 'Зря расчувствовался, они все почти воровки. У меня в
Ташкенте умудрялись по 20 метров натурального парашютного шелка в половые
органы загонять. Жалеть их не надо, а погонять стоит'. Результат виден -
верховные чучеки так загоняли 'прекрасный пол', что он превратился в
зэковский.
4<…>
На каком-то этапе лагерного срока у человека возникает сопротивление
режиму, самой жизни. Жизнь, она при тебе, но как бы отстраняется,
отчуждается, становится смешной и противной. Тогда человек, как Незнакомец у
Альбера Камю, убивает себя. Наступает неустойчивое равновесие между
желаниями жить и не жить. Малейший сигнал может быть толчком: окрик завхоза,
замечание прапора при входе в столовую, что не помыл хлорной водой руки,
шмон, подъем, отбой. Вы входите в ауру, в собственное безмолвие, в нирвану
перед смертью. Все становится ясно: надо уходить из жизни. Руки сами вяжут
петлю, они не трясутся, петля смазывается маслом, маргарином. Вспоминаются
счастливые лица повешенных, стихи Франсуа Вийона:
Я Франсуа, чему не рад.
Увы, ждет смерть злодея.
А сколько весит этот зад,
Узнает скоро шея.
Это еще жизнь и уже не жизнь. Протест. Пусть посмотрят, как будет
валяться голова моя, и тонкая проволока натягивается на шею. Проволока или
веревка могут висеть на шее как крест, до толчка. Человек ушел из жизни,
считайте, что он победил жизнь. А смерть торжествует в зоне, когда его
возвращают к жизни.
Эмиль Дюркгейм написал большой трактат о самоубийцах. Он вывел
зависимость самоухода из жизни от погоды, жизненных установок, болезней,
возраста. Философ писал еще до начала нашего века, ведь наш век начался не в
1900 году, а в 1914-м. Век не обязательно сотня лет. Некоторые года нашего
века стоят тысячи прошлых и они всей тяжестью ложатся на маленького
человека. Двадцатый век - это век очумелых толп, шагистики и шеренг,
погромов и вакханалий, колючих объятий многокилометровых заборов,
утонченного рабства, научного обмана, пулеметных очередей и всепроникающего
стронция. Век складирования трупов, как поленьев, в жутком безмолвии
сибирских зим. И, если человек в этом веке рвался умереть, то он слишком
любил жизнь, он еще оставался Человеком.
Разве не хочет человек жить, если вешается на проволоке локалок,
бросается на виду охраны в запретку, поджигает целлофан и дышит его гарью,
пьет ртуть и всякие нитролаки? Он разумно присоединяет себя к большинству,
чтобы напомнить, закричать живущим:
'Я все же человек, а не чучело!'
Руки советских зэков покрывает шпальная решетка шрамов - от вскрытии
вен. В строгих, тюремных режимах режут стеклом, гвоздями, заточками, мойкой
(бритвочками), в иступлении рвут вены зубами - хлещет бордово-красная
жидкость. Ныне почти всех вскрывающих спасают. Никто из них толком и не
объяснит, почему и зачем вскрывал вены. Выгода-то какая? Врачи вену зашьют и
снова бедолагу бросят в ту же камеру. Когда в прошлом целые камеры воров в
законе вскрывали себе вены, так что пол сплошь становился пузырчато-красным
от бега по нему и фырканья тюремных крыс, многие гибли от потери крови. В
основе протеста лежало игнорирование воровского кодекса администрацией. Воры
уважали администрацию и требовали такого же отношения к себе. В 1948 году
целый вагон воров отказался заходить в Черногорскую зону в Хакассии. Зона
была сучья и это оскорбило воров. Начальник конвоя применил силу - приказал
всех при сорокоградусном морозе облить водой из пожарных машин, но все равно
ни один не пошел, все стали Карбышевыми: Равиль Муратов, вор-рецидивист с шестнадцатилетним стажем отсидки,
рассуждает: 'Когда я вскрываю вены, я отдыхаю, я ложусь, мне становится так
хорошо и свободно, словно сбросил с себя огромный груз'. Вешаются на чем
попало, обливаются бензином и сгорают, подставляют руки-ноги под прессы и
пилы множество зэков. Это порывы к жизни, поиски выхода из затхлости и
преснятины лагерного режима. Часто мостырятся молодые зэки, питомцы детских
домов и неполных, разведенных семей. Дети, которые никогда не видели
человеческой ласки, у них не было дедушек и бабушек, отцов в прямом
понимании этого слова, с ними никто никогда не разговаривал, их не целовали,
не носили в детстве на руках. Как назвать это явление, когда они
воспринимают тюремную администрацию, черствый медперсонал, давно забывший
клятву Гиппократа,.. как матерей и отцов, которые их якобы могут пожалеть.
Перевод в больницу ими воспринимается как жалость, как материнская забота.
Они для этого глотают иголки, пружины, ложки, наборы домино, прошивают свое
тело проволокой, втыкают ржавые гвозди в легкие, вдыхают сахарную пудру и
растертый в пыль целлофан пакетов, выдавливают пасту из шариковых ручек,
соскабливают слизь с зубов и втирают все это в порезы. Опухают руки, ноги,
начинается заражение крови, гангрена, гниют кости, предстоит ампутация. Надо
так трансформировать жизнь зоной, что ампутация воспринимается, как забота о
больном. Дефицит товаров и услуг экономисты научились подсчитывать, но еще
ни один психолог и социолог не вычислил вес, объем и размеры дефицита добра
в заэкспериментированной марксизмом-ленинизмом стране. Встают волосы дыбом,
когда видишь в скульптурах Эрьзи четырнадцатилетних пацанов в арестантской
серой форме. Их вина, определением которой занимаются тысячи специалистов,
чаще всего в детском озорстве и любопытстве. Вот Женя Шайдуров, уголовник,
ему только что исполнилось восемнадцать лет, сидит уже два года, маленький,
как все сибирские татарчата. Но его уже отчешежопили, он уже вскрывал вены,
живет пидором и думает, что сказки - это явь. В них ходят чудные Дюймовочки
и миниатюрные короли. Он совершил гнусное преступление, за которое получил
пять лет лагерей. Жил в колхозе с мамой, папа спился и замерз. С тринадцати
лет Женя стал водить трактора, пас коров, косил сено, собирал ягоду и
отгонял мух от лежащих по пьянке на навозе скотников. Мухи облепляли ноздри,
рот, уши, а он отгонял их от дядей Коль, Вань, которые спали в кровати его
мамы. Однажды (любимое слово сказочников) он на тракторе, оставленном в
поле, подъехал с такими же, как он сорванцами к магазину. Им хотелось
сладостей и было несколько рублей мелочью в карманах. Магазин был закрыт,
они постояли, раздумывая, а один из пацанов вставил гвоздь в замочную
скважину и замок открылся. Вошли, насыпали кулек конфет, взяли бутылку
портвейна и свои деньжонки высыпали на весы. Закрыли дверь, уехали в лес,
выпили. Здесь же их и арестовали (групповое хищение с
проникновением-взломом!!!). Приписали многое из того, чего и не было. Ребята
ничего не могли возразить, их запугивали, избивали. В камере Женю сразу же
посадили на хрящ любви. Он говорит: 'Сам я виноват, фуфло в карты проиграл'.
Из Толмачевской зоны решил убежать - в кузове машины завернулся в брезент.
Охранники заметили уже за зоной неполадки в свертке. Поймали, суд добавил
год за побег. Отныне он побегушник, будет проверяться трижды ночью:
прапорщики будут освещать его лицо фонариком и поднимать застиранное одеяло
над щуплым тельцем. Он будет носить красную полоску под фамилией на всех
видах верхней одежды, будет стоять сбоку в пятерке среди чертей и педерастов
при просчетах. Ему не положены ночные наряды, УДО - условно-досрочное
освобождение, 'химия' и расконвой, он отбудет свой срок от звонка до звонка.
- Объясните мне, - просит пидор Женя Шайдуров, - есть ли секрет
уменьшения. В сказках все могут быть маленькими, индейцы головы так
сморщивают, кукольными делают и волосы на голове их сгущаются, инженер
Сипливый в зернышках моторы размещает и они работают. Вот бы мне этот секрет
раскрыть, превратился бы я в клопика, жил бы так, не высовываясь,
припеваючи, в разных трещинах и щелях.
Как много знает человек, который окружен людьми, семьей, братьями и
сестрами, соседями, добрым пространством жития, молитвами и повествованиями,
древними обычаями и традициями - он связан с Богом в бессмертном круговороте
жизни. Если же человек этого лишен, он может удивляться тому, что,
оказывается, свиное сало можно жарить, можно жить, не донося (не сексотя) на
соседа, знать, что у тебя никто никогда не украдет вещи. Он, однако, не
приходит в изумление, когда встречаются два мира: Детства и Антидетства;
Бога и Дьявола. Мир Антидетства - дома ребенка, приюты, шагистика,
одинаковая однополая одежда, казенные воспитатели, грязь, запахи, кровати,
тумбочки:
Отрядник требует: 'Напиши рапорт на имя начальника колонии, почему ты,
осужденный Андрей Федоров, вскрыл себе вены'.
_Начальнику ИТК-2 от Федорова Андрея Петровича, 1968 года рождения,
осужденного в 1986 году по статье 144 часть 2 УК РСФСР к четырем годам.
общего режима. Начало срока 06.08.86, конец срока 06.08.90.
РАПОРТ
Я вскрыл себе вены потому, что вчера освободился по УДО дядя Коля
Сучилов. Мы с ним жили в одной семье. Он делился со мной посылками, одеждой,
подарил теплые носки, угощал и говорил: 'Держись, Андрюша, как выйдешь на
волю, так приедешь ко мне, будешь мне сыном.' В его колхозе много работы,
много пустых домов, где я буду жить человеком._
5<…>
Зона травмирует человека до основания. Мучительно наблюдать за
истощенными людьми, впавшими в жор. Это такое разрушение психики, когда
хочется есть, есть, есть - без конца и без начала. Всегда. Жор от слова
жрать. Жорный чучек ест все подряд - плесневелый хлеб соседа, так свой сразу
съедает, протухший маргарин, промасленную бумагу, все, что является съестным
или когда было им. Блатные бросают ему свиную шкурку от сала, которой они
драили сапоги, она черная, грязная, пыльная. Жорный ее съест. Мужики и
блатные еще в состоянии сдержать себя, не впадать в жор. Молодые крепятся.
Старики, инвалиды, алкоголики - все в жоре. Черти копаются в мусорных
свалках, ищут рыбьи головки от хамсы и кильки, разваренные кости, очистки,
выброшенные жабры океанических рыб. Из них варят суп, пьют это вонючее
грязное месиво. Им, вроде, и ничего не делается. На то они и черти. Чертей
сразу видно - они обмусоленные, одежда в подтеках, облитая помойным супом.
От них на расстоянии несет падалью. В их чайниках всегда тысячу раз
прокипяченый чайный заварной мусор. Чай такой коричнево-черный, употребление
его приводит к отеку ног, они становятся грузными, слоновыми, рыхлыми.
Меняется походка, черти не ходят, а передвигаются, раны на их теле не
зарубцовываются, они всегда гнойные, открытые. Летом на этих ранах всегда,
когда черти спят, сидят мухи. Черти их не чувствуют, кажется, что даже
довольны тем, что вызывают интерес у мух. И летают такие жирные мухи по
казарме, от одного вида которых наступает тошнота, пропадает аппетит. Черт
всегда просит, просит глазами, упершись взглядом в еду, просит отдать ему
баночку от консервов минтая: 'Не выбрасывайте, она мне сгодится'. Черт ее
оближет, пальцем грязным впитает оставшиеся жиринки. Черту все можно. Он не
кушает, а хавает, то есть глотает, набивает ненасытную утробу. Он умоляюще
просит объедки, выпивает пролитое на оцинкованный стол, сгребая сначала в
ладони. Черт всегда в жоре. Жор даже на воле не проходит. Идет человек по
улице и подбирает все съестное, кладет в карманы, в сумочки. Он, жорный,
копается в мусорных корзинах, слизывает сладкое с конфетных бумажек вместе с
оставшимися слюнями и плевками. Знайте люди, это порождение советской
пенитенциарной системы - человек в жоре.
Когда все в состоянии тревожной взвинчивости, то любое парапсихическое
растройство сразу вызывает коллективный ответ. Неуместная шутка или придирка
надзирателя вызывают хохот-ржание. Зэки лошадино ржут и сами не знают
почему. Часто только потому, что кто-то где-то заржал. Может, и на самом
деле бывает смешно. Вот, впрягшись в лист железа, группа пидоров из
хозотряда тащит бочку с испражнениями. Все ржут и советуют лидерам там
искупаться. Ржут без смысла даже тогда, когда по зоне несут гроб - кто-то в
санчасти окачурился. Не выясняют кто, а просто ржут, веселятся, потому что
увидели живой, свежий гроб.
Надзиратель на шмоне проверяет зэка, ощупывает его, требует поднять
руки, расставить ноги, осматривает сапоги, одежду, пачку папирос,
кепку-пидорку. Осматривает со смаком, как артист и мастер своего дела,
держит руку в промежности, ища якобы привязанный гибким бинтом чай. Все
смеются и умиляются, а уж апогея достигает веселье, когда от пинка,
запутавшийся в портянках чучек летит в грязь. Все в восторге: 'Так ему, так
ему, молодец, Сметана! (кликуха прапорщика)'.
Бывает и не до смеха. Вдруг, как бы по команде на ходу поезда начнут
раскачивать 'Столыпин'. Этот вагон несбалансированный - с одной стороны
проход, с другой набитые зэками трехэтажные купе. Качают, качают в упоении,
бегает, очумев, охрана, дергают тормоза. Наконец - крушение поезда.
Стрельба, кровь, военные вертолеты.
Качают и воронки, погибая от удушья после опрокидывания машин, так как
по инструкциям МВД СССР их открывать вне тюрьмы, зоны и территории суда не
полагается. Валяются сутками автозэки до прибытия спецконвоев. А потом
лезут, лезут в камеры, уплотняясь сапогами надзирателей, лезут, обливаясь
потом и мочой, обблевывая друг друга, испражняясь, впадая в обмороки, с
кровотечениями из носа, но лезут. Никто не скажет: 'Хватит, рядом пустые
камеры, не пойду, нет места. Стреляйте'. Никто же тебя за это не убьет и
солдата этого ты больше не увидишь. Так же, пожалуй, смертники лезли в
газовые камеры и дрались за место в них.
Объясните, если сможете, такое явление. В 1963 году, похоже, спятила
вся хозобслуга Чунской зоны. Около ста человек принесли чурочки в столовую,
служившую, как и во всех зонах, одновременно и клубом, и стомиллиметровыми
гвоздями, передавая гвозди и молоток друг другу, прибила к пенькам: свои
мошонки. Среди участвующих в этом мероприятии был и зэк, в прошлом генерал,
прошедший финскую, германскую и японскую войны. Когда начальник отряда вошел
к ним с лектором, который должен был провести беседу, никто не встал. Все
кричали: 'Не можем, гражданин начальник, встать, члены из дерева вытащить'.
Своих санитаров не хватило, пришлось пригласить из местной районной больницы
для ответственного задания - гвозди из мошонок выдергивать.
В зонах малолетних психозы сущий ад и сплошной ущерб. То плющат кружки,
то рвут одежду, то разбегаются. В них запрещается стрелять. Там, как
считают, сплошной кипиш. Укажите, какая советская зона не пребывает в
скрытом кипише? Администрация даже заинтересована в таком психозе и он
нагнетается разными сообщениями, усиливается лекциями, режимными и
политическими часами. Психоз амнистийный ожиданий держит зону даже крепче,
чем автоматы охраны, верит простой советский человек, воспитанный страхом и
популистскими лозунгами, во всесилие и милосердие правительства и ЦК КПСС, в
справедливость законов. В конце концов, он даже благодушествует: 'Разве
плохо сидеть? Кормят, хоть и хреново, но мы и того не достойны; одевают -
дают бушлат, зэчку, пидорку, две рубахи, два костюма, сапоги и портянки, как
никак заботятся; спим на матрасах с простынями, подушками, одеялом, можно
даже на время отключиться под одеялом и подышать собственным духом; моют и
даже мыло дают раз в месяц, полкуска хозяйственного, если его высушить,
хватит и на физиономию; стригут зоновской машинкой - жить можно. На воле не
лучше'. Начинаются на эту тему бесконечные разговорчики: 'Там, за забором -
одна скука, надо каждый день вставать и ехать на работу в переполненных
автобусах, стоять в очередях за продуктами, ждать десятками лет клетушки в
малогабаритных хрущобках, ругаться каждый день с бабой, которая, ясно, как
день, в рабочее время спит в цехе с пузанчиком-начальником, добывать филки
на еду, выпивку, курево. Жизнь на воле собачья. Дети отцов забывают. Только
вот маму почему-то жалко. Но это так, кого-то надо и пожалеть'. От таких
раздумий становится жутко. Выход один - по-тихому подохнуть и ножками вперед
из зоны.
6<…>
Живность, которая водится в тюрьмах и зонах, рассматривается зэками
через призму товарищества и сострадания. Не увидишь, чтобы воробьи в зонах
вили, а ласточки лепили гнезда, вороны садились на столбы, а чижи на
провода. Им сверху виднее - зона. Зэк же не терпит стерильности вокруг, он
желает видеть вшей, клопов, тараканов, мокриц, пауков. Они разнообразят
арестантскую жизнь и отвлекают от мрачных мыслей. Подходит зэк утром под
лампочку и, найдя в нательном белье вошь, убивает не сразу, а рассматривает,
бурчит:
'У, какая корова, отъелась.' И лишь тогда, извинившись, с жалостью
приканчивает ногтями. К зэкам из-за отсутствия волос на голове не применим
сибирский способ обнаружения вшей и их уничтожения, когда водят тыльным
концом ножа по голове, раздвигая пряди волос и, подвинув к нему вошь или
гниду щелкают словно кедровые орешки. Клопов убивают только больших, жирных,
отъевшихся, черно-кровяных; малышейклопиков жалеют: пусть еще поживут. В
камерах стены от клопяных надавов выглядят сюрреалистично, а порой
абстрактно, так как вокруг шконок из-под известковой штукатурки их выжигают
спичками, делая черные мазки. Клопы горят с треском.
Бескрылые клопы отличные парашютисты и спускаются на человека в любом
месте. Кусают они больно, спина опухает, начинается зуд. Перед какой-нибудь
комиссией администрация приказывает чистить стены от надавов, в камерах,
покрытых шубой, это невозможно, а гладкие стены чистят так: берут доминушки
и ими соскабливают наплывы размазанных клопяных тел. При этой операции все
покрывается красной известковой пылью, люди чихают, задыхаются, проклинают
тюремное начальство, только не клопов. Зэки уверены, что клопы живут до 500
лет и уже одним этим вызывают к себе уважение - кусали еще узников Ивана
Грозного, Петра, Сталина и сейчас то же самое творят. Не разрешается убивать
тараканов и пауков - они хозяева хаты. Самые крупные величаются паханами,
вождями, генсеками, а то и по имени - вон вышел Фидель Кастро - черный
таракан, паук Хомейни уполз под толкан. Могут отлупить за убийство такого
'вождя'. В Новосибирской тюрьме тараканов заставили соревноваться с клопами,
вшами, пауками. Высушенных тараканов курят, их также пьют. Это на спор, при
проигрывании. Набрать кружку тараканов непросто, их хоть и много, но они
шустрые, как цыгане, и посуда наполняется ими за месяц а то и два: Пьют
глотками, поперхиваясь, жевать не полагается. К мухам в камерах отношение не
особо положительное - спать мешают; в карцерах, наоборот, их любят. Мухи
изображают самолеты, за которыми в одиночестве интересно наблюдать. Иногда
устраивают игры имени Валерия Чкалова или Полины Осипенко. Выбирают муху и
гоняют, не давая возможности сесть, время засекают, и так до тех пор, пока
обессиленная муха не упадет замертво. Чтобы муха долго продержалась,
советуют накормить ее кровью клопа, смешанной с сахаром, и продержать с
такой пищей парочку суток в темноте спичечного коробка. Такие мухи
становятся чемпионами. Мухами играют на курево, сахар, конфеты.
Пауки - объект особой заботы. Их очень уважают за всеобщую
проникаемость. Живут они везде - в камерах, карцерах, смертных коридорах,
провожая зэка по вышак. У пауков многому можно научиться и наблюдать за ними
не надоедает. Особенно, как они ловят мошек, мух, маленьких тараканчиков.
Они очень быстро растут. Их можно вызывать на подсвистывание. Они доверчивы.
Ждешь, бывало, в карцере часами, когда же, наконец, появится молодец из
укрытия. Называешь его добрым именем, самым любимым именем друга. Вот,
наконец, появился Иннокентий, притаился. Он тоже может ждать часами - стоять
на вассаре. Паутина - чудо природы, в лучах, попадающих в карцер случайно,
искрится, а какое сложное переплетение нитей! Забава, которая сразу отвлечет
от мрачных мыслей и прилипчивых дум - наблюдать, как вошь перебирается по
паутине. Вшей пауки не трогают. Сначала вошь пробует ползти, но запутывается
в паутинных узлах и тут начинает акробатические номера выкидывать. Она
кувыркается, как дельфины в гонолулском океанариуме, выпендривается, как
Олег Попов на арене. Потеха, одним словом. Паук тоже наблюдает и, пожалуй,
усмехается.
Мокриц и слезневидок хоть полагается тоже не убивать, но их не любят. В
них воплощение подлинного тупоумия, уж больно скользкие, гадкие, как лысый
хуй с прищуром городской следователь Леня Соловьев. Ни на что не годные,
пусть себе живут и смердят в мокрых туалетах.
Мышки - еще одна отрада. Их в тюрьме много. Ловят их обычно шахматными
досками. На доску кладут хлебца с сахаром, делают подпорку из карандаша, к
которой привязывают нитку, и наблюдают. Надо тихо сидеть и за ночь можно
парочку запросто поймать. Затем кому-нибудь в сидор положить, в узел с
продуктами, спящему черту или пидору засунуть под одеяло. Можно и в сапоги,
некоторые зэки их боятся и подпрыгивают в ужасе. С мышками можно играть. Их
не убивают, а играют долго, пока ктонибудь не скажет: 'Садисты, подумайте, у
мышки есть все же детки, подружки'. И ее отпускают восвояси.
Крысы. Это вроде тоже зэки, умные. О них рассказы ходят всякие: и
жуткие, и добрые. Жуткие - когда крыс много, они голодные. При всеобщем
голоде крысы грызут трупы, начиная с ушей и носов. Крысы очень ловкие,
верткие - лазят по канализационным трубам, толканам, унитазам. Часто там
погибают, устраивая потопы в камерах. Вылезают мокрые. Позавидовать можно -
настоящие воры.
7<…>
Издавна зэки живут семьями - большими и малыми, национальными и
земляческими, группируясь по мастям. Прожить одиночкой в тюрьме еще можно, а
в зоне нельзя. Опасности подстерегают со всех сторон, везде ментовские и
зэковские 'прокладки' - все усилия направлены на твое уничтожение и
низведение тебя до стойлового состояния. К примеру, пришла, наконец, и тебе
посылка, каких-то пять, но ой, как значимых килограммов. Ждешь ее, родимую,
половину срока. Прикинь: влепили десятку - это 120 месяцев, посылку имеешь
право получить через 60. К этим пяти годам набегут разные ШИЗО, ПКТ - их
время плюсуется для отсрочки посылки и первую получишь реально через 75
месяцев, почти к концу срока. Посылку ждешь, о ней раздумываешь, о ней знают
твои друзья-семейники и тоже ждут. Из дома написали об отправлении.
Что можно вложить в пятикилограммовый ящик, где только ящик весит из-за
тяжелой фанеры, планок и гвоздей около килограмма, а превышение веса на 50
граммов приводит к тому, что администрация зоны отправляет посылку назад.
Наконец, завхоз сообщил, что видел твою фамилию в штабном списке. После
проверок, всяких прощупываний и разрезаний-мешаний мыла с сахаром, а печенья
с сапожным кремом, высыпают содержимое в твою, уже год как приготовленную
сумку. Теперь надо угостить: завхоза, дневального, бугра, товарищей по
работе. Остается с гулькин нос. Но без семьи и этот 'нос' не сохранишь -
выкрадут, никто не найдет. Ежели семья крепкая, драчливая, не посмеют,
побоятся крысятники, как называют казарменных воров.
Цель семейника - все нести в дом-семью и поддерживать ее существование:
доставать продукты, 'десятку', т. е. кастрюлю разливать, ежели вы одной
семьей за стол попадаете, так, чтоб 'гуща' и 'мясо' в шлюмки своих
шлепались, лучшие куски хлеба - горбушки, тоже своим, а в промзоне - работу
блатную прибрать в 'семейные' руки. Ясно же без кумеканий, что работа бывает
разная: или электриком баклуши бить или без продыха стоять у конвейера. Без
семьи нельзя прожить в зоне! В бане шайку не дождешься, места на лавке не
найдешь, под душ не попадешь - все заранее занято; кто моется и растирается,
кто, наворовав горячей воды, нательное белье, простыни, наволочки и
полотенце стирает, а кто, договорившись с пидором, его чешежопит. В ларек за
продуктами пойдешь, могут обокрасть и отобрать купленные продукты. Как
найдешь виновника, когда все кругом - серота, зимой рано смеркается, да,
ежели ты в очках, их сорвут и разобьют. Пока опомнишься, и след простыл. Без
семьи - нельзя. Все объединяются в семьи, даже черти и пидоры. Семья - оплот
зэковской жизни.
Приглашают человека в семью после долгого присматривания и совета в
своем кругу. Стоит ли брать его? Что он нам принесет и даст? Не подведет ли?
И потом незаметно подойдет к тебе посыльный и скажет: 'Хочешь жить в нашей
семье?' С семьей не пропадешь.
Некоторые большие семьи, состоящие из малолеток, вводят специальный
ритуал прописки, иногда болезненный. На Урале в молодежные семьи принимают
так: кладут человека на панцирную сетку, а затем укрывают сверху матрасом, и
каждый член семьи бьет по нему ломом. Выходит такой семейник решетчатым,
пробитый сеткой и опоясанный ломами. Случается, что потом и болеет. Все
зависит от ударов.
Жизнь семейника наполняется смыслом. В семьях отмечают дни рождения
друзей, своих родителей, помогают друг другу во всем. К примеру, ты стар и
неповоротлив, и норму, рассчитанную на молодого, вытянуть не можешь. Что ж,
в семье есть молодые, шустрые. Они подбегают к тебе, помогают, и пошла
работа. Удивляется начальство, пожелавшее убить тебя работой, даже в пример
другим ставит: 'Смотрите, в могилу, морда, смотрит, а работает на наше
светлое будущее'. В ларек тоже ходят семьей - перед этим принимается решение
семейного совета: столько-то хлеба взять, маргарина, конфет - глюкозы.
Выделяют и на курево, и на спички. Сахар в зонах не продают, опасаясь, что
зэки будут гнать из него брагу. Семья все делит по справедливости. Ежели у
кого есть 'дорога' на волю, то семья живет богато - с чаем, маслом,
деньгами, книгами.
Семейники, общаясь, входят в положение друг друга, знают домашние дела,
личные проблемы, находят поддержку со стороны и готовят волю для тех, у
кого, как говорится, ни кола, ни двора. Бывает, и роднятся. Пишет домой в
деревню кто-либо и рассказывает, какой у него друг, знакомит с сестрой или
соседкой. Завязываются отношения и переписка, а там дело порой доходит до
расписки - брака. Зэку на воле не красавицу выбирать, а бабе был бы
сожитель, которого значительная часть женщин не видит всю жизнь. В сибирских
обычаях не принято упрекать человека зоной, особенно, если сел по
малолетству.
Семьи формируются в зоне обычно по территориальному, районному
признаку, например, кучкуются забайкальцы, их называют 'ЗК' (Забайкальский
комсомолец). Приходит новый этап, к нему подбегают и спрашивают: 'Есть ли
буряты?' Это не только буряты по национальности, а все прибывшие из
Бурятской АССР. 'Есть ли амурцы?' - из Амурской области. 'Есть ли якуты?' -
из Якутской АССР. 'Есть ли островитяне?' - это зэки из Сахалинской области.
'Есть ли евреи?' - не спрашивают, так все знают, что евреев в Еврейской
области почти нет. Здороваются, говорят о делах, роднятся, угощают друг
друга. Конечно, надо быть очень осторожным - земляк может оказаться пидором
и тебя запомоить. С таким лучше не связываться, ни за что потом не
отмоешься.
Освобождение семейника - большое торжество и грусть. К нему готовятся
заранее. Положено 'дембелю' угостить и попрощаться не только с семейниками,
но и с товарищами в зоне, их пригласить, с ними почифирить. Приглашают зэков
из других смен, тех, кто не подвел, кто помог выжить, кто спас. Угощение -
чай, сладости, бацильная (калорийная) пища. Принято при дембеле, на
радостях, угостить чертей и педерастов передачей специального отходного
пакета. Все прощаются и после объявления по радио или специального вызова из
штаба провожают счастливца к выходным воротам.
Ни при каких обстоятельствах не должны оставлять семейники друга в
беде: посадили в ШИЗО, они стерегут постель и имущество и готовятся к
встрече. Встреча возвращающихся из ШИЗО и ПКТ дело важное, ответственное -
зэк оттуда вываливается, как с того света, идет, шатаясь, озираясь, щурясь
от дневного света, бледный - обезжиренный, в сплошном телесном холоде,
промерзший до костей. Семейники на стреме, встречают, подбегают к дверям
локальной зоны, ведут, поддерживая. Уже вскипятили чайники и готова 'ванна'
- пол со стоком воды. Бывает, находят и тазики. Так как тазы не полагаются
зэковскому брату, то их умельцы делают из ламповых отражателей, запаивая или
забивая пробками патронное отверстие. Есть мыло, мочалки. Опытный зэк
заранее достанет кусок хозяйственного мыла, его просушит, чтобы медленнее
мылилось и не расквашивалось. Прибывшему из ШИЗО и ПКТ - 'буры-будки-бочки'
положен новяк - новая одежда с ног до головы, от постельного белья до
рабочего костюма. Все должно быть новое - носки, тепляк (лучшее теплое белье
- китайское и венгерское), подают брюки с ремнем и новые пробитые и
прокаленные сапоги; на рубахе, лепне, кителе - художественно расписанная
фамилия и номер отряда. Бреешься и не узнаешь себя - из зеркала смотрит на
тебя какой-то мертвец. Довели, суки!!!
Между тем, стол уже готов - сидят семейники в хорошей, не рабочей
одежде, дымится эмалированная кружка с чифирем и ждет круга, тебе положен
смак, цимус - первый глоток. Затем угощают самым питательным - салом с
чесноком и луком, конфетами, татары достают конский жир, кавказцы -
курдючное сало, киргизы - сушеное в горах мясо, таджики и туркмены - вяленую
дыню. Ежели куришь - ждет тебя табачок. И разговоры, базар за базаром, треп
до ночи - в основном о событиях, случившихся в зоне. Их набирается много:
'Костыль' ушел в дальняк, Колька Баламут получил накрутку, вызывали на
доследствие Гетмана, пришли новички, есть тебе земляки, они такието. Было
'ЧП': знаешь Колчака? так его пришибло кипятильником - включил, да так
шарахнуло-бабахнуло, что сразу в аут и до конца: Разговоры, разговоры.
Ни с чем не сравнима чистая зэковская постель после ШИЗО - в нее
проваливаешься, как в сказку детства, засыпаешь не сразу, зарывшись с
головой в одеяло и думаешь: 'Не забыли; хорошие, добрые у меня семейники'.
Засыпаешь без злости даже на ментов-истязателей и с добром и радостью за
человека.
На следующий день выясняется, что ты и не подозреваешь, сколько у тебя
корешей: подходят, поздравляют с выходом, матерят начальство, угощают, суют
в карманы конфеты и ломтики сала. Скажу, наперекор всем социологам и авторам
многих лагерных воспоминаний - неистребимо сочувствие и сострадание в
человеке, несмотря на все усилия коммуняг его истребить. Конечно, любые
насильственные скручивания редко делают людей друзьями. Но все же мы знаем
дружбы, начавшиеся в лагере и продолжавшиеся всю жизнь, многие зэчки по
переписке сходятся с зэками и получаются стойкие браки, в которых растут
дружные дети. Ефросинья Антоновна Кереновская в 'Великом постриге', на мой
взгляд, все же ошибается, когда пишет: 'В лагере не может быть друзей.
Некоторым людям я очень благодарна - они там спасли мне и другим жизнь. Но
дружба - это другое. Это полное доверие друг к другу. А вот этого никто себе
позволить не мог. Ложью и предательством пронизана вся лагерная жизнь'.
Пожалуй, на эти утверждения накладывается то обстоятельство, что в
женских зонах, как правило, семьи не складываются прочно, ибо там часты
дрязги, склоки, брань. Об этом менты пишут следующее: 'Чувство дружбы в
местах лишения свободы у осужденных женщин несколько деформированно; они
открыто подчеркивают недостатки и ошибки других, стараясь представить перед
администрацией с лучшей стороны себя. Малые группы женских ИТК легко
создаются, но так же и легко распадаются. Причиной этому является 'утечка
информации', которой обмениваются женщины в процессе общения. Раздоры,
сплетни, частые, порой беспричинные конфликты заканчиваются иногда драками и
даже преступлениями.' (Педагогика и политико-воспитательная работа с
осужденными. Под редакцией Ю. В. Гербеева. МВД. Рязанская высшая школа.
1985. С. 299.). Семейники живут в самоконтроле, поддерживают друг друга,
охраняют себя от соперничающих групп. Столкновения ведь часто бывают и со
смертельным исходом. Ненавидит зоновское начальство крепкие семейные группы
и старается всеми способами их разбить - переводит в другие отряды,
разбрасывает по сменам и участкам. Но семьи связаны друг с другом
преемственно и ценят тех, кто может в них жить. К такому вскоре подойдут и
скажут: 'Хочешь жить в нашей семье?'
Вся зэковская жизнь пропитана ритуалами. Если знаешь правила и блюдешь
закон, не пропадешь, выживешь. Менты бросили тебя в камеру, стоишь с
барахлом и сидором у двери, ждешь, бывает, и целый день, пока на тебя
обратит внимание пахан. Он вызовет тебя и спросит: 'Кто ты и по какой статье
идешь? Бывал ли раньше в командировках?' Отвечаешь, рассказываешь. Если был
в командировках, то есть уже сидел, то где и кем жил - блатным вором,
мужиком, чертом, лидером. Спрашивает у присутствующих, знают ли его и кого
он знает. По туалетным, трубным и прочим телефонам сообщают: 'В нашу хату
прибыл Рысь (кликуха)'. Несутся известия - мужик ништяк, свой в доску.
Отзывы хорошие, ксивы-характеристики дают стоящие сведения: человек
надежный, не подсадная утка. Только тогда дается ему постоянное место -
стойло, определяется, где сидеть - за столом или на шконке, где спать, на
какой шконке. Пахан, установив, что ты не пидор или черт, приглашает на
кровать и там начинается задушевная беседа. При этом надо говорить только
правду, не врать, ибо, скрыв масть, ты можешь подвести всю хату - ее
опомоить. При раскрытии обмана - суд жестокий, избиение до полусмерти и
отмывание от соприкосновения, что стали практиковать недавно. Камера в этом
случае моется, стол скоблится стеклом до белизны, а обманувшего, ежели он
черт, запомоивают в пидоры.
Любой разброс камеры, отряда, смены, зоны - глубокая душевная травма
для заключенных. К камере прирастают, обзаводятся собеседником, возникают
местные 'хатные' интересы и даже проводятся соревнования с другими камерами.
Камерник, куда бы его ни вызывали, должен думать о хате, ее обитателях, даже
педерастах. Вызвал 'следак' - следователь и предложил сигареты - хоть не
куришь, не отказывайся, возьми, пригодятся сокамерникам. Бычки, где можешь,
собирай, складывай - все пойдет в дело, табак для многих дороже золота, ведь
курят же лавровый лист, проникотиненные карманы и ногти, табачную пыль для
курения смачивают и сушат шариками под лампочкой. Сладостно вспоминают зэки
автобусные остановки и вокзалы, забитые окурками-бычками. Мечтают: вот бы на
часок туда, там бычков навалом, набрать бы и накуриться.
Оставили тебя менты стоять в коридоре, а там бочки с килькой и хамсой:
не теряйся, набери в карманы, рукава. Знай, если хата сытая, то она
бесскандальная. Главный враг человека - человек, живя без скандалов и драк,
сам веселеешь.
В камерах паханы заставляют чертей и педерастов наводить чистоту,
мужикам и блатным такое дело западло. Уничтожают часть клопов, ремонтируют
разными подтяжками вечнотекущие краны; уменьшают смачиванием скрип половиц,
делают заначки и проводят камерные торжества - дни рождения паханов,
блатных, мужиков в авторитете и даже годовщины ломания целок пидорам. Могут
отметить день получения кликухи. Отмечают, но как-то со скорбью, Новый год.
В камерах еще ничего, а вот в карцерах, ШИЗО и ПКТ его отмечать тягостно. К
убийственному состоянию примешивается полная отрешенность и тоска, сознание
никчемности жизни, злость на судьбу-злодейку. Менты на Новый год за
карцерами усиленно наблюдают, так как многие зэки в это время расстаются с
жизнью, обычно вешаются. В ШИЗО в Новый год администрация стремится сгрудить
зэков и не оставлять по одному человеку в камере. Ежели повесится, то
ответственность падет на сидевших с ним, будут таскать, требовать, чтобы
подписали бумагу, якобы они виноваты, довели человека.
Зэку, идущему в дальняк (лагерь с тюремным, строгим, усиленным, а то и
общим режимом, расположенный вдали от родных мест) полагается готовиться
основательно, запасаться теплой одеждой, наволочками, носками, майками,
достаточным запасом табака, глюкозы, мыла, зубного порошка. В долгой дороге,
в пересылках, в сплошной изоляции все сгодится. Идущему в дальняк вся камера
помогает, меняют одежду на более теплую и прочную, надшивают, потрошат
меховые шапки на верхонки - теплые рукавицы, их обшивают, обтягивают
материалом, чтобы не заметили менты. То же самое делают с носками и обувью -
сапогами, которые внутри обшиваются мехом и говорят: 'Они у меня со смехом'.
Кирзовые сапоги солдатского покроя и рукавицы относятся к рабочей одежде и
их можно проносить в зону. Под обшивкой можно сохранить и меховую шапку,
сделав ее похожей на зэковскую. Опытные зэки обвязывают сидора-мешки, вшивая
в них свитера, а потом в зонах их распускают и вяжут тепляк и носки. Старый,
скрученный сроками зэк никогда 'не лается' из-за тряпок, ибо знает, что при
распределении и ему достанется, если у него дальняк. Человеку, намеренному
(если таковые бывают) провести жизнь в тюрьмах и зонах, надо с детства
научиться хорошо шить, вязать, штопать, сучить дратву, уметь делать заначки
в теле и одежде.
Попадая в ШИЗО и ПКТ, обязательно встретишь там долго сидящих, и по
установленным издавна правилам полагается в первый день пребывания не
прикасаться к пайке и пище - она идет тем, кто уже живет здесь. Так же
поступают, 'выписываясь' из камеры - в этот день не едят, оставляя пищу тем,
кто продолжает отсидку.
Зачастую бывает: ждешь выписки, сидишь голодный в усмерть, а тебе срок
добавляют, и получается два дня пролетных. Опытные зэки чувствуют, когда их
'снимут в бочку' - они начеку: надевают майку, пропитанную конфетным
раствором и высушенную загодя. В долгой отсидке каждая грамулька сладости
придает силу и освежает мозги. В закрытые швы нательной одежды набивается
табачок, тырятся бумажки с ластиком - стержнем от авторучки. Знатоки камер
никогда не оденут двойные носки, они не полагаются по правилам нахождения в
ШИЗО, а носят под носками скрытые подследки - эдакие шерстяные полуноски, на
которые сверху надеваются носки. Мент, отвернув носки, подследки не
замечает. Под пятки приклеивается табачок или чифирьная выгонка. При любом
шмоне можно коечто пронести. Если удастся в камеру затянуть лишнюю одежду,
то спасете много здоровья и калорий, ничто их так не пожирает, как холод.
При выходе из ШИЗО берут у сокамерников самую плохую одежду. Ругаются менты:
'Не может быть, чтобы ты сидел почти голяком, подох бы, вроде одетым
выходил?' - 'Гражданин начальник, таким и был при выходе, ничего не дали с
собой из нательного белья, говорят - не положено'. Радуйся, что твое
нательное белье носится сейчас в ШИЗО и согревает сокамерников.
Тюремный карцер - живая могила: холод, голод, сырость, сквозняк и все
это скопом валится на зэка. Опытный зэк, получив постановку в карцер, не
торопится замуроваться в яму, а требует одежду. Он скандалит, подбирает
надевку попрочнее и попросторнее, с карманами и со всеми пуговицами -
ненароком что-нибудь удастся стащить у зазевавшегося коменданта кладовой,
такого же зэка, но получившего покровительство от ментов. В карцере все
пригодится: бумажка, гайка, гвоздик. Особенно тщательно следует подбирать
чивильботы. Это обрубленные на сгибе валенки - пропотевшие, холодные,
мокрые. Они так натирают ноги, что образуются кровавые рубцы, которые в
тюрьме из-за отсутствия света не заживают.
Неопытный по водворении в карцер начинает бегать, шататься маятником от
стены до стены - согреваться, считать шаги и в конце концов на
третьи-четвертые сутки ослабеет, захолодеет. Прожженный зэк начнет с того,
что определит, послюнявив палец, есть ли в карцере сквозняк, топится ли
батарея. Оторвет лишние, ненужные карманы (в карцере зачем они) и обшлага и
ими законопатит дующие щели, затем заштопает, затянет завязками, обкрутками
все прорехи в одежде, чтобы тельное тепло не выходило наружу. Потом
прижмется к батарее, если она греет мало-мальски (в сибирских условиях
поэтому карцер зимой лучше, чем летом, весной и осенью, когда нет отопления)
и будет в таком состоянии мотать срок, раздумывать, 'гнать', вспоминать, а
то и про себя напевать, если знает песни, и придумывать рассказы. Зная
азбуку Морзе, можно осторожно перестукиваясь, сообщить друзьям о том, что
находишься в карцере. Они могут подумать, что перевели в другую хату или
выдернули в этап. Потихоньку, по щепотке, где корочку, косточку сэкономишь и
в 'летный' день не съешь, все сгодится в голоде, в нелетный день.
Есть на Руси такие типы зэков, которые выдвигают свои требования к
администрации, идут только в те хаты, которые им нужны для встречи с
друзьями. В другие камеры не идут, их и держат в карцерах до посинения.
Представляете, добиваются 'льгот'! Дело в том, что они замедляют своим
упрямством оборот - посещаемость карцеров. Можно понять гнев начальства - в
тюрьме две тысячи гавриков, а карцеров всего два десятка. Многие ждут не
дождутся очереди попасть туда, а тут находятся 'сволочи-любители', которые
их незаслуженно заполняют. По карцерам, как положено со времен Ленина,
существует у коммуняг строгая отчетность и она должна впечатлять неуклонным
ростом. Это впечатление - важный показатель тюремной деятельности.
Интуиция подсказывает бывалому зэку: совершил наказуемое деяние, видишь
менты насели, пускаться в бега бесполезно, готовься к отсидке -
командировке. Пока на подозрении, сходи к гадалке. Они говорят почти всегда
правду, гадая на картах, на кофейной гуще, чаинках, есть предсказатели по
расплавленному воску и свинцу. В Новосибирске на улице Автогенной проживала
баба Маня - та давала по картам дельные советы: как вести себя со
следователем, как на суде, какой срок тебе вкатят, где будешь сидеть и уйдет
ли от тебя баба. Плата за совет три-пять рублей, а успокоения и ясности за
сотенную. Сколько лет отсидки получишь, можешь и сам определить. Возьми
спичку, ее подожги и сгоревшую, скрученную пламенем, положи на бугорок
ладони внизу большого пальца. Затем от другой руки приложи валетом тот же
бугорок и поверни ладонь так, чтобы пальцы рук совпали. Спичка раскрошится и
будет на руке цифра срока. Это один из самых верных и старинных способов.
Схватить могут в любой момент, в любом месте - закрути деньги и вложи
их в простые брюки, ни в коем случае не надевай штаны из военной ткани - не
пропустят и снимут при шмоне перед входом в тюрьму. Обувь найди с
супинаторами - хороша в этом случае обувь чешская 'батевская' и югославская
- там супинаторы стальные. Пронесешь такую обувь в камеры - отличные заточки
получаются, ступики. Надо в камере и хлеб по-настоящему, не ниткой, не
отточенной ложкой, порезать, да мало ли еще что, без ступика не обойдешься.
Хорошим ступиком даже бреются. Резина от каблуков и подошв такой обуви дает
отличную копоть, идущую на краски для партаков-наколок. Мойки - безопасные
бритвочки следует вшивать в шапки, фуражки. Чтобы на суде выглядеть
по-человечески, надо заранее об этом подумать, так как в тюрьмах не бреют, а
стригут машинками, как шерсть у баранов, ими же стригут не только бороды, но
и под мышками, а то и срамные места - 'помоют заранее'. На супинаторы обувь
проверяют, каблуки отрывают, но все найти невозможно, мойки и иголки хорошо
проносятся в сырой резине, приваренной к подошвам. Пройдись, где только
сможешь легкой нашивкой крепкой капроновой нити по швам - в долгом сидении
ее вытянешь из одежды и она пригодится при ремонте. В тюрьмах иголки и нитки
(нарезанные по 20 сантиметров) дают только на время, их не хватает, за них
дерутся. А ушивать приходится многое - человек худеет - брюки спадают, ремни
нельзя носить, а давно примечено, если жизнь ломается, то и все остальное
рвется. Стремись перед арестом ходить в такой одежде, в которой и в зоне
можешь появиться - в советском народном костюме XX века - в фуфайке,
кирзовых сапогах, пробитых медными гвоздями и хорошо прогуталиненных, не
пропускающих сырость, черном тепляке (можешь сам выкрасить - черной краски
хватает при социализме) и сине-черной простой рубахе. В фуфайку можно вшить
чай, наточить конфет и в них (втырить) лекарства от тех недугов, которыми
страдаешь. Хорошо иметь запасные очки и слуховые аппараты - человек при
аресте, как бы сходит с ума и часто теряет очки, а это плохая примета - без
глаз и на свободе не сладко. В тюрьмах и зоне никто тебе очки не
предоставит.
Знатоки еще натолкают в карманы зубки чеснока, рассыпят перец-горошек.
Дело здесь в том, что к зэковской пище - баланде нужна привычка. Хряпать ее
с воли не в силах даже бывалые, от нее тошнит и воротит. Чеснок и перец,
развивая аппетит, помогут преодолеть отвращение. Зэк - не враг своему
здоровью. К тому же сок чесночный хорошо клеит даже стекло.
Все заботы брось и приведи в порядок зубы - в тюрьмах их не лечат, не
ставят пломбы, а выдирают. Знаменитая на всю Сибирь Галина Евгеньевна,
врач-стоматолог Новосибирской тюрьмы, бывает, войдет в азарт - до сотни
зубов в день выбрасывает. Рука у нее сильная - любые зубы летят, как брызги,
как здоровые, так и больные, кариесные. Она удаленные зубы использует: для
творчества, ими рисует, выкладывает на досуге портреты любимых людей -
Ленина, Дзержинского, Буденного. Ими, по рассказам, у нее отделана прихожая
в квартире.
Приготовься заранее к теплому врачебному отношению в тюрьмах, где любой
врач будет тебя хлестать по морде, пианистка (работница дактилоскопического
кабинета) - пинать под задницу, надзиратель - хлестать и пускать гуськом с
задранными за затылок руками. На то и тюрьма...
Тюрьму совместно с зоной недаром называют длительной командировкой.
Настоящие командировщики туда, куда их направляют, сами переводят деньги, не
надеясь на родственников, жен и знакомых. Деньги в людских отношениях -
тонкая материя, люди их любят и могут забыть отправить и даже прикарманить,
узнав о вашем большом сроке. Подумают: он там окочурится, зачем ему
переводить зря. Позаботься о том, чтобы как можно большую сумму перевели на
твой тюремный адрес. Деньги твоего счета помогут сильно. Тюремные деньги в
отличие от зоновских имеют важную особенность - они ходят по этапам с тобой,
переводятся на счет в зону, по ним можно отовариться в лагерном ларьке, ими
можно заплатить за зэковскую одежду, выписать на них газеты и журналы. Дело
в том, что в зоне ты не зарабатываешь даже на питание, а без денег могут и в
семью не взять. Кому нужен такой, который не отоваривается? Рассчитывать на
заработок в зоне смешно - половина идет 'хозяину', а с остальной части
вычитается на питание, одежду, алименты и прочие услуги, даруемые тебе
администрацией и любимым государством.
В зонах отечества до четверти зэков вообще не могут получить работу
даже за взятку, так как ее простонапросто нет. На воле приходится завозить
на предприятия вьетнамцев, болгар, кубинцев, на подходе китайцы. Получается,
чтобы оплатить только лагерную одежду, приходится работать, годами жить на
положняке, без отоварки. Надо учитывать, что над каждым зэком в зоне висит
веер 'прокладок', например, испортилось оборудование - считают, что сломали
специально, чтобы не вкалывать, и это рассматривается, как вредительство.
Могут возбудить уголовное дело. Чтобы его не было, плати простой,
рассчитывайся за брак. Так что деньги здесь очень нужны. Деньги со своего
счета можешь перегнать на волю родителям, которые их используют для тебя же.
Чтобы сносно прозябать в командировках, надо заранее на них заработать.
...Бывает, что и в зоне при наличии конфет и дрожжей заводят брагу,
используя любые емкости - резиновые сапоги, порожние огнетушители, полые
станины производственного оборудования. Умудряются ее заводить даже в
воротах локальных зон. Каким образом? Стойки ворот изготовляются из
цельнометаллических труб, в них просверливается потихоньку несколько
отверстий или прожигается сваркой, затем в нижнее вливается парафин, чтобы
добро не уходило в землю, а в верхнее отверстие заливают сироп с дрожжевой
начинкой, бросают для крепости и балдежа табачок, медный купорос. Говорится
же - голь на выдумки хитра! В зону спиртнапитки заносятся расконвоем и
вольняшками. Еще до антиалкогольной компании бутылка водки стоила сто и
более рублей. Спирт наливают в сапоги, им пропитывают прокладки, заготовки,
идущие в зону, которые затем выжимаются; используют двойные презервативы
(один в один), к которым приматывается трубка-шланг. Это приспособление
затем пропихивается в желудок, туда закачивается водка и так, зубами и
животом, проносится. Способ очень опасный, так как желудочная кислота может
растворить даже двойную стенку презерватива, может оборваться сцепление.
Менты этот способ проноса знают, подозрительных бьют по животу и заставляют
раскрывать рот. Более надежно проносят спиртное педерасты, используя фуфло,
куда загоняют спиртовые цилиндрики. Вольные проносят спирт в сосудах,
имитированных под папки, книги, прячут в столовских замороженных тушах, в
бочках с соленой капустой. Сколько мозгов - столько и способов проноса. При
обнаружении проноса спиртнапитков в зону расконвойному зэку уготовано ПКТ
сроком на полгода, а вольного увольняют с работы и лишают права работать с
заключенными.
Люди, думающие о будущем, не относятся презрительно к ментам, а
стремятся завоевать их уважение и почтение, договариваются о связях,
оказывают им помощь в повседневной жизни. Не как соучастники и доносчики, а
как товарищи. Любой мент от цветного рядового до начальника тюрьмы и зоны
может многое сделать для облегчения участи твоей и твоих дружков. Будешь
сидеть в привилегированной камере или со спокойными интеллигентными
сокамерниками, а не с разной шоблой. В зону тебя отправят местную, могут и
при тюрьме оставить, где будет встреча с родственниками и скорое УДО. Знай,
самыми богатыми и влиятельными людьми в СССР являются начальники зон, они
располагают самым ценным материалом - тысячами человеческих судеб -
безропотных, рабских, готовых на все за пайку, шлюмку баланды, смягчение
режима. На все.
8<…>
Бедные родители собирают по крохам продукты и теплую одежду для родного
зэка, едут за тысячи верст из Орска в Улан-Удэ, из Киева в Сусуман, что в
Магаданской области - земли отдаленные и труднодоступные, свидание сроком на
один день - чтобы своими очами увидеть, подбодрить, поговорить, может быть,
в последний раз. Сроки для родных идут медленно, они быстро катятся только
для чужих и ментов, посторонних людей, восклицающих: 'Ба, да ты, говорят,
сидел, а я даже не заметил'.
Дадим некоторые советы уезжающим на свиданку. Продукты берите привычные
для зэковских желудков, а то наберут дефициту - сгущеного молока, шоколада,
винограда. Зэк от радости 'напорется' до отвала, а потом уж в зоне
желудочные боли, непредвиденные расстройства они и для других накладны, так
как в зоновский туалет входят в порядке живой очереди. Из теплых вещей
обязательно следует взять валенки и утепленные рабочие ботинки, ибо зэк
всегда обменяет тепляк на нужные ему вещи и продукты. Для передачи хорошо
брать электробритвы, электрочайники и кипятильники, их разрешается
использовать для личных нужд. Всегда необходим черный сапожный крем -
начищенные сапоги лучше держат тепло и не пропускают влагу - бич зэковских
ног, всевозможные мази, эластичные бинты и рабочие рукавицы. Опыт
подсказывает: для родного надо взять самое нужное, а подарки, деньги дефицит
приберечь для зоновского начальства и работающих там вольняшек. Начальством
для зэка является любой не зэк. Преподносить подарки надо втихомолку, не
говоря при этом зэку: мол, мой, из такого-то отряда, часто мне пишет о вас
хорошее и благодарит за то, что вы ему помогаете встать на путь исправления.
Мой говорит, что уже твердо встал на него и сейчас уже делом доказывает свое
исправление. Ежели вы с Южного Урала, прихватите с собой оренбургский
пуховый платок, из Киева - домашней колбаски, залитой смальцем в глиняном
горшке с Бессарабского рынка, из Иркутска, скажем, бусы чароитовые и
нефритовые. Тюмень - столица деревень, может порадовать сердце мента
ряпушкой копченой и пелядкой соленой. Охочи до них работники лагерей и
тюрем, любят и соленую семгу с водочкой. Работают они во имя интересов
государства и общества в местах отдаленных и с контингентом не ахти каким,
мало уважающим моральный кодекс коммунизма, а не только ради льгот или из
страха. Но все равно подарочки окажут хорошее воздействие - исчезнут
придирки, работа для зэка со временем подыщется непыльная. За крупную
взятку, возможно, будет большой скосяк - УДО, направление в
колонию-поселение или перевод на химию, в худшем случае - расконвой. Еще
лучше, надежнее взятка 'натурой' - ежели вы симпатичны, с хорошей фигурой и
в привлекательном возрасте, умеете строить глазки и живете без особых
принципов. Возьмите с собой на свидание презервативы из расчета не только на
мужа-зэка, но и на славных офицеров МВД. Войдите в их положение: не жизнь, а
сплошная скука, работа по перевоспитанию уголовных может увлечь только
молодых выпускников школ и училищ. Выпить хорошо и переспать смачно - смысл
всего охранно-воспитательного бытия. С выпивкой дело обстоит нормально - все
пьют и собутыльников уйма. Но вот с кем переспать в каких-нибудь Карабулах?
Все бабы и биксы на учете и распределены, как колхозно-совхозные
картофельные поля по городским организациям. Бабий свежак идет только с
зэковских свиданок. Ушлые бабенки это знают и, удлиняя свидание с мужиком,
прихватывают офицерские объятия. Грани стираются: муж жене рад с голодухи,
мент от скуки - сплошной коллективизм и родственные отношения. Похлопает
офицер-мент зэка и скажет: 'Хороша твоя баба, умница!' Гадает зэк: откуда у
его бабы ум прибавился - видно его командировка повлияла, самой приходится
по жизни крутиться, договариваться. Научилась - однодневное свидание
продлила аж до трех суток. И засыпает бедолага, убаюканный встречей,
рассказами, новостями, сытостью желудка и половых гормонов.
В местах, где сидит 'твой', следует завести знакомства, иметь людей, у
которых можно переночевать. Об этих местах-приютах менты знают и содержат их
люди, им доверенные. Там надо быть осторожным, особенно по части языка. Язык
- первый враг зэка. Добираться во многие уральские и сибирские зоны тяжело,
дорого и долго - много пересадок, редкий транспорт. Водителям
государственных организаций запрещается брать попутчиков, надо
договариваться с частниками и платить им много. В общественных автобусах
кассиры дают билеты незнакомым на плохие места, хорошо, если втиснешься, а
там, будь ты старый или инвалид, места не уступят. Считается, что родители,
жены, близкие зэков - не люди. Кричат: 'Не уступай этой старой карге место,
она едет в Харюзовку (лагерь в Иланском районе Красноярского края) к своему
урке. Родила преступника, небось, убийцу или вора, а хочет всеми благами
настоящего человека пользоваться'. В мате, плевках, пинках, унижениях едут,
бредут, добираются до свиданок.
В дальняк везут 'Столыпиными' и дают паек в расчете на сутки - булку
хлеба, двадцать граммов сахара и несколько килек. Кильку советуем не брать,
а попросить хлебной или сахарной замены. В вагоне затруднения с водой,
'набухаешься' кильки и будет невмочь, пить захочешь, потянет на малую
оправку. Без кильки можно обойтись, лучше хлеб сахарком посыпать и водой
смочить, не будешь прыгать и воду просить у конвоя, нервы сбережешь и
настроение будет не в упадке, как говорят, физиономия не будет иссушать
мозги и стягивать зубы. Зэки разобщены, сгрудили их из разных возрастов,
наций, рас, вероисповеданий и объединяет их только смерть. В следственных
камерах, где сидят с уголовными деяниями, попадающими под вышак, особая
атмосфера. Вышак - самый спокойный класс зэков, ждущий и ощущающий уход из
сего бренного мира. Зэки безропотно отдают вышаку лучшую одежду, угощают из
передач самыми калорийными и вкусными продуктами, а на суд собирают и пакуют
всем, чем богаты. Понимают, что видятся в последний раз - собирают табачок,
чай, конфеты, чеснок. Договариваются о том, как сообщить о результатах суда,
где написать и отметить. Если по приговору значится исключительная мера
наказания - расстрел, то приговоренного переводят в одиночные смертные
камеры. Там коротают они дни между жизнью и смертью.
Все объять невозможно, как говорил Козьма Прутков, но о ШИЗО стоит
поговорить. ШИЗО - наказание серьезное, мучительное, но такова психика
человека, что иногда многолюдство, гам, казармы и спины, спины, спины
вызывают такую раздраженность, что необходимо от этого отдохнуть. Как это
осуществить в зоне? В больницу попасть - нужны связи, надо комиссии
проходить и в доходяги записываться. Остается единственный выход - попасть в
ШИЗО. Когда хочешь, не всегда удается. Наконец, напросился, повели. Камеры
ШИЗО в своей зоне зэки знают: какие теплые, какие холодные, где пол в
сучках, а откидная на ночь кровать в железных полосах и выступающих острых
болтах. Попадая в штрафной изолятор, просят: 'Гражданин начальник, загони в
16-ю, там не так будет больно бокам и теплее чем в 18-й?' ДПНК усмехается,
направляет в 18-ю камеру. Ура, этого и надо! Камера холодная, но без
сквозняка и в ней уже на отсидке трое, все свои мужики. Спать будем кругляк,
то есть полные сутки. Один днем стоит на вассаре, загораживает пику и ведет
бесконечные разговоры с коридорным. Он просит поднять температуру, включить
калорифер, просит курева, слушает, кто ушел и пришел, короче - канючит,
выпрашивает. В это время сокамерники дрыхнут в клумбе (спать в ШИЗО от
подъема до отбоя запрещается). В разных зонах этот способ спанья называют по
разному: 'спать розой', 'в цветке'. Так спят только блатные и мужики, иногда
допускают чистых и не опаршивевших чертей. Педерастам не положено спать в
клумбе. Хорошо спится в розе малорослым, а также обладателям просторной
одежды. Прижимаются друг к другу, обнимая спину и опуская голову в живот
товарища, сверху запахиваются одеждой. Сибиряки знают, что холод прежде
всего проникает через спину и поэтому охотники всегда спят по-тунгусски, на
спине, прикрывая ее 'мясом' живота. Через определенное время, устав, с
одного бока по команде переворачиваются на другой. Опытные это делают
спросонья, не просыпаясь вполне, и захолодевшие снаружи клумбы спины
согревают переворотом. Так можно спать сутками и 'хорошо отдохнуть в ШИЗО'.
Тяжелее приходится педерастам, они обязаны сидеть у параши или на ее крышке.
Параши бывают разные, в последнее время пошли неудобные, их делают из
обрезков манессмановских труб. Они тяжелые и крышки с приваренными сверху
ручками - совсем пидорам сидеть плохо.
Клумбы - пример зэковской солидарности и сплочения. Клумбники, проведя
время в эмбриональной позе спячки, становятся близкими людьми. При сильных
холодах клумбы многих спасают от верной смерти. Действуют тут по примеру
таежников-охотников, попавших в студеную воду - зимой в наледи, осенью или
весной провалившихся в 'сало' или под лед. Охотники обычно раздеваются
догола, одежду, спички сушат телом внутри, сами крутясь, как струи в речном
водовороте. Просушив одежду, ее одевают и затем разжигают костер и делают
шалаш. Зэки также поступают - раздеваются, обнимаются, половину одежды
расстилают на полу, другой покрываются сверху. Весь теплый воздух из легких
направляют внутрь клумбового мешка. Так спят и кемарят в долгие дни ШИЗО.
Важнейшее качество зэка - держать язык за зубами, или, выражаясь по фене,
хайло за пазухой. Отвечать на вопросы надо последним, продумывая каждое
слово, еще лучше - промолчать и не встревать в треп. Старики-зэки обычно
молчат, завалившись на шконку, и читают, разглядывают картинки, прикинувшись
неслышавшими и не знающими. Слово ранит, оскорбляет, возмущает, особенно
когда ему нет выхода и сидишь в бочке - камере. Правило зэка - жить без
оценок, не осуждать и не выдавать знаемое. Зэковские нравы сродни буре,
переменчивы - сейчас он разламывает с тобой пайку, друг закадычный, через
минуту из-за единого слова - кровный враг. Нервы у зэков всегда на взводе,
на истощении, все живут во многих мирах - судебных, воображаемых вольных, и
здешнем - реальном. Глубина оскорбления несоизмерима с обидами на воле, там
можно уйти и промолчать, здесь нельзя, не положено, надо ответить.
Как-то завели глупое ботало - разговор на тему, любимую лагерниками - о
педерастах. Стали вспоминать их кликухи и национальности, пристали и ко мне,
спросив: 'Как ты думаешь, есть ли пидоры среди твоей нации'. Подумав, я
отвечал: 'Конечно, братцы есть, только по этой части я профан'. 'Правильно,
- закричали, - мы знаем пидора Вульфа в Толмачевской зоне'. Стали перебирать
всех известных пидоров от Анадыря до Астрахани, от Кушки до Харасавея,
разбирать их достоинства и качества. Один из спорщиков скоропалительно
произнес: 'Я был в Узени, что на Мангышлаке, там был пидор - грузин, такой
хороший, пай-мальчик'. При этих словах вдруг вскакивает другой и бьет его
наотмашь. Насилу тот болтун очухался. Грузин Чубабрия, сидевший по 117 УК
РСФСР за участие в групповом изнасиловании, стал, отдышавшись, говорить:
'Педерасты есть среди всех других национальностей, кроме грузин. Он оскорбил
своими словами весь грузинский народ и поэтому я его чуть не убил. Падло,
если еще раз раскроет свою пасть, я его примочу. Знай, среди грузин
педерастов нет, не было и не будет. Мы, как узнаем о таковых, тотчас сразу
убиваем'. Ночью на Чубабрия набросили удавку, изнасиловали. Очнувшись, он
пытался повеситься, но ему не дали, перевели в другую хату. Срок свой он
добил среди педерастов в Убинской зоне, как и положено осужденному по статье
за изнасилование. Так что слова надо знать, где произносить, будь ты хоть
тысячу раз прав. Даже опытные, бывалые зэки и те дорого расплачиваются за не
к месту сказанное.
В камерах желательно не играть в карты и другие игры. Зэк иногда
рассчитывает на свои силы, но в камере они иссякают. К примеру идет игра в
карты на приседание. При мне один юноша проиграл три сотни приседаний.
Ерунда вроде бы? Но по правилам триста присядок - с опусканием тела до пола
и выпрямлением в полный рост - оказалось для него невыполнимыми. Дошел до
270 и упал: проиграл фуфло, стал пидором. Наберись стойкости, не играй,
прикинься лучше дураком. Будут уговаривать, приставать, держись, не
поддавайся, говорит тебе старый зэк.
9<…>
Жаль, конечно, что добрый дракон, из ресниц которого по преданию
появились чаинки, не родился человеком. Чай - жизнь советских лагерей, ее
духовное наполнение и главный поставщик витаминов в обессиленное тело зэка.
Этот поставщик - чай грузинский. Все другие чаи как в зоне, так, впрочем, и
на воле, увы, кулинарно-ботаническая редкость. В ожидании ареста будущий зэк
вшивает чай в фуфайку, рассыпая его в вате, хоронит в шапке, перестегивая
ее, в обшлага рукавов, в ремни, каблуки, в резинки трусов. Мастера делают из
чая черное, как смоль варево, которым пропитывают рубашки и майки. Как
только новичок появится за решеткой, первым долгом подлетают к нему и
спрашивают: 'Принес ли чай?' В зонах и тюрьмах только и разговоров - где
можно и через кого подтянуть плиту чая. Есть ли чай у баландеров, продается
ли в тюрьме дубаками, на что он сейчас обменивается в бане и прожарке?
Чай - это живительный кофеин - кровь чифириста. Зэк так к нему
привыкает, что когда чая нет, наступает горе, сумерки, болит голова, трещат
кости, замирает сердце. В камерах начинаются драки и спаситель, объединитель
людей - чай. Ищут его в сидорах - не завалялись ли чаинки, перебирают
пропахшую мочой вату матрасов и подушек, так как там он может заваляться,
ибо часто от шмонов в них прячут чай. Найдя что-либо похожее на чаинки,
кипятят. Чай пересыпают и заваривают нежно, как драгоценность. Рассыпанный
чай не западло и собрать. Чифирист за чай отдаст не только мать родную, но и
все остальное, включая душу.
Чай кипятят много раз, до бесконечности, три первых подъема - первяк,
вторяк, третьяк считаются благородными, далее на подъем чай отдается чертям
и педерастам. Но некоторые и спитую заварку не выбрасывают, ее сушат и
добавляют, мухлюя, в настоящий чай - фальсифицируют. В прошлом веке
фальсифицировали только на воле и только в Капорье, в селе под
Санкт-Петербургом, добавляя в китайский сушеные листья Иван-чая. Тот чай
назывался капорным. Этот фальсифицированный, зоновский, зовется
педерастичным. Педерастичный чай сплавляют пидорам и чертям, блатной же,
обнаружив подвох, сразу бьет поставщика по мордам. По советским раскладкам
зэку положено в месяц 50 граммов чая из ларька и по грамму в день в
столовой. Получается почти три грамма в день. При этом в тюрьме чаем не
отовариваются. Учтем, что не каждый месяц можно купить пачку чая, так как
многие наказываются лишением ларька и к тому же в столовой чай только по
цвету является таковым. Давно научились в столовых подавать 'чай',
заваренный старой заваркой, запаренной с содой.
В ларьке прежде всего отовариваются чаем. Черти и педерасты, купив чай,
по закону его должны передать мужикам и блатным, им настоящий чай пить не
полагается. В тюремном шмоне чай спасают в первую очередь, его не западло
прятать в фуфло пидорам, привязывать пакеты к мошонкам, опускать в
целлофановых пакетах в унитазы, хранить в мусорных бачкахтузиках. Камеры, в
которых имеются заначки для чая, считаются особо хорошими. Умеющий доставать
чай и знающий к нему дорогу - самый почитаемый человек в зоне и в тюрьме.
При допросах арестованный сразу просит следока принести ему плиту чая,
только тогда он будет давать показания. На чай меняется все, из-за чая
убивают, растлевают, мучают. Уже давно все пропахло, провоняло чаем и
баландой в зэковских учреждениях Союза. Торговля чаем - важнейшая статья
дохода работников зон и тюрем, а также охраны и конвойной службы. Охрана в
большинстве комплектуется из иножителей: в русских районах охранники
нерусские, в национальных наоборот - русские, украинцы, литовцы. Подкопить к
дембелю деньжат, купить иногда водочки можно только продажей чая. В районах
с зонами в магазинах чая днем с огнем не найдешь, его получают в посылках,
достают через знакомых, спекулянтов и родственников. Чай в зоны носят
вольнонаемные, а также зэки, находящиеся в расконвое. Как ни просматривают
машины, детали, готовую продукцию, какую только слежку ни организуют, чай
проходит в зоны, скрепляя и объединяя людей, толкая их на разговор, отгоняя
дурные мысли и не позволяя всему 'шиферу' упасть с головы.
Лагеря и объекты, находящиеся в них, окружены сеткой противокида,
высотой в 15-20 метров. На этой сетке всегда висят 'мертвяки' - не
долетевшие до зоны пакеты с чаем, висят, как повешенные, служа предметом
частых пересудов зэков. Мастера кида - это непревзойденные спортсмены. На
воле хобби 'кид' очень ценится. Приезжают к ним дружки и направляются они в
окрестные зоны, хорошо зная их ландшафтную планировку. Цена зоны повышается,
ежели туда можно закидывать - забрасывать с размаху - с руки, с бега, с
машин, мотоциклов; используют самострелы-арбалеты и переносные
кидо-бросальные машины. Если зона в лесу, машину устанавливают на деревья и
натяг - канатно-кожаные ремни - позволяет перебрасывать через противокид
любой высоты. Кидают обычно в праздничные, воскресные дни, ночью, заранее
оповещая о времени кида, а на территорию строящихся зэками объектов даже в
обычные рабочие дни. Удачный кид - радость и праздник: шутка ли, получить
два килограмма чаю сразу!
Проектировщики МВД при размещении лагерей учитывают возможность кида. С
их точки зрения вовсе не нелепо размещение зон на открытых площадках, в
болотах, на вершинах сопок. Хорошая продуваемость, болотистость и открытость
вокруг зоны - лучшие препятствия киду. Попробуй что-либо забросить, стоя по
пояс в холодной воде или на шатающихся кочках. Головное управление по
проектированию лагерей находится в Ленинграде, имея почти во всех краях свои
филиалы. Устроиться туда проектировщиками сложно, оформляют долго, проверяя
тебя и предков вплоть до десятого колена; но овчинка выделки стоит - оплата
богатая, все ментовские льготы в придаток, а работа несложная: сиди и черти
простые казармы - бараки согласно советскому стилю 'барокко'. Морока лишь с
согласованием проектов во всевозможных ментовских организациях, которые
вносят свои 'зоновско-оперативные' коррективы, в том числе для затруднения
кида.
По поверию, чай содержит сотни витаминов и минеральных солей - он
средство от всех болезней: от желудочных и головных болей, им промывают
глаза и раны, прополаскивают половые органы, вступая в связь с педерастами,
смачивают бинты и накладывают на опухоли. На воле из чая делают вытяжку,
концентрат, которым начиняют конфеты и пропитывают оберточную бумагу,
добавляют во все разрешимое к пересылке в тюрьму и зону.
Чай - важнейший элемент любого зэковского ритуала, им поддерживают
зэков настоящих, понимающих вкус арестантской жизни. Можно жевануть и
всухую. Сначала непривычно - словно песку в рот набрал, но потом,
прослюнявив, почувствуешь прилив сил, на мгновение отойдешь от сумеречных
мыслей. Он, чай, связующее звено между жизнью и смертью. Из-за него и к
грузинам отношение особое: у них ведь чай растет! Приготовлять чифирь не
каждый может и не все зэки к этому чародейству допускаются. Зэки страны
Советов получше китайцев и японцев - признанных ценителей чая, знают, как
лучше заваривать - разбираются в воде, в посуде, в чаеразвесочных фабриках.
Ценятся те зоны, где вода артезианская, из своих, лагерных скважин, а также
где ангарские и енисейские воды. Нормален чай на воде Новосибирской,
Иркутской и Минусинской тюрем, плох в Читинской, Курганской, 'совсем не чай'
в казахстанских и волжских зонах. Лучшая ферментация чая производится на
Иркутской чаеразвесочной фабрике. Все знают, что в ее ограде стоит памятник
чифирю - большой заварной чайник с надписью 'Грузинский чай'. Настоящий
чифирист и в драку вступит, доказывая преимущества иркутского чая по
сравнению с зугдидским или уфимским.
Блатные и мужики чай варят сами, не доверяя этот благородный напиток
чертям и педерастам. В камерах это производится так. Садится зэк на корточки
у параши, ставит человека на вассер у пики и приступает к чародействию.
Хороший огонь, плотное пламя и отсутствие запаха дают хлопчатобумажные
'дрова' - рубахи байковые, нательное белье. Заранее из них делаются
жгуты-закрутки, их поджигают, пепел стряхивают в рядом стоящую шлюмку с
водой. В считанные минуты вода начинает бурлить, и тогда другой, подручный,
сыплет чай. Он поднимается кипячением несколько раз. Полученное варево
сливается в эмалированную кружку пахана. Пьют чифирь по кругу, передавая
кружку друг другу - по глотку в первый круг, затем по два во второй и так
далее.
Не понять впервые попавшему в карантин, зачем к нему подходит блатной и
по-сталински, так же как тот проверял новую солдатскую форму на параде 1938
года у солдата Ивана Водянова, начинает ощупывать рубашку, запускает руки в
нательное белье и, взвизгивая, кричит:
- Скидывай быстрее! Братва, смотри, рубаха - ништяк, байковая -
отличные дрова.
- Ребятушки, - взмаливается владелец дров, - она теплая, жена по блату
достала, я больной, все время простываю.
- Мы тоже все больные и тоже не пальцем деланные, знаем давно, что
дрова пакистанские, корейские, китайские, наши - ситцевые, полотенца
махровые и вафельные дают отличный жар, кипяточек славный. Скидывай и
молись, что не сдираем вместе со шкурой, а замену даем. Возьми симпатическую
(синтетическую). Такие не горят, а плавятся, руки обжигают, плохо тушатся.
Вонь от них идет - смрад, как из толкана. Дубаки просыпаются. Дрянь из них
дрова.
Многоходочный зэк, возвращаясь в свою хату, обязан прихватить дров и
как можно больше - таковы неписаные правила.
Есть такие чаевары-виртуозы, что, разговаривая через кормушку с
дубаком, кипятят чай, притом, одной рукой держит кружку, другой - пламя из
сложенной китайским веером газеты. Плохое пламя дает московская 'Правда',
отпечатанная на белой финской бумаге, лучше своя бумага - пермских и
сахалинских целлюлозно-бумажных комбинатов. Чай варят везде - на шконках и
под ними, на одеялах, под одеждой. В этом случае под кружку подстилают
мокрое полотенце, чтобы матрас не загорелся. Умудряются даже варить в
Столыпиных, автозаках - будках-коробках, которыми доставляют на объекты
зэков из выездных зон. От такой варки алюминиевые кружки становятся черными,
их разрешается чистить чертям. Они соскребают со стен кирпичную и
штукатурную пыль и драят кружки до блеска, тратя на это многие часы. Можно
чистить использованной заваркой, кусками валенок и бумагой. Но бумага -
дефицит, нужна для подтирки задниц, тарочек и чтива на досуге:
Началась заварка. В коридоре дубак почувствовал запах гари, а то и
увидел в глазок. Он дал сигнал тревоги. Врывается наряд, для страха с
собаками, которые имеют обыкновение прыгать на стол. Начинается шмон -
распинывание кружек, поиски чая. Нашли чай, выписывают очередное
постановление, сумма которых приведет в конце концов к карцеру. Постановки и
карцер: в зоне их приходится отрабатывать долго и упорно, без нарушений
режима.
Не нашли дубаки чая - радость и обсуждение. Как только не варят чай в
зонах! Сколько людей гибнет от самодельных кипятильников, электроплиток с
открытыми спиралями. Сколько возникает пожаров. Идут чередой сплошные
замыкания, вплоть до отключения всей зоны, гибели людей и порчи
оборудования. За изготовление самодельных кипятильников полагается строгое
наказание - ШИЗО и ПКТ. Чайники и заводские кипятильники разрешены в жилых
секциях, но они быстро выходят из строя, их надо достать с воли или покупать
за бешеные цены у зэков, куда-то прятать. В тумбочку ставить нельзя, так как
места просто нет. Их прячут под кровать, шнур - отдельно. Под кроватью
дневальный, убирая помещение, может такой чайник запомоить. Надо
договариваться, чтобы предварительно перед уборкой поставил на кровать или
отнес завхозу. Маленькие кипятильники в Советском Союзе большой дефицит. К
тому же во многих уральских, среднеазиатских, закавказских, тайшетских зонах
вода с большим содержанием солей. Ее на воле не пьют из-за жесткости. Такая
вода при нагревании быстро покрывает кипятильник известковым налетом, и он
выходит из строя. Приходится пользоваться самоделками, конструировать их из
бритвочек - моек, как-то изолировать, доставать проволоку, штепсели делать
из гвоздей, а то и без них. Первый раз человек, увидев такое приспособление,
пугается и отказывается им пользоваться. Работает оно мгновенно - вода бьет
ключом и часто 'по голове'.
10<…>
Собираются они на тусовку у маленьких кинотеатров и клубов зимой, а
летом в парках оживленно беседуют. Кажется, не столько с другими, сколько
сами с собой. Вопросы - ответы: 'Ханка, чуйская цепляют сильно; Самолет
(фамилия наркомана и его же кликуха) ушел в поход; вызывали к ментам; вмазал
- кайф; приход был тяжелый, никак не мог найти вену на ногах; ты пробовал
под язык?; Мартын в виски - ништяк; такую шалаву посадил на иглу - тащился с
ней; Жуча настриг много бинтов в Тогучине; это что за кент? - Новенький,
свой, из Омска; позвонили - прибыл рюкзачок свежей травки, кажется, ханка.'
Закуморенные, отрешенные бродят они по городам с расширенными белками глаз и
объясняются словами-фразами, состоящими только из намеков, дефисов с
пропуском и обрывками распространенных предложений. Окружающий мир служит им
фоном для поисков единственной радости - укола или затяжки в смак. Они
готовы на все, находясь в приступе, когда организм теряет усладу, когда
бросает в раскуморивание - состояние, при котором все твое - голова, ноги,
живот, печенка, легкие, кости, мысли, тело, слова - убегают, нагло покидая
тебя. Спасение от этого рядом - горсть колес (таблетки морфина), укол
маковым раствором из прокипяченных бинтов, затяжка анаши. Об опиуме и
героине они могут только помечтать или увидеть во сне.
Притоны 'наша-хана' есть во многих городах Сибири, они не
специализированные, а обычно смешанные с блат-хатами в квартирах напрочь
спившихся людей. Эти 'хавиры' размещаются в двухэтажных бараках предвоенной
или послевоенной постройки в разных предместьях - 'гэсах', 'тэцах',
'нахаловках' Иркутска, 'индиях', 'шанхаях' Братска, затонах всех сибирских
городов. Распевают нашедшие там приют анашисты-марихуанщики: 'Анаша, анаша,
до чего же хороша! Лучший в мире шиш - гашиш'. Из сибирского ареала конопли
алтайская цепляет не сильно, посему успехом у курильщиков не пользуется.
Лучший кайф дает забайкальская (бурятская), растущая в окрестностях Кяхты,
хороша дальневосточная, произрастающая по берегам мелководного
советско-китайского озера Ханка. По имени озера назвали и зелье. Ханка вошла
в оборот наркоманов Сибири и Дальнего Востока. Остальные виды конопли кайфа
не дают, а привезенная в другие места ханка и бурятская при посевах
вырождаются. Чуйская-сорговка, рекордсменка и идеал наркомана, конопли
Кавказа и Южной Украины сильны, но не так. Чуйская - само вожделение.
Поход за коноплей - путешествие, полное приключений и частенько с
залетом в орнамент, он требует знания дорог и связей с местными ментами и
поставщиками, а бурятская и ханка еще и проникновения в небезопасные,
пограничные районы. На рынках Сибири стаканчик конопляных пыльцевых соцветий
идет от 40 рублей и выше до бесконечности. Говорят: 'Овчинка выделки стоит'.
Бедное растение природы - конопля! Его уничтожают, травят, сжигают, долины
держат под кордонами, просматривают вертолетами. Площадь ее сокращается
повсеместно от Тувы до Приморья, а наркомания растет. Только в
Сибирско-Уральском регионе три крупных зоны отведены для наркоманов - в
Альметьевске, Бокале и Подымахино.
В прошлом пыльцу конопли доверяли собирать во время цветения оголенным
девственницам, которые бегали по плантациям и телом притягивали пылинки.
Пробегав часок в преджаркое время, девушки ступали на белоснежные скатерти,
где увядающие дамы серебряными скребками снимали с тела налет. Собранную
пыльцу слегка просушивали и наполняли ей шелковые мешочки, которые
подкладывали в обувь под пятки мальчишкам для проминания и подсушивания.
Лет тридцать назад в Карачаево-Черкессии мужики, курильщики анаши,
собирались и шли в парную. Там парились до тех пор, пока соль не исчезала из
тела, проверяя наличие ее прикосновением языка к плечам. После парения пива
не пили, оставляя эту процедуру на утро. Утром в жаркий день шли с пивом в
конопляник, там раздевались и выпивали пиво, покрываясь постным потом, и,
бегая по кустам еще больше потели. Склеенную потом пыльцу конопли
соскабливали деревянными ножами на газеты или плотную бумагу и далее сушили
на солнце. Добавляя в табак крупицу анаши, смеялись: армянская травка с
армянина, грузинская с грузина, карачаевская с карачаева, казацкая с
казака...
Сейчас все происходит в панике: второпях, вместе с листьями и
соцветиями, вывозят добычу ночью подальше и втайне сушат. Весь сбор в
рюкзаках, мешках и чемоданах часто приходит в негодность, парится и
плесневеет. Коноплеводство, как отрасль народного хозяйства практически
больше не существует, кроме ряда северных районов России и Западной Сибири.
Нет в аптеках и магазинах ценного конопляного масла, хозяйки уже и не помнят
о таковом. Изредка какаянибудь бабушка поделится детскими воспоминаниями,
расскажет о том, как собирали коноплю, плели веревки и ткали холст, а
семечки шли на масло, корм птицам и животным, кулинарные изделия, а легкий
поджар с солью дети горсточками засыпали как лакомство в рот и, похрустывая,
разжевывали, укрепляли здоровье. Это средство применялось также для лечения
от импотенции.
Уже мало кому известно, какую роль в торговле России играло
коноплеводство, особенно производство пеньки, из которой изготовляли
парусину, брезенты, холсты, канаты, веревки, шпагат; из короткого волокна
приготовляли паклю - скрученные жгуты вбивали в соединения - пазы срубов,
придавая им тканый вид. Каждому сибиряку было известно, что пакля - лучший
материал для защиты от холода, ни один 'Степняк' или 'Баргузин' не продует и
не остудит дом, пазы в котором пробили паклей. Как из истории страны
повыкидывали имена, факты, события, так и из всех травников исчезла
'крамольная', опасная марихуана-конопля.
Такой же участи удостоилось другое злосчастное растение - мак. Букет из
алых маков исчез из поэзии и подношений самых пылких влюбленных. Мак -
опиум, кокнар. Кокнар - маковая соломка, добавляемая к куреву, стакан ее
'весит' за сотню рубликов. Цены опиума никто не знает, только укольчик
обходится во многие десятки рублей. Не сеют мак садоводы, а огородники
боятся его пуще обысков. Сеять мак запрещают, менты часто при его помощи
устраивают прокладки, подсевая на огородах и грядках. Посему следят люди:
где случаем промелькнет мак в картофельной ботве, его вырывают как сорняк.
Выращивают мак ныне только в специализированных лекарственных хозяйствах за
колючими заборами и с охраной. Плантации мака есть в Чимкентской области, в
Тогучинском районе Новосибирской, тайно сеют мак в горно-таежных областях
Читинской и Амурской, Якутской, Бурятской, Тувинской республиках. Булочка,
посыпанная маком, пирожки с ним -далекие кулинарные воспоминания старых
людей. Косы, свитые из высушенных маковых головок, уже неведомы, а маковое
лакомство в них, раньше набиваемое в карманы и во время школьных перемен
вытряхиваемое в рот, ныне неизвестно.
'Охотятся' за маком в период его созревания, вооружившись бритвами и
бинтами. Маковую головку надрезают параллельно земле и выступившее тут же
молоко впитывают в бинты. Затем бинты сушат, берут машину (на языке
наркоманов так величают шприц), кипятят воду, в которую стригут бинты.
Остывшим раствором колются и впадают в балдеж.
Подавляющая часть наркоманов - полинаркоманы. Они и чифиристы, и
пьяницы-алкаши, вводящие в организм не только маковые слезы, но и другие
вытяжки черт знает из чего, даже из моркови. Многие из них нюхальщики
ацетоносодержащих растворителей, наполнителей, лаков и красок - их прибор -
целлофановый пакет, натянутый на голову, и открытый пузырь. Глубокий вдох и
тут же выдох в 'презерватив' (кликуха целлофанового пакета), через несколько
минут - кайф, балдеж и дрейф. Дрейф редко бывает дома, тянет на воздух, на
бесцельное шатание среди толпы на улицах. Непонятное это явление психики:
ясно, что опасно, но тянет 'на люди', в коллектив, толпу, массы. Большая
часть там же в массах и прихватывается милицией.
В тюрьмах, зонах и притонах грезят наркоманы о миллионах, на которые
купят килограммы героина и будут колоться всласть, не скрываясь. Самая
отдаленная мечта - добыть миллиард (любой денежной единицы) и тогда они
отберут десяток молодых, сбитых, здоровых тайцев, азербайджанцев, можно и
узбеков, и китайцев и предложат им при полном обеспечении всем, всем, что
пожелает душа и тело, сесть на героиновую иглу. Так десять лет, не меньше в
полном удовольствии будут жить и не тужить мальчики под контролем
наркоманов. Потом, потом этих мальчиков: прикончат и особым способом из
голенной жидкости выпарят вещество. Укол этого препарата (название его
наркоманы не знают) даст самое-наисамое наслаждение, не сравнимое ни с чем.
Так бредят наркоманы, так плывут и текут. Пока же: приход - расход - уход,
шалманы, притоны, тусовки, тюрьмы и зоны. После вмазанья пропадает аппетит,
но затем впоследствии наступает невиданный жор. За обе щеки уплетают рыцари
шприцев и затяжек. Обильная, без разбору пища, ее быстрое поглощение
вызывают: запоры. Разговоры о еде и пище как химизации организма любимая и
нескончаемая тема наркоманов.
Наркоман - нагл, агрессивен, в раскуморе - кипяток. Все ему не так и не
эдак. Тюремщики это знают и в камеру для усиления психологического процесса
сажают наркоманов. Начинается ад - драки по пустякам, ночные вскакивания,
долгие стучания и скрежет зубами во сне. В трезвости, наступающей обычно
через месяц, бесконечные разговоры о травке и жратве. Бенедикт Спиноза не
описал наркоманное рабство, самое, пожалуй, низкое - сплошь из оголенных
страстей и физиологии. Такого он не знал.
Почва наркомании - армия, сеть ПТУ, психбольницы, партийная
запрограммированность молодежных интересов. Наркомания подобна грибковой
плесени - врезается и охватывает все новые и новые венцы, калеча и кроша
весь дом. Китайцы издавна торговцев наркотиками убивают беспощадно и
скармливают их свиньям вперемешку с другой дохлятиной.
Челябинская наркозона на станции Бокал помещена внутри зоны общего
режима. Зона в зоне. Зэки зэкам перекидывают наркотики из перелета в
перелет. Убить время - главное в жизни зэка и за любой наркотик он готов
пойти на что угодно. Лагеря в Союзе для удобства управления располагают
гирляндами. Это также выгодно поставщикам наркотиков. К примеру, на станции
Лена в Усть-Куте торговец сорвет солидный куш - группа зэков, отбывших срок
в зоне Якурима, приобретя травку, доставит ее в Подымахинскую наркозону.
Другая, устроившись в Ленское пароходство, завозит на танкерах, баржах в
якутские, магаданские, чукотские зоны. Осенью из таежных районов идут мотки
бинтов, пропитанных маковым молоком. Мак начали сеять народы, находящиеся на
грани исчезновения - кеты, эвены, негидальцы, ульчи: В далекой, таежной
Сибири РОВД обзаводятся специалистами по борьбе с наркоманией.
'Я почти всегда в кайфе, а в промежутках - работа, поиски наркотика и
'ломка'. Наркотик - это паук. У меня была галлюцинация: мне постоянно снился
огромный тарантул, который разрывал темноту и вползал в меня. Я никогда не
мог дождаться, пока он весь вползет, и открывал глаза. Я боюсь людей, боюсь
их взглядов. Боюсь девушек, они какие-то неземные! У меня были знакомые
девчонки, которые за укол готовы на все, но это скотины. А эти, нормальные:
Интересно, о чем можно с такой поговорить? Я существо из другого мира, из
мира привидений и грез, где все неестественно и ирреально. Каждый наркоман
когда-то доходит до 'золотого укола', после которого - смерть. Вот это и
есть жертва. Сам себя принес в жертву. Я тоже когда-нибудь дойду до
'золотого'. Говорят, что это - наивысший кайф. Посмотрим'. Так описал свою
судьбу в 'Комсомольской правде' от 20 марта 1990 года один из
морфинистов-анашистов.
11<…>
Психология человека такова, что как только за ним захлопнется с
замковым поворотом дверь КПЗ, так он начинает думать, как выбраться, как
вырваться. Он тщательно, словно реликвию, осматривает обитую металлической
теркой дверь, дергает решетки, заглядывает под разными ракурсами,
выворачивая глаза, прижимая щеки к металлу. Он ищет выхода. Со временем это
перейдет в навязчивую идею - уйти, уйти. Подходишь в зоне к знакомому и он,
как-то безо всякого повода, говорит: 'Нас отделяет от воли всего каких-то
тридцать метров. Перемахнуть бы?' Разговоры на эту тему опасны, могут
донести, что мечтаешь о побеге и тогда пойдут ШИЗО, всякие 'обезжировки',
переведут на тяжелый труд, чтобы меньше думал и изнурялся физически. Но
искоренить желание думать не смогли даже советские инквизиторы.
В принципе все зэки - побегушники, но выделяют активных, пассионарных,
им нашивают на грудь красные полоски-нашивки. Стоять побегушники обязаны в
боковых рядах, так как их просчитывают отдельно, называя каждого по фамилии
(честь какая!), не допускают работать в ночные смены и наряды. Многие от
этого даже, по российской привычке все использовать для счастья, имеют
выгоду. Возражает такой побегушник завхозу или отряднику: 'Не имеешь права в
наряд гнать, я побегушник, нам вашими инструкциями не положено'.
Думают, думают зэки о побегах - они становятся манией, снятся по ночам.
Уйти из зоны практически невозможно, так как любые зоны - жилые, рабочие,
промзоны, выездные просматриваются и вверх и вниз. Этим занимаются
оперработники МВД, этому обучают в многочисленных учебных заведениях. Так, к
слову, все выходы - водопроводные, канализационные, кабельные, которые
закладываются в земляных траншеях, при их соприкосновении с территорией вне
зоны бетонируются станками на все пространство рыхлой, вскопанной,
утрамбованной площади. В странах, где правят жестокие законы, особенно
прочные тюрьмы и зоны. Говорят, нет побегов в системе зон Северной Кореи, не
так уж часты они в стране Советов. Люди так скомканы советской властью, так
отчуждены друг от друга Павликами Морозовыми, ВЧК- НКВД- МВД- КГБ- КПСС, что
привыкли: выдавать заранее.
В царской России бегали все и куда угодно. Как говорят, сухорукий
Джугашвили умудрялся бегать из Сибири через всю Россию в Европу в объятия
Ульянова-Ленина, с Чукотки убегали на Аляску, из Иркутска в Японию. Бегали,
бегали добывая 'свободу' для других (?!). Но, придя к власти,
революционеры-ленинцы, сталинцы так продумали, так опутали все терновым
венком проволоки, что страна, превратившись в спираль зон, сама стала
всеобъемлющей зоной. Тем самым решили проблему ухода. И все же уходят, хотя
большинство побегушников ловят. Но человек сложнее любой системы, им
созданной. Слава Богу, что он - человек, а еще не Бог. Нет в отечестве ни
одной тюрьмы, зоны, лагеря, откуда бы не бежали. Бегали из самых больших
лагерей мира - Колымы и Караганды, из насквозь просматриваемой Воркуты -
переходили границы, переплывали, переползали, перелетали. Один,
сконструировав тайно планер,.. улетел из зоны Табулги, сотня ментов ловила
его в Барабинской степи. Уходили, обезоруживая погоню, уничтожая десятки
солдат и офицеров охраны, пролеживали, засыпанные углем, рудой, древесной
щепой, в скрутках бревен и сетей, лежали и сидели в таком состоянии, что уму
непостижимо.
Из верхней зоны Байкальска ушел зэк. По инструкции - так положено -
лагерь закрыли, оцепили все, что можно. Домой, к шмарам и знакомым направили
оперативников. Все станции и дороги взяли под наблюдение, лодки по всему
южному побережью Байкала перевернули. Куда мог уйти? В саянские долины, к
хребтам Хамар-Дабана бросили собак и направили вертолеты. Прочесали всю
тайгу. А неделю спустя нашли рядом с зоной, в строящихся зэками домах.
Обнаружили повторным обходом, взяла одна из собак. Под полом в туалетном
помещении размером метр на метр в ледяном, холодном, мокром приямке лежал
человек. До выхода из зоны ему оставалось несколько месяцев. Он болел
тяжелой формой астмы и все же решил уйти. Вопреки обычаю оперативники не
стали его бить, не дали собакам на растерзание. Даже их потрясло, в каких
немыслимых условиях, в какой утробной скученности находился беглец.
12<…>
Чучек жесток и свиреп по отношению к объекту - терпиле. Все поведение
его пронизано злом, и оно от преступления к преступлению крепчает. Только
силу зэк признает за власть, ей и злу поклоняется в словах и поведении. В
родной зэковской среде (помойке) это поклонение возведено в культ, здесь
следуют неписаному закону, по которому умервщление - не убийство.
В воровском мире самое страшное - разборка. Разборка (по-другому -
правилка) - воровской суд чести, без дуэлей, голосований, по правилу:
предъявляем - отвечай. Ясно, четко, без увиливаний. Чем несовершеннее
юридические законы и их исполнение, тем яростнее и озлобленнее ведет себя
разборка. Разборка - измеритель жизни человека, ставшего навсегда зэком, той
жизни, где любое отклонение от звериных законов силы и страха влечет новое
унижение - отмывку за проступок-прокол. Поражаются обыватели нелепой смерти
соседа - вышел человек из подъезда для того, чтобы выбросить мусор, а его ни
за что ни про что пришили наповал. Совсем непонятно: стоял, разговаривал,
смеялся и получил нож в затылок. Убийца и бежать не думал, дал себя скрутить
и доставить в отделение милиции. Пойдут следствия, суды и преступник
отпираться не станет, будет все подписывать, а если в дальнейшем не получит
вышак, то в камере после суда пустится в пляс и будет благодарить судьбу.
Берет на себя подследственный все преступление целиком, отмазывая
остальных - он и только он во всем виноват, все это дело его рук.
Следователь маракует, потирая щеки, вписывает новые 'улики', подгоняет под
статью. На самом деле - все туфта, нестыковка. Как столько успел сделать
один человек? По делу он превращается во вездесущего монстра, злодея, вора,
насильника с десятком преступлений в одно и то же время. Причем, совершает
их в местах, куда можно попасть только авиалайнером и вертолетом. Но
осудили, сполна вмазали. Зэк, потягивая лямку срока, вправе надеяться, что
его не оставят в беде, он же все взял на себя, выручил остальных, спас их от
тюряги. По воровскому закону - семье, детям, родителям будут помогать,
защищать, охранять от превратностей судьбы. Подберут дорогу к зоне и станут
'подогревать'. Так можно сидеть. А если нарушил правила, сплоховал - предал
товарищей, помог ментам раскрыть, выдал, совет зэков вызовет на разборку (на
свободе, в зоне, тюрьме). Дадут право приготовиться - пригласить свидетелей,
взвесить все за и против. Бывает, что поступившие сведения туфта-фуфло,
сплошной поклеп. Тех, кто подобное наклепал, тоже 'правят', выясняя причины,
побудившие 'такое сказать'. Такой осужденный, чувствующий за собой такой
'прокол', находясь в тюремной камере, пытается спастись от разборки. Он
понимает, что жить ему осталось недолго. Он тайком пишет заявление
начальнику тюрьмы, где указывает своих врагов и просит отправить в дальняк.
В зоне, почувствовав за собой 'взгляд' стремится скрыться от разборки
переводом в другую зону, закрытием в ШИЗО или ПКТ. Такого 'проколотого' зэка
может спасти на время, отодвинуть смерть только новая зона.
Случается, срок оттянул, в зоне обошлось - вырвался без разборки. Никто
не знает, когда его выпишут, в словах он осторожен - следы заметает, хитрит.
Освобождается тихо так, без 'дембеля', даже соседи не заметили, подумали,
что перевели в другую бригаду. Получил расчет, тут же, в вольной каптерке
приоделся в 'гражданку' одеждой зэков (гражданскую одежду при водворении в
зону сдают в каптерку и даже дают расписку, но это - сущий обман, так как
одежда идет вольняшкам и работникам зон, они распоряжаются ею сполна,
торгуя, обменивая). Кладовщику за одежду отмусолил деньжат из полученного
расчета. Все на мази - 'справка об освобождении', паспорт с выпиской, билет
до указанного тайного пункта - отдаленного леспромхоза, стройки века - БАМа:Катит по рельсам бывший зэк, осторожно соприкасаясь с волей. Только
проводник случайно заметил, что пассажир, следующий по билету до Амазара,
исчез из купе. Думает, отстал на станции, бегал небось за водкой или
самогоном в ближайшие к вокзалу дома. А новоиспеченный вольняга в это время
с кляпом во рту, весь синий, как байкальские волны, лежит связанный на
разборке. Братва перечисляет его проступки, проколы-косаки, предательства,
измены, доносы ментам и следакам, оговоры, недостойное поведение в 'доме
родном и зоне и принимает решение, отмеченное изысканной фантазией садизма.
От смерти может избавить только решимость примочить в течение часа первого
встречного - мужчину, мента, студента-очкарика, бабу в кроличьей шубке:,
вырезать семью по такому-то адресу, ограбить квартиру, угнать автомобиль,
поджечь склад, изнасиловать: От этих дел не избавишься, в милицию не
побежишь, найдут - хуже будет, тогда пощады не жди. Ни самый ученый
специалист по выдумыванию мучений в Древнем Китае, ни самый законченный
садист-изувер не в состоянии перещеголять выдумки участников разборки.
Виновного привезут в лес и привяжут ноги к согнутым верхушкам берез, которые
разорвут человека на части, подвесят за ребра, позвоночник, лопатки на
сучья, вскрыв живот; посадят на кол-лом, воткнутый в муравейник - человек
погибнет за неделю, а мураши за лето скелет опустят на землю и куча от:
довольства отпочкует несколько новых колоний. Вольют ртуть в желудок и
гибель от отравления неизбежна - медицина будет бессильна. Втолкнут в
металлическую бочку от солярки, руки и ноги просунут в пробитые отверстия и,
закопав в землю, зальют бочку экскрементами. Четвертуют на пробензиненной
плахе, приковав обручами-скобами к ней грудь, туловище, руки и ноги, а затем
привяжут к машинам и по сигналу вырвут в мгновение руки и ноги, да так, что
плаха в воздухе повиснет: крик глушится машинными выхлопами. Останки - плаху
с еще живым человекомкорягой, руки и ноги сожгут тут же.
В городах растворяют соляной кислотой в ваннах. В Шелехово на
алюминиевом заводе были случаи, когда вталкивали в электролизные камеры -
один сизый дымок и табачный запах оставался от бывшего господина
Вселенной... Могут запечь, зажарить в собственном соку - свяжут, обмотают
веревками, обмажут глиной, и... кладут под костер. Это одна из самых
мучительных смертей. Легким исходом считается, когда просто убивают,
растворяют в кислотах, сжигают, варят. Обычно перед этим над жертвой
изголяются и глумятся, вымещая всю дикость на коллегах-соратниках,
нарушивших воровской закон. Чучек правит суд над зэком, применяя свой,
воровской кодекс. Во время разборок в районах Тюменского Севера человека
загоняют в манессмановские нефтегазовые трубы. Известны случаи, когда,
проползая десятки километров по трубам, лежащим в вечной мерзлоте тундр,
содрав все ткани на руках, ногах, спине, лице зэк оставался живым, на всю
жизнь приобретая страшное психическое заболевание - боязнь закрытости,
темноты, металла, ржавчины - закрытых помещений, посуды, окон.
Изверги в Омске, Новосибирске, Хабаровске помещают человека в
вентиляционные шахты кинотеатров - сильные воздушные потоки за несколько
дней иссушают связанного человека, превращая его в высохшую мумию. Крик не
поможет, музыкальное сопровождение фильмов и шум вентиляторов заглушают
стоны погибающих в муках.
Сажают с обнаженным задом в небольшую бочку с голодными крысами,
которые через сутки: вылезут через живот; мучительна смерть утоплением в
горячем парафине или живое захоронение в пластиковом мешке под могильной
плитой на старом кладбище. Морозят руки, ноги и на глазах живого человека их
отпиливают по частям металлической ножовкой, заставляя еще обрубок
танцевать; зажимают голову тисками, вставляют в прессы, превращая в лепешку,
выбрасывают с вертолетов, кладут в рамы, распиливая по частям вместе с
бревном; опускают в бетонную смесь площадным вибратором, в лесных зонах
Красноярского края на человека: валят штабель леса:
Когда зэк сам судит, то есть вступает в разборку с якобы виновниками
его злоключений, у него возникает ненасытное чувство мести. Месть его
поглощает целиком, он в упоении продумывает каждый эпизод, не опускает
мельчайших деталей. Его злость переходит в обет: уничтожать таких-то ментов,
баб, блядей, сотоварищей по ремеслу. Подготовка по уничтожению ведется
тщательно, насквозь продуманно. В одно мгновение автоматная очередь
уничтожит: целое отделение милиции, собравшееся на торжественное заседание.
Мститель может при этом и себя прикончить. За пределами зон, особенно в
городах, менты, служащие в лагерях, не ходят в форме, а стараются так
измениться, чтобы их никто не заметил и не узнал. За 'боюсь-боюсь' все же не
зря доплачивают - сотни ментов гибнут от рук мстителей. Поехал мент в отпуск
в какой-нибудь отдаленный санаторий, к примеру Кульдур, что в Хабаровском
крае. Выехал тайно, специально поплутал с пересадками, слух пустил среди
зэков, что поедет в отпуск к родственникам в деревню. Едет, катит, созерцая
пейзажные красоты, со многими перезнакомится, поиграет в шахматы, вечером
перед сном зайдет в туалет и не успеет отреагировать, как отворится дверь и
стальной блеск решит все. К ментам у зэков отношение двойственное: с ними
надо жить, так как никуда не денешься, но и ненавидеть надо, а уж ежели мент
и сам загремит за решетку, то по первому разу он идет в свои, прокурорские
зоны. Второй срок несет вместе с зэками. Если узнают о том, что он раньше
был в ментах, пощады не жди: прессуют, помоят, педерастят, убивают. Даже не
щадят тех, кто в прошлом работал вольняшками в зонах, кто служил в охранных
частях МВД, кто, будучи вольным, помогал ментам. В помощь входит и
строительство заборов вокруг строящихся зэками объектов, их сигнализации и
освещения. Помогать ментам при любых случаях, даже когда они умирают
(подыхают), попадают в аварии, по всей обширной зэковской ойкумене считается
западло.
Даже когда строители оборудуют площадку под объект - ставят столбы,
вышки, обшивают тесом забор, принимают бесконечные проверочные комиссии из
управлений МВД, люди стремятся так работать, чтобы об их деятельности никто
не знал: ни знакомые, ни жены. Подойдите к бригаде и сфотографируйте ее -
страх исказит лица, могут избить, отобрать фотоаппарат. Бригада знает, что
строить зону западло, хотя оплата за эту работу повышенная. Не ровен час
схватишь срок, попадешь в лагерь - менты будут выяснять, где работал на
воле, строил ли зоны. Если строил, на выездные работы ни за что не попадешь.
Зэки, узнав о твоей прошлой деятельности, связанной со строительством оград,
запомоят и отчешежопят.
Месть зэковская всеохватна и всепроникающа. Гонит баклан Сударев о том,
как после командировки он проникает в военную зону под Ангарском в Саянских
горах, где он проходил военную службу. В ней стоят ракеты с ядерными
боеголовками; он знает все тонкости наводки. Мечтает-грезит их захватить и
направить на Москву. Для операции нужна небольшая группа, которую он
подберет из проверенных людей. Они захватят боеголовки, наведут на Кремль.
Не нажмут они на пусковые установки, если 'педерасты из ЦК КПСС' пойдут на
их условия. Им будет послан ультиматум. Условия простые: необходимы три
миллиарда долларов, можно и в другой валюте, для него и его мальчиков. В
противном случае от столицы останется одно мокрое место. Получив чек и
заверения на эти деньги в одном из банков Лихтенштейна, он, Сударев, уедет с
корешами за рубеж, точнее улетит. Там, за границей, он пока не решил где,
может в Мексике или на островах Фиджи, где тепло и уютно, но обязательно в
горах, купит шикарное авто 'Порше' с алмазными подшипниками, с сиденьями,
отделанными золотой тканью, и чтобы водитель обязательно был негр-эфиоп. Это
он уже решил окончательно. Потом со всего мира свезет блядей-красавиц -
белых, желтых, черных, также разноцветных педерастов-мальчиков и будет
жиреть, балдеть, кутить, кемарить. Попробует пол себе переделать и бабой
побывает, тогда его будет жарить негр-эфиоп, снова вернется к исходному,
так, пожалуй, лучше. Будет у него не жизнь, а сплошной балдеж. Посудите,
поразмыслив, недорого берет за сохранение Москвы с ее 10-ю миллионами
жителей - всего каких-то три миллиарда долларов. Скромный человек Толя
Сударев, промышлявший снятием шапок, дубленок, теплых сапожек с дам города
Новосибирска. Попал на скамью подсудимых из-за жалости: одну биксу, пожалел
и при сорокоградусном морозе завел в подъезд и там раздел. Она,
неблагодарная, будучи в страхе, его запомнила, сама чудом осталась в живых,
переболев двухсторонним воспалением легких и нервным потрясением. (Лучше бы
подохла.) Заявила в милицию. Много месяцев спустя, на опознании (по другому
делу арестовали Сударева) она его узнала. (Какая неблагодарность!). Зол на
нее Сударев, жалеет, что не придушил в подъезде, тогда бы не было улик.
Скромный все же зэк Сударев - в прошлом наводчик стратегических ракет и
несостоявшийся рабочий - наладчик завода 'Сибсельмаш', где директором был
Виталий Петрович Муха, а Сударев работал у него немного, но всегда 'под
мухой':
Жил в Москве социолог-футуролог и писатель-фантаст, человек, как бы
сказал Акутагава, тонкий, спекулянт острый, ума недюжинного, занимался
поисками сокровищ на Британских островах, в озерах Литвы и шарил в
окрестностях знаменитой станции Тайга, что в Томской области. Там по
предположению еще тонн пятнадцать золотых слитков лежит из царского запаса.
Думал и писал так много, что голова струпьями от неизвестной болезни
покрылась. Имя его Александр Горбовский. В порыве предприимчивости он
предложил КГБ создать лабораторию под его началом, которая бы изучала
психологию государственных деятелей Запада, Америки, Африки и Азии, то есть
несоциалистических стран. Проблемы поставил, круг будущей деятельности
очертил и, получив негласное добро, бросился по Союзу искать таланты - им
была обещана московская прописка, жилье, поездки за кордон для визуального
осмотра объектов. К открытию все было готово, даже помещение с портретом Ф.
Э. Дзержинского. Требовался пустяк - подпись самого Юрия Владимировича
Андропова. Но именно из-за нее произошла осечка. Андропов подумал: эти
ученые, изучая западных, начнут исподтишка исследовать и наших дураков!
Совсем ни к чему и меня изучать. Наложил резолюцию: 'Вожди изучению не
подлежат'. Баста, точка.
Александр Горбовский в уныние не впал, прочитал курс лекций о
социальной футурологии и в Москве 70-х годов, издал под эгидой Московского
горкома КПСС, естественно тайно, свои выкладки о будущем развитии советского
общества и о грядущей перестройке его. Раздал экземпляры несостоявшимся
коллегам и пустился с металлоискателем шотландского производства шукать
запрятанные драгоценности на просторах отечества.
В те же времена курский школьный директор Ефим Вендров открыл для себя
такую сферу деятельности - изучил деловые качества учителей области, да так,
что, внемля его советам, облоно наполовину их сократило, оставшиеся взвыли и
провалили всю программу обучения. Но он, движимый лозунгом 'Кадры решают
все', натолкнулся на Министерство радиопромышленности, которое ухватилось за
идею и создало на своем заводе 'Маяк' лабораторию под началом Вендрова,
состоящую из него одного. Рекомендации бывшего директора были столь
внушительны, что Управление кадров и учебных заведений министерства провело
два совещания - одно в Вильнюсе, другое во Владимире. Ефима пригласили в
Москву. Изучал Вендров деловые качества мастеров, начальников цехов,
инженеров и бухгалтеров и: замыслил прощупать директоров. Начал аж с
тружеников 'Уралмаша', стал опрашивать, кто такой Николай Иванович Рыжков по
их мнению. Взревел глава социндустрии Урала, узнав о такой дерзости, и
выбросил социолога напрочь из своих пределов, как нашкодившего котенка.
Лабораторию, к этому времени расширившуюся в штатных единицах и состоявшую
из Ефима и его секретарши, разогнали. Задрожали волчьи шрамы на губе ученого
и он произнес: 'Вожди в Союзе начинаются с директоров, а я думал - с
министров. Ошибся. Придется подаваться на БАМ к Косте Мохортову, у него там
сейчас много шизиков неизученных'.
Если вожди на воле, по данным исследований Ефима Вендрова, начинаются с
директоров, а по разумению Юрия Андропова с дураков из ЦК КПСС, то в зонах,
что известно зэкам без науки, с паханов. Пахан - непосредственный вождь,
гроза зэковского мира. Основа лидерства пахана - особые правила игры,
сформировавшиеся в группах 'воров в законе'. Процесс создания иерархии в
замкнутом, колючечном мире вызвал появление в конце тридцатых годов элитной
группы зэков - 'воров в законе', то есть знающих, толкующих и живущих по
своему, воровскому закону.
Эта группа впитала давние воровские обычаи и правила, адаптировала их к
условиям ГУЛАГа. 'Воры в законе' держали лагерь в своих руках, находясь в
тесном контакте с администрацией. Без них зоновская система не могла бы
существовать, так как лагеря были бы просто неуправляемы. Каждый лагерь
подчинялся вождю-пахану и его дружкам (кодле) - 'ворам в законе'. Внутри
этих кодл постоянно шли схватки, борьба за власть и ее привилегии, но в
одном все кодлы были едины - в подчинении себе всей массы зэков-работяг.
'Воры в законе' имели в своем распоряжении 'общак' - большие суммы
наворованных денег и драгоценностей, которые держал их доверенный из
мужиков. Часть суммы находилась в лагере, остальная за его пределами. Кодлы
'воров в законе' отличались особыми приметами и обычаями - они не работали,
а в некоторых лагерях имели ритуальное оружие - двусторонние ножи, которые
применяли в борьбе с суками - ссученными ворами, выполнявшими требование
прежде всего администрации по управлению зэков, а не воров в законе.
Ссученные воры жили в лагерях и за его пределами тоже с вождями и дружками,
но не так жестоко придерживаясь воровского закона. 'Воры в законе' считали
сук предателями, а суки стремились избавиться от их опеки, они доносили на
них, убивали, если сила принадлежала им. Страшная, беспощадная война сук с
'ворами в законе' шла на пересылках, очень известна бойней Котласская. В
захваченную суками зону 'воры в законе наотрез отказывались заходить, как и
суки в воровскую. Главным в дележе между этими группами в зоне было то, что
суки хотели иметь такие же почести и привилегии, как и 'воры в законе', то
есть, не работать. Администация это требование 'воров в законе' учитывала и
использовала как капо - погонял для массы заключенных.
После Отечественной войны на подмогу сукам пришли военные, которые
пачками летели в зоны за преступления на освобожденных территориях. Военные
стали создавать свои кодлы и в некоторых лагерях взяли власть в свои руки.
Именно в этих зонах впервые после многих лет зэки почувствовали хоть
какие-то облегчения, то есть ограничение беспредела. Военные выступали также
и против администрации лагерей, вызвав неслыханные для тридцатых и начала
сороковых годов случаи неповиновения ее действиям. Администация специально
завозила в зоны 'воров в законе' и устраивала их схватки с военными кодлами.
Но военные, конечно, не смогли улучшить общий климат в многомиллионных
зонах. Ни одна зона не могла существовать без своего вождя, а вождь опирался
на апробированный кодекс 'воров в законе'. Лаврентий Павлович Берия,
выдающийся психолог, прекрасно знал лагерную ситуацию. Будучи сам бандитом с
садистскими наклонностями, он поставил лагеря на службу: хозяйству, науке и
искусству. То, что сделал он с помощью лагерей, трудно даже представить. Он
создал новые области, осваивал непригодные для человеческого обитания зоны
Земли. Примерами могут быть: Магадан, где зазеленели картофельные поля,
замычали коровы, поедая траву с орошенных водой Колымы покосов от воды
тундровых озер; районы Норильска, где и сейчас еще не живут в любое
человеческое жилье проникающие воробьи, и Воркуты, железная дорога от
которой вобрала мостовые переходы тундровых рек металлические конструкции с
несостоявшегося Дворца Советов, который должен был быть возведен на месте
взворванного храма Христа Спасителя в Москве. Он заставил мыслить и
работать, пропустив через уголовные кодлы, заносчивых ученых типа Туполева и
Ландау. Там среди зэков за несколько месяцев они получили такую 'жизненную
накачку', что, возненавидев людей, полностью ушли в мир изобретений и
творчества, не требуя себе комфорта.
Революция вскрыла присущий человеку, как виду, инстинкт вождизма. В ее
условиях вождем мог стать каждый. И полезли вверх, как после дождя поганки,
доморощенные Спартаки, Пугачевы, Котовские, Троцкие: Вожди стали уничтожать
и загонять в тут же созданные концентрационные лагеря других вождей. Здесь
же формировались свои, новые. Вожди, гении, шизики работают, как им кажется,
только на человечество, обещая ему блага в будущем, а к простой деятельности
по добыванию хлеба насущного они не приспособлены. На самом же деле они
думают только о себе, о своей жизни, своем бессмертии - пишут, рекомендуют,
советуют. Вожди любят лучшее при жизни. При этом считается, что народ должен
о них заботиться в первую очередь.
Так вышло, что к концу сороковых годов в лагерях страны развелось море
вождей, как лаптей в коллективизированных деревнях. Вожди в бесконечных
разборках мешали выполнять плановые задания и помогать созданию
Сталинградов, Сталиногорсков, Сталино и прочих Сталинов. Поговаривают, что в
это же самое время в одной из зон замочили друга Лаврентия Павловича,
направленного туда для ознакомления с психологией и очистки от шелухи
сомнений так же, как в Древнем Китае кастрировали для этих же целей историка
Сыма Цяня, чтобы он глубже и плодотворнее трудился, не отвлекаясь на
посторонние дела. Лаврентий Павлович Берия, поразмыслив, решил резко
уменьшить численность вождей-паханов, а также их ближайших соратников. Он
созвал всесоюзное совещание начальников лагерей. Оно проходило по методу
мозговой атаки: начальникам предложили написать реферат на тему 'Ликвидация
'воров в законе', как фактор повышения эффективности социалистического труда
в лагерях'. Выступать разрешалось дельно, не более пяти минут, как когда-то
рекомендовал для других главный болтун Октябрьской Революции. Затем
начальникам предложили вернуться домой и ждать решения. Оно последовало
буквально по пятам. Пришел приказ в один день, один час паханов и их кодлу
отправить на этап. В течение месяца из всех лагерей Союза их свезли в одну,
вновь организованную зону, на севере Свердловской области. Зона эта усиленно
охранялась людьми Лаврентия Павловича, лагерные офицеры внутри нее ходили в
сопровождении вооруженных солдат. Адское зрелище представляла эта зона:
вожди, ослепленные самой сладкой сладостью и негой в мире - властью над себе
подобными, которая не имеет границ, вступили в борьбу за власть среди
вождей. Везде валялись трупы вождей и их соратников по борьбе. Известно,
когда снимают секретарей обкомов КПСС, то они в приемных ЦК КПСС ревут, как
младенцы, у которых отобрали соску. Как пожар-низовик останавливают
встречным палом, так только вожди-паханы в состоянии уничтожить
вождей-паханов. Начальник лагеря паханов, сам в прошлом уголовник-пахан
проводил тактику перемешивания вождей: только в зоне устанавливалась власть
пахана и воцарялось относительное спокойствие, как он изымал его вместе с
кодлой в отдельный охраняемый солдатами барак. Через день в зоне уже
царствовала новая кодла. Вновь испеченного пахана-вождя он переводил в
спецбарак к уже там сидящему контингенту 'воров в законе'. Они начинали
резать друг друга. Недорезанную кодлу вновь водворяли в зону. Многотысячный
лагерь вождей не работал, а уничтожал друг друга, борясь за власть. Таким
макаром за каких-то полгода большая часть вождей отправилась в преисподнюю.
Оставшиеся вожди, будучи опомоены и отчешежоплены усопшими вождями,
превратились в послушную армию педерастов и чертей. Некоторые стали
приобщаться к труду, вспомнив свое рабоче-крестьянское происхождение.
Все это время зона была без дорог и переписки, короче, на обезжиренном
режиме. Дело дошло до того, что бывшие паханы-вожди хавали убитых вождей, до
того они проголодались. После такого всевождистского опомоивания вождям
трудно было подняться до былого уровня, исчез лоск, ореол геройства и
уголовной славы. Но их не оставили, а снова разбросали по зонам отечества
доживать и делиться пережитым. Там в других зонах многих добили суки. Из
содружеств 'воров в законе', насчитывающих десятки тысяч сплоченных
соратников, осталось около тысячи. Это были в основном те, кого спасли
начальники за былые заслуги, подмогу, те, кто мог держать язык за зубами, а
не в заднице. В середине 80-х годов в этом 'братстве' насчитывалось свыше
200 человек. Их глава, Боб умер в возрасте 87 лет на своей даче под
Пятигорском. До конца он ежедневно принимал массаж, играл в карты, ездил к
друзьям и организовывал дела. Он пережил арест своего друга по Норильску
Ахмаджона Адылова - главы узбекской мафии. Менты хвалились в своих пособиях,
издаваемых Рязанской школой милиции, что в стране в 1980 году было всего 14
'воров в законе'. Боб, знающий истинную картину, радовался тому, что
началось возрождение воровских традиций. Особенно умиляло его то
обстоятельство, что русское воровство хорошо прижилось за границей. В нас,
'ворах в законе', есть все же дух рыцарства, изрекал он в минуты откровения.
Бериевская операция по уничтожению вождей вошла в гены - оставшиеся в
живых 'воры в законе' очень хвалят Сталина, Гитлера, Муссолини и других
вождей, но всей многоэтажной соленостью лагерного мата проклинают Лаврентия
Павловича.
Паханы по-прежнему (по Брежневу) властвуют в зонах, но без прежнего
лоска и ритуальности. Они явно измельчали, часто идут на поводу
администрации. Бывает невиданное - пахан становится 'роком зоны' и вступает
в СПП - секцию профилактики правонарушений, бредет официально по дороге
исправления. Разборки по-прежнему процветают и множатся - зэк-чучек
мельчает, а от того и звереет.
13<…>
'Ты умри, а я еще поживу' - неписанное, но воплотившееся в жизнь зэково
кредо. 'Умри' - слово емкое, оно входит в понятие 'распределение' в
коммунистическом смысле. А распределяют среди чучеков не задумываясь: лучшее
пахану и тем, кто сидит за столом, но сначала пахану. Распределение вы
ощущаете сразу, как только вас втолкнут в КПЗ, снимут шнурки, галстук и
ремень. В тюрьме к вам подойдет незнакомый человек, нагло ощупает вас, ваши
вещи, посмотрит в зубы, снимет очки, их примеряет, почистит стекла о
задницу. Начался беспредел, то есть, вы - под контролем зэков. Оторопев от
такого бесстыдства, вы отталкиваете непрошенного потрошителя, отстраняете.
Но, как по команде, со всех углов налетает свора - очки разбиты, вы
умываетесь кровью и слышите ехиднопронзительное: 'Падла, сука, для дальняка
марочку пожалел, лепень скинуть побоялся. Он, сука, педераст. Помойте его,
помойте его!' - И тащат человека - бывшего члена КПСС, профсоюза и других
массовых организаций, отца семейства: к унитазу, суют голову в толкан,
держат, подбегают другие, мочатся, брызжут теплыми струями на лысый череп
бывшего изобретателя-рационализатора...
'Ну, мужичок, давай поделимся - подходит свора к человеку. - Небось
бабка сидор собирала. Теплый еще, домашненький. Сколько получил, сколько
накинули тебе коммуняшки?' - уже роясь в сидоре. - 'Пятилетку? УПК, УПК,
пятилетку, на пока. Для настоящего зэка - не срок, на толкане просидишь'.
Сидит мужик с опустошенной сморщенной сумой и думает: 'Что поделаешь,
тюрьма, меня и на самом деле сюда не звали', 'Молодец, что все им отдал' -
подходит какой-нибудь доброхот. 'Не переживай. Прошлый раз в карантине один
заерепенился, не стал отдавать, так они старика тут же отчешежопили'.
'Лепень какой, глядь, лепень какой - замшевый, бархатный. В баньке Колька
кинет пару плит'. В переводе на разговорный человеческий язык это означает,
что блатные увидели замшевый костюм и оценили его в две плиты чая, то бишь в
три рубля. На воле этот костюм вам стоил в пределах 300 рублей. Пораскиньте
умом и придете к выводу, что самая выгодная барахолка и необузданная
спекуляция - в отечественных тюрьмах. Идут, идут сквозь них народы и оседает
парча, золото, серебро, костюмы, пальто: Провожали на пенсию в 1983 году
начальника (хозяина) Убинской зоны - лагеря строгого режима. Целую неделю
расконвойные грузили ему вагон барахла, заработанного честным, праведным
трудом на ниве МВД СССР.
Вызывает дубак блатного. Через несколько минут он возвращается в
камеру: 'Братва, у Генерала (кликуха дубака) завтра праздник. Пригласил его
кент (товарищ дубака) на свадьбу. Подарочек нужен от нас. Братцы, он дубачок
неплохой, не то, что Усатый (кликуха другого дубака), многое нам прощает.
Поделимся, подсобим. Надо ему парочку гаечек (золотых колец)'. - Гаечки
находятся. Дубачок одаривает в свою очередь блатных 200-граммовой плитой
прессованного грузинского чая по цене 1 рубль 68 копеек:
Охраной все тюрьмы и зоны отечества укомплектованы сполна. Народ туда
работать идет с удовольствием. Валом валят афганцы, бывшие вояки из
Восточной Европы, одни поколения охранников сменяют другие. Но все же
жалуется иногда администрация на разных совещаниях: 'Кадров нет,
недокомплект'. Это - для поднятия своего престижа и повышения оплаты за
'боюсь-боюсь'. Иногда комсомол тайно объявляет призыв: никуда не годных
комсомольских работников перебрасывают для усиления борьбы со все
возрастающей преступностью. Романтики хватает, пожалуй, больше, чем на любой
стройке коммунизма. Работа в. тюрьмах и зонах во всех отношениях выгодна
всем слоям и категориям трудящихся масс. Возьмем для сравнения меновый обмен
- 50 граммов байхового высшего сорта чая стоят 52 копейки - в тюрьме идет за
10-15 рублей. А сколько еще чего надо человеку: лезвия для бритья, иголки,
нитки, бумага, ручки, карандаши: Дубаки предпочитают сами не продавать, есть
у них доверенные среди блатных, и во всю гудит-шумит перепродажа. Среди
зэков свое распределение - отбирают, выхватывают, уговаривают отдать и сами
меняют; сапоги зэковские на сапоги солдатские, что прочнее и теплее; тепляк
- нательное теплое белье - на тепляк же, но китайской марки 'Дружба' - он
плотнее и теплее, в ней не так быстро заводятся вши; шапки, майки, рукавицы:
все, все, все. 'Оставьте, пожалуйста, рубашку, не забирайте, ее бабушка в
церковь носила, освящала', - сопротивлялся юноша. - 'Ты что, сука, меня за
человека не считаешь? Я не себе беру, а ребятам, идущим в дальняк. Скажи
спасибо, шкварота, что свою взамен отдаю, кровную, милую'.
Зэк обязан любую передачу, отоварку, посылку сразу положить на стол
блатным, отнести в блатной угол или в каморку к завхозу. Там распределение
произойдет 'справедливо', 'по закону'. О тебе, горемычном, и совсем могут
забыть, так как тебе 'не положено' и останешься ты с пролетом, то есть,
порожняком.
Очень уважают паханы и их кодла 'московское распределение' - зэковскую
кремлевку - калорийные продукты и добротную одежду. В карты играть они тоже
мастаки: то проигрывают, то выигрывают - игра идет с переменным успехом, с
мордобоями и примирениями, с оплатой сразу, тут же или к сроку, с
отчислением на волю, то есть требуется оплатить после командировки -
отсидки. Получается так, что иные и освобождения не хотят, ибо к
собственному (ментовскому) иску добавляется проигрышный на не меньшую сумму.
Есть матерые паханы, что в тюрьму лезут, как в цековский санаторий на
отдых, чтобы заработать там игрой и магерамством десятки тысяч. За эти
деньги содержат и домашних по-купечески и братву, бедствующую на воле,
одаривают. Вот мы и познакомились со словом, наводящим страх и ужас на
простого зэка - магерамство. Магерамство - это обязанность каждого платить,
отдавать, преподносить, одаривать: пахана и его кодлу за все. За все надо
платить, чтобы жить. Таков закон. Вот сколько стоят в рублях (расценки
Западной Сибири и Урала до 1991 года):
шконка в тюрьме (битком набитой камере): верхняя - 15 руб., нижняя -
25;
иметь тумбочку в зоне - 25;
спать на шконке в углу - 50;
иметь работу, не работая - 100;
иметь работу в промзоне - 25;
иметь своего педераста - 50;
иметь костюм выходной - 20;
иметь кружку эмалированную - 5;
сидеть за столом - 10;
стоять в первой пятерке - 10;
разговаривать и подходить к пахану - 20;
подходить к кормушке и разговаривать с дубаком - 10;
передавать на волю ксивы - 20;
смотреть сеансы - 25;
не ходить в наряд и на дежурства - 30;
не убирать мусор в локальной зоне - 20;
читать газеты и журналы - 5;
читать книги из библиотеки - 5;
слушать рассказы - 5.
За все, за все надо платить, чтобы жить. Где возьмешь такие деньги?
Надо или с воли перегонять или самому поборы устраивать.
Зэки спрашивают по приходу в зоновский карантин:
'Скажите, братцы, можно ли в вашей зоне жить, есть ли магерамство?'
Отвечает старожил: 'У нас зона настоящая, законная - воровская, а без
магерамства как же, порядка не будет - шкварота - пидоры и черти будут в
углах спать, первыми в шеренгах стоять. Кому это понравится. Это же позор!
Зона наша правильная, не пропадешь, ежели черепушка варит'.
Магерамство - это понятие не только экономическое, но и
социально-психологическое: в конфликты не вступай, волю блатных, фантазия
которых неисчерпаема в гнусностях и издевательствах, выполняй без оглядки.
Идет по промзоне и плачет пожилой мужчина чуваш, отец восьмерых детей.
- В чем дело, кто обидел? - спрашиваешь.
- Избили сейчас.
- За что?
Рассказывает, вытирая слезы:
- 'Вчера в нашем отряде была баня, я взял и там обрезал ногти. Совсем
забыл, старый стал, выпустил из виду. Только об этом, чур, никому. Подходит
сейчас Волк (кликуха блатного) и предлагает, чтобы я ему на солнцепеке угрей
на спине и шее повылавливал. Раньше я это делал, никуда не денешься. Ногтями
выдавливал, чистил его шкуру. Говорю, Волк, ногтей нет, не получится сейчас,
другого попроси. Он, как услышал, так и дал мне два раза под дых, еле
очнулся. Сволочи, сволочи, ногтями своими распоряжаться не могу:'
Весь круг зэковской жизни охватывает магерамство. В тюрьмах и зонах
пахана и его кодлу зэки обслуживают: шьют, стирают, подгоняют к ним курево,
чай, наркотики, водку, готовят пищу, кипятят чай, ходят за них в наряд, на
работу, массажируют, чешут пятки, стригут ногти, срезают мозоли, даже в
больницах за них лежат и принимают лекарства, пишут им письма и прошения,
читают, усыпляют, отгоняют мух, ловят вшей в постели и одежде, ухаживают за
Джамбулатом любви, прибирают постель, накладывают в шлюмки пищу, берегут для
них при шмонах чай, привязывая его эластичными бинтами к мошонкам, прячут
заточки, иголки, шприцы, идут за них в карцер - в ШИЗО и ПКТ, становятся под
дубинки, забивают их шрамы наколками - партаками и так далее. Все это -
магерамство.
14<…>
Для района, города, области - зона - неоценимый подарок. Там, где стоит
лагерь, население за счет зоны живет: богаче. Зона кормит и дает работу
многочисленным ментам, интеллигенции - врачам, учителям, населению в целом.
Оно сдает квартиры прибывшим на свидание родственникам зэков, получает от
них подачки, вступает с ними в товарно-денежные отношения.
Посмотрим на врачей, которым на одной ставке жить практически нельзя.
Их выручает зона, где всегда полным полно врачей-зэков, причем даже высокой
квалификации. Врач из зоновской санчасти подбирает себе из зоновских коллег
санитаров - людей на подхвате, и они в лагере за него делают практически
все.
Зэки-врачи рады, что работают не в промзоне, довольны, что имеют хоть
какое-то отношение к медицине, не теряют полностью квалификацию. Для них
существен подкорм за счет лекарств, больничного питания. Одновременно врач
санчасти устраивается в больницу поселка - получается без особых трудов
работа в двух и более местах по трем ставкам. Так уже можно жить.
У учителей положение аналогичное - в зонах школы вечерние, но по
вечерам они не работают, так как это запрещено инструкциями. Работают в
дневное время и по упрощенной программе, где не преподаются многие 'опасные'
предметы и иностранный язык, а учить в такой школе может каждый умеющий
читать по слогам. Зэки обязаны ходить в школу до сорока лет. Многие долго
сидящие имеют по нескольку аттестатов об окончании средней школы, впервые
окончив ее еще на воле. Выгода всем: уже окончившие ходят в школу: для
сеанса, посмотреть на живую женщину, подышать ее духами, получить
дополнительную посылку, повышенную отоварку в магазинах - с трех до пяти
рублей. Этими льготами стимулируют повышение образования: у зоны - хорошие
показатели охвата обучением, у района с числом жителей в несколько тысяч
только в: вечерней школе учится более тысячи. Учащихся в списках районо
обозначают как людей, а не зэков.
Орет дневальный: 'Марш в школу!' Бегут зэки охватываться всеобщим
образованием. А учителя вне зоны тоже не без дела, работают в поселковых и
городских школах, конторах 'Заготскота' и 'Заготсырья', многочисленных
партийных и советских учреждениях - жизнь полностью отдается народному
образованию.
Зона - хозяйственный рай. Трещит телефон у начальника, просят со
стороны, умоляют пособить, помочь. Стучат топоры особых хозяйских (от слова
'хозяин' - начальник зоны) бригад: собирают дома, дачи для начальства
обкомовского, районного, кэгэбэшного, эмвэдэшного и просто для нужных людей.
Зэки довольны - хозяин обещал пораньше выпустить, кого по УДО, кого на
поселение и на химию. Работают здесь с полной отдачей, ибо желающих попасть
в бригаду много: вкалывают за лишнюю порцию баланды, индивидуальный расчет,
дополнительное свидание. Ремонтируют технику - свою, зоновскую и со стороны
- в зонах столько мастеров, у которых руки 'чешутся для настоящего дела!'
Снова залетевший в тюрягу и бывалый сразу берется за письмо к знакомому
хозяину: выручай, пишет, возьми к себе. Хозяин ходатайствует по инстанциям,
прикрываясь производственными целями. Он помнит своего зэка: хороший мастер
по наладке оборудования, большой организатор производства. Прибывшего
старика сразу, без карантина - в кильдым и на работу.
Зоне спускается свой план, но это не помеха в том, чтобы помочь району.
Зэки убирают картофель и корнеплоды не только для своих нужд, но и для
начальства. Зэк безмолвный и не интересуется, что, куда и кому идет.
Зона - клад для снабженцев. Все можно достать через зону, только,
разумеется, не для зэков. Любые лекарства, препараты, сырье, оборудование.
Идут сюда новые станки. А когда зона получает старье - выгода двойная: зэки
отремонтируют и с их помощью можно, что угодно списать, ссылаясь на то, что
они не хотят работать и все ломают. Возьмите производство матрасов, фуфаек,
рукавиц, чехлов для военной техники. Какой доход? Обрезки нарасхват: всем
хозяйствам нужен обтирочный материал, он же дефицит. Зона дает в обмен: в
обман зэков.
15<…>
Зонные художники всегда за работой - мастерят двуногие ходячие
картинные галереи для международных пляжных и банных выставок где-нибудь в
Иркутске, Кунгуре, Амстердаме. Иной с ног до головы весь в партаках. Партак
- паспорт, 'прописка' зэка, его символика, отражение восприятий о себя
самого и его - другими. Спины педерастов - в сексуальных изображениях,
возбуждающих похоть. У воров пальцы и кисти рук в перстнях и браслетах,
отражающих отношение к ментам, законам, будущему поведению. Насекомые,
животные, в том числе мифические, начальники страны, птицы, змеи - все это
разные отражения воровско-бандитского мира и отклоняющегося поведения. Паук
в паутине - изображение наркомана, которому уже не выбраться из сетей
дурмана. Естественно, пауки любят укромные места, их и представляют им в
промежностях и подмышках, на сгибах рук и ног. Кабан - знак активной
лесбиянки. Корона с картежными красными мастями (черви-вини-буби) - 'король
всех мастей', человек занимающийся всеми формами разврата - круглый,
пассивный педераст. Не будет преувеличением, если отметим, что тысячи
квадратных километров кожи людей, проживающих в стране Советов, покрыты
подобными творениями, краской для которых является копоть от сожженных
каблуков и подошв. Копоть мешается на собственной моче - будет меньше
припухать и зудиться, а иголками служат нарезы механических бритвенных
машин.
Визитные партаки означают:
кинжал, обвитый змеей - главарь воровской масти начал грабить,
вскрывать хаты;
голова кота в цилиндре, шляпа с бантом - склонен к разбоям, грабежам;
церковь с куполами - их число означает количество судимостей;
нож в руке - судим за хулиганство, баклан;
гладиатор - не жди пощады;
чайка на фоне восходящего над морем солнца - привет ворам;
палач и женщина - судим за убийство жены или любовницы:
Аббревиатуры:
ЖУК - желаю удачной кражи;
ГУСИ - где увижу, сразу изнасилую;
БОГ - был осужден государством;
КОТ - коренной обитатель тюрьмы;
ТУЗ - тюрьма уже знакома.
Особое искусство составляет разрисовка 'марочек' - носовых платков,
которыми одаривают зэки друг друга на память, выносят на волю. В такой
платок обычно не сморкаются и его не стирают, так как при этом может
пропасть цвет и изображение. Их часто носят в верхнем кармане рубашки или
лепня.
Зэковские стоматологи снимают разогретыми ложками коронки-фиксы с
зубов, золотые меняют на чай или деньги, а на их место вставляют рандолевые:
Золота получается полный рот. Если и на воле почти все население беззубое,
то в зоне - особенно, и рандольщикам работы непочатый край. Попадаются
мастера вышивок крестом картин, плетения макраме и наборов из самого,
казалось бы, неподходящего материала, например, стертых носков, умело
распущенных. Все идет в дело в зэковском творчестве - выброшенные
аккумуляторные коробки, осколки цветного плексиглаза, газетно-журнальная
бумага, вываренные кости свиных голов, ног и копыт. Краска для картин
производится из стертого кирпича и перекипяченного подсолнечного масла. До
сих пор в тайшетской гостинице 'Озерлага' висит картина 'Ленин читает
'Правду', нарисованная такой краской одним художником-татарином. Более
кирпично-кровавого Ленина вы не увидите нигде.
Буквы шрифтов подбирают по газетным оттискам: готические, к примеру, из
еженедельника 'За рубежом', древнеславянские - из 'Крестьянки'. Материал
зэхи достают сами. Всевозможные латунно-бронзовые истертые шестеренки,
извлекаемые из негодного оборудования, идут на изготовление гаек, перстней,
рандолевых зубов. Мебель для начальства фактурят шпонкой, сделанной из
досточек упаковочных ящиков, отшлифованных сучков, расщепленных рогов и
копыт. Класс изделия от этого не снижается. Зэк, владелец баночек (из-под
сапожного крема), скляночек (из-под варенья), консервных банок (из-под
минтая), тюбиков (от зубной пасты), рваного полотенца, которое можно
распустить на нитки - богатый, очень богатый человек. Глубина переделок
воистину безгранична.
Неделями в тюрьме плетут, скручивают и ссучивают нитки, извлеченные из
тряпок, носков, одежды, простыней, для изготовления коней-связей между
окнами, унитазами и подпольями. В зонах нужны скрутки для изготовления
плетеных ремней, пришивания пуговиц и вшивания фамилий и номеров отряда на
одежде. Скрутки носят и те, кто думает уйти из жизни через повешенье, но в
самый последний момент это решение откладывает. Узлы, повязанные особым
образом, превращаются в игры, разгадывания на смекалку, сноровку,
распутывание, а также передают посвященному информацию. Скрученными мокрыми
плетьми обвязывают прутья арматуры на решетках, высыхая, плети ломают,
срывают приваренные связки. Вяжут кошельки: для ложек, сберегая их от
опомоивания. Ложки зэки всегда носят с собой и ручки их набирают цветными
инкрустациями с особыми сюжетами - от фамилий владельцев до голых женщин.
Оригинально оформляют плетением, распиской-раскрашиванием портреты любимых,
обычно девушек, жен, любовниц, их ставят на тумбочку и ими любуются, о них
рассказывают.
Зэки-интеллектуалы пишут, расписывают любовные письма, что начальством
поощряется. Гнев вызывают лишь письма прокурорам, в суды, управления МВД, в
высшие партийные и правительственные инстанции. Таких писак не любит
руководство зоной даже если письма не доходят до инстанций. Авторов
стараются запрессовать в ШИЗО и ПКТ.
Любовное письмо на волю и с ответом - радость зэка. Писарю при этом
полагается угощение. Слава о таком знатоке письменной любви распространится
по зоне. Все свободное время он будет писать, блатные его освободят от
нарядов, уборки территории и прочих грязных дел. Только пиши. Чем больше
человек получит писем с воли, тем он выше котируется в зоне. Он уже и сам
может торговать письмами, передавая другим страждующим и желающим заочно
познакомиться, чтобы потом, на воле встретиться с женщиной. Ведь сотни,
тысячи попавших в зону из детдомов, психбольниц, армии не имеют даже
знакомых на воле. Как быть такому человеку? Выход есть - купить
письмо-передачу.
- Ответила мне. Фотку прислала. Хочет переписываться. Рожа, правда, на
фото у нее бульдожья. Вот, посмотри.
- Зря, зря ты это, милая мадмуазель, породистая, смотри буфера, как у
танка, а какие ноги. Крепко стоит на земле. Красивых, крупных детей будет
рожать.
Получатель письма стоит довольный, рядом сидящие слушают.
- Читай дальше.
- Живу не одна, а с сыном. Работаю на Шадринской обувной фабрике.
- Я бы на твоем месте за нее ухватился. У тебя же никого нет.
- Это да, верно. Давай напишем ей новое письмо.
- Напишем, конечно, в порядке очереди. Я сейчас Кобяку (кликуха
блатного) пишу.
Любовный писака творит послания, которые в сотнях экземпляров
переписываются и рассылаются с изменением только имен, фамилий, и адресов.
Особый жанр составляют письма из женских лагерей, их получать можно только
через кого-то, так как из лагеря в лагерь по ИТК разрешается переписываться
только сидящим в них близким родственникам. В таких письмах описываются
будущие встречи партнеров и расхваливается красота своего тела и
способностей к обольщению. Мастер-чтец со смаком зачитывает все это после
отбоя, на сон грядущий.
16<…>
В огромном уголовном мире есть своя ранжировка отсидки. В какую зону
лучше попасть? В сибирскую, дальневосточную, зоны Украины, Молдавии, Грузии,
Узбекистана или Прибалтики? Бывалый зэк скажет:
'Боже упаси, Боже помилуй, только не в русско-уральскую, только не в
'Белый лебедь', что в Перми'. Национальные зоны считаются мягче, там порядки
не столь жестоки даже по отношению к старшему брату - русскому зэку. В зонах
Грузии старому, какой бы он ни был национальности, уступят место,
предоставят на ночь спальную шконку, не позволят над стариком издеваться и
помоить его. Вопреки расхожему мнению в тюрьмах Армении не чешежопят и
пидоров в Закавказье меньше, чем в Сибири. Советская власть придумала
невиданную чересполосицу национальных различий по графам, пунктам, строкам,
тайным и явным записям. Народы поделили на нации, народности и этнические
группы - 'нацмен' - национальное меньшинство, в которое входили, например,
русские, проживающие в Горном Бадахшане, 'чурек' - черный житель Кавказа,
'узкоглазый', 'черножопый', 'узкопленочный' - житель Средней Азии, но туда
же может попасть и исчезнувший керек из Беринговского района Чукотки и даже
русский гуран из Забайкалья; 'жид пархатый' - кроме евреев так обзываются
армяне, айсоры, греки и даже курды; 'фашисты' - немцы СССР, вся Прибалтика -
литовцы, латыши, эстонцы, финны: В таком повседневном 'вражеском окружении'
живет простой советский человек на воле, где 'пархатых' и 'узкопленочных'
можно не замечать, обходить стороной и материть про себя или на всю
ивановскую. А как быть в зоне и тюрьме, где чучеков спрессовали в
тюки-камеры? Хлестали по морде, пинали, как могли, крепкого башкира
Урзубаева за то, что он, чурек, отказался вне очереди мыть пол в хате.
Избивал пахан Хахалин, сын учительницы из города Черепаново, что на юге
Новосибирской области. Пришел окровавленный колымчанин Дьяков, избили
потому, что 'морда бурятская', хоть он русский сроду. В расчет это не
берется, надо бить:
В ряду запомоенных пребывает большая часть 'тихих иностранцев', все еще
не опомнившихся после резни Ивана Грозного в Казани - удмуртов, марийцев,
чувашей, мордвы: Политика запомоивания 'иноземцев' начинается не с зэков.
Прибыл этап тувинцев в уральские лагеря. Почему их так далеко забросили?
Возмутились в своей кызыльской зоне порядками, введением локалок и:
начальство в Москве решило их разбросать по зонам России. Нашили парням
желтые полоски на рубахи (что означает - бунтовщики) и бросили в долгие
этапы и пересылки. В зонах бунтовщиков ждали и распределили по отрядам, и
каждый тувинец, плохо знающий русский язык, оказался одиноким в инородной
среде. В отрядах бунтарей стали воспитывать по-своему, то есть избивать,
помоить, чешежопить за то, что они, дескать, в тувинских зонах ущемляют
русскую братву и жизни не дают. Получается насилие в квадрате, так как
внешнюю охрану лагерей несут солдаты и офицеры из 'инородцев'.
Спасение от насилия в отпоре, в создании своих, национальных семей,
национальной поддержке друг друга. Организовать и получить ее не так просто,
как кажется. Как помочь земляку, ежели он пидор, а может быть, черт?
Общаться и помогать следует только зэкам своей масти, тогда все поймут и со
своей мастью можно создавать национальные семьи. На Урале крепки татарские
семьи, их поддерживают мусульмане Кавказа, Казахстана, Средней Азии и
Сибири, повсеместно объединяются кавказцы - даже азербайджанцы с армянами
создают пробивные группы, любящие занимать доходные должности - санитаров,
каптеров, заведующих столовыми, библиотекарей и даже должности западло -
руководителей СПП - сан-культсекций. Не медлят с объединением украинцы из
западных областей. При этом в русских зонах Сибири не всегда власть держат
европейцы - кишит, бурлит разношерстная уголовная среда, выдвигая и сменяя
своих лидеров. В Сибири принято доходные должности передавать по
национальной принадлежности, как бы в наследство: библиотекари немцы -
немцам, заведующие столовыми украинцы - украинцам, председатели СПП чеченцы
- чеченцам, санитары евреи - евреям. Нелегко 'старшему брату' (русские,
украинцы, немцы, прибалты) в зонах Тувы, Киргизии, Таджикистана - там своя
национальная кодла верховодит и правит. Бывает даже прожженный зэк, живущий
блатным и знающий зоны, как свои пять пальцев, попадая в такие командировки,
оказывается в пидорном сословии. Тусует зэков лагерное начальство,
предупреждает: нам не будешь подчиняться и служить, последуешь в этап. И
матерый задумается, испугается, что там, где-нибудь на Мангышлаке масть
спрашивать не будут - отчешежопят целым кишлаком. Лучше уж здесь корпеть, со
своими ментами, других помоить и чешежопить.
Чтобы выжить, надо уметь рычать, пинать, везде находить своих по
мастям, по чутью, различать по запаху. Если соплеменник пидор, ему трудно
помочь, можно только кое-что сбросить со стола, как собаке. Данный поступок
считается хорошим, благородным - запомоенный должен поблагодарить,
прославословить блатаря-земляка.
Особую группу опущенных составляют инвалиды труда, войны, жертвы
семейных битв, глухонемые и слепые. Они почти везде - запомоенный элемент.
Для них счастье, если снимут в хозобслугу, или найдут посильную работу.
Состояние таких зэков умопомрачительное: к физическим недугам примешиваются
нравственные муки. В зоновской среде не принято выражать сострадание: такова
судьба у тебя, калики перехожего. На воле не захотел жить, к нам залетел,
чтобы своим видом грусть наводить и мешать? Как мешать? А так, во всем - в
столовой тебя приходится ждать, на просчете, в бане, на работе тоже. Из-за
тебя мы стоим и околеваем на морозе, твои подшипники проверяют, костыли
ковыряют, думая, что проносишь в них чай, филки, водкой заливаешь трубки.
Везде вы мешаете - из тюрем вас зоны не берут месяцами. В хатах вы гниете,
смердите, от вас несет помойкой и свалкой. И вы не понимаете, сволочи
чокнутые, что вы противнее ментов. От вашего вида тошнит всегда.
Почти во всех зонах есть отряды тубиков, то есть страдающих легочными
заболеваниями. Тубиков на работу не выводят, кормят отдельно в казармах,
иногда подбрасывают кое-какую работенку, да и то скрыто, ночью, чтобы не
увидели. Тубики - разносчики туберкулеза. Работающие с ними офицеры получают
'чернобыльскую' надбавку. Обстановка в таких отрядах могильная - сиди,
выходи на просчеты и снова кантуйся, лежи, плети, если башка принимает,
читай библиотечный мусор. Книги, переданные из библиотек тубикам, назад не
возвращаются во избежание переноса заболевания. Безделье томит, хоть на
стенку лезь из-за смертной скуки. Тубик знает, что он, как лунатик, бродит
по краю могилы и посему за жизнь не цепляется, отдается любым порокам и, как
считают зэки, стремится и других опомоить, то есть заразить. Ксивы от них
предпочитают не принимать и не общаться с их локалкой. Начальство частенько
неугодных зэков списывает в эти отряды. Кто проверит данные рентгена? Боятся
зэки тубиков почище ШИЗО и ПКТ, страшатся очередных флюорографий.
Выходит зэк из зоны в озлоблении до конца дней на всех: ментов,
пузанов, блядей, прямо распухает ненавистью к разной сволоте.
- За что избил человека, он же старик? - спрашиваю в Новом Уренгое
одного парня.
- Для вас старик, а для меня узкоглазый тюбетеечник. На них там
нагляделся, суки, с автоматами стояли. Бить их, гадов, надо. И я при каждом
удобном случае бью.
- Этот человек, наверняка, в охране не служил - продолжаю я.
- Он может быть и ни при чем, но его соплеменники меня истязали, и
поэтому я их бью.
- Если придерживаться твоих понятий, то у себя на родине они вправе
тогда и русскую братву избивать.
- Пусть только попробуют, я на всю эту мразь черномазую зол, даже на
баб, которые с ними спят из-за денег и барахла. Их я тоже бью, ни одной
курве спуску не даю.
Читатель, не забудь, что советская власть породила море зла, не
возникающего само по себе, а заранее планируемого: уничтожило аристократию
как класс во главе с Императором и его семьей, затем сословие дворянское,
казаческое, крестьянское, колонистское (немецкое, греческое, чешское,
еврейское), торговое, ремесленное и пошло-поехало - замахнулась на целые
народы - от айсоров до якутов. Каспийское море так было забито трупами, что
на южных берегах люди боялись появляться, а Иран слал ноты в Москву с
просьбой не загрязнять чистые воды. Помоили воды трупами, землю горькими
слезами сирот и вдов, тундру - аммональниками, тайгу - скелетами. Вороны
уставали клевать, не хватало извести, чтобы могильники посыпать, а красные
комиссары-энкэвэдэшники на работу гнали собаками женщин, у которых от
истощения выпадали матки - на работу ненужную, бесполезную. Властвовали
великие паханы-интернационалисты: один, Картавый, писал тайно о
необходимости уничтожить Православную церковь, другой, Рябой, старался
извести целые этносы людей. Царствовали великие строители ГУЛАГов, зон и
необъятных социалистических лагерей.
Кум оперчасти Новосибирской тюрьмы, выпускник НИИЖТа (Новосибирский
институт инженеров железнодорожного транспорта) старший лейтенант Евгений
Дубровин на протяжении многих лет проводит личное исследование по теме:
'Восприятие карцера заключенными разных национальностей Советского Союза'.
Он делится своими выкладками и наблюдениями: 'Боятся карцеров армяне, готовы
пойти на любое унижение, чтобы туда не попасть. Кабардинцы горды в камере, в
карцере же сникают сразу и начинают просить у баландеров добавки. Евреи
умудряются так выкручиваться, что их трудно в карцер загнать, - очень
адаптированный к тюрьме народ, редко попадающий в карцеры. Хорошо и по многу
дней переносят карцер татары, особенно сибирские. Русские, украинцы,
белорусы, попадая в каземат, сначала начинают петь песни, а потом сникают,
надламываются психически. Прибалты предпочитают вызывать врачей, ссылаясь на
мнимые болезни, они полагают, что врачи и таблетки им помогут. Молдаване -
плачут, уйгуры и дунгане молчат и не вступают ни в какие разговоры; грузины
становятся агрессивны, бьются головой об обитую металлом карцерную дверь,
проклинают русских, пинают стены; народы Поволжья и Европейского Севера -
удмурты, коми, ненцы, вепсы, карелы, саами, марийцы, чуваши, башкиры сразу
впадают в спячку; буряты, тувинцы, эвенки, якуты, нанайцы, кеты, тофалары
стремятся найти или отгрызть от откидной плиты что-нибудь деревянное, щепку
или спичку, и найденное бесконечно жуют; немцы Сибири становятся
'повернутыми' - то молятся, то вскакивают беспрерывно: Почти все, попадающие
в карцер, начинают чесаться, грызть ногти и обламывать их до крови,
ковыряться в носу, часто подходить к унитазу и мочиться. Потом до конца дней
почти у всех будет недержание мочи':
Водворив подследственного в карцер, Е. А. Дубровин начинает добиваться
сотрудничества с ним: приходит в цивильной одежде, угощает чаем и просит
сообщить о деле поподробнее, о разговорах с сокамерниками: ездит домой к
подследственным и получает от них деньги, ценности, книги (он любит читать
зарубежные детективы), адреса нужных людей, особенно женщин. Последние в
цене, он и его ребята используют их для своих утех и похождений. Жена одного
скульптора-могильщика стала его любовницей, а законный муж в это время
получил смягчение режима - просторную светлую хату со шконкой и в придачу
глухонемого педераста, рабочего Челябинского тракторного завода и лауреата
премии 1985 года в Праге среди глухонемых мнемонистов Европы.
Власть тюремщиков необъятна: можно отослать осужденного в дальняк, а за
плату оставить в местной зоне. И даже не в зоне, а при тюрьме на разных
хозяйственных работах. Можно подследственному организовать ночью нужное
свидание с подельником - крупным воротилам подобное свидание обходится до
десяти тысяч рублей. Кто обнаружит такое нарушение УПК РСФСР? Свидания в
тюрьме устраиваются с кем угодно. Результат - один получает десятку, другой
- ИТР, где четыре месяца приравниваются к году выплат и такой прямо с суда
попадает в объятия семьи и друзей. Процветает ныне уже в майорском звании
Евгений Александрович Дубровин, не нарадуется на свои возможности. Кем бы он
был, если после института стал бы работать на инженерной должности? Прорабом
перестройки? Проектировщиком в проектной конторе? Короче, никем. Доходна и
выгодна служба в тюрьме, к тому же можно проводить исследования по народам,
которых в Союзе по переписи 1926 года было 194, а ныне прибавились новые -
вьетнамцы, кубинцы, на подходе китайцы. Работы непочатый край. Весь в
творчестве, майор Дубровин - предложил в своем коридоре оборудовать
специальную камеру для гермафродитов и добился, чтобы им как женщинам
приносили горячую воду и вату. (Видно, что перестройка коснулась и тюрьмы).
Вата - материал дефицитный, передается в обмен на чай педерастам.
Зоновское восприятие национальных отношений столь же причудливо и
изменчиво, как обожание советскими философами вождей народа. В младые годы
писали: 'Сталинское руководство - залог успехов Советского Киргизстана'
(доктор философских наук М. С. Джунусов); ныне тот же Масхуд Садыкович
советует националистам-перестройщикам руководствоваться методом Михаила
Горбачева.
17<..>
В изъятии у себе подобного есть нечто от подвига, и многие люди, как ни
крутись, воры. Один увел, отбил жену у другого. Как назовешь это явление?
Конечно, воровство. Правда, ему нашли другое, поэтическое определение:
любовь. Они, дескать, друг для друга созданы. Воровство, осуществляемое
повседневно и ежечасно - известное воплощение идеи равенства. Справедливо же
- попользовался, отдай другому. Бывает, что и воры отдают что-либо даром,
как бы возвышаясь над хозяйкой их души - собственностью. Воровство -
профессия вечная и немеркнущая, а в условиях социализма - советского,
паханского толка - она получила столь широкое распространение, что стала
формой существования и повышения благосостояния масс, 'Не унесешь, не
проживешь', 'Вор вора видит издалека' - мировоззрение зрелого, развитого,
доношенного социализма.
Прогресс, как ему и положено, внес в ремесло свои особенности: раньше
были обозники, ныне - автоугонщики; в прошлом - форточники, ныне -
квартирные взломщики; в сейф влез - медвежатник, в карман - карманник; в
госказну - партийный мафиози.
Ежели представить преступность как изящно растатуированную матрешку, то
воровской мир в ней самый емкий. В ней пребывает своя аристократия и ее
подданные, гордые одиночки и коллективисты, виртуозыумельцы и просто хапуги,
последних даже стыдно относить к классу воров.
18<…>
Ни одна профессия не требует такой специализации, как воровство: есть
'трупники', занимающиеся изъятием золотых коронок в моргах, 'корабельные
крысы' - те, кто пасет плавсостав, 'рэкетиры' - вымогатели у удачливых
кооператоров и дельцов, 'вооружейники' - воруют оружие у заводской охраны, в
милицейских отделениях, на Тульских, Ижевских и Ковровских заводах. Пушку
иметь - мечта каждого семьянина, не только закавказского и зааральского, но
и северянинапомора. Людям некоторых профессий без нее не обойтись -
таксистам, проводникам почтово-багажных вагонов. Заботливое государство их
оставляет наедине с деньгами, темнотой, риском. Оружие - лучшее успокоение и
надежда.
19<…>
Кидалы - особые воры и это явление отражает новую, более развитую
стадию воровства на пути к всеобщему. Начало его - годы Гражданской войны.
До этого Россия славилась обманными манипуляциями нищих-'калунов', которые
брали на выкуп больных, калеченных детей и с ними бродили по дорогам и
селам, прося милостыню. Иногда для этой цели калечили детей и носили уже
мертвых. Были и погорельцы-сборщики средств для деревень, сгоревших от
пожаров, бывало и они обманывали. В советское время одна группа добралась до
М. И. Калинина и так ему расписала фашистские зверства, что всесоюзный
староста отвалил им в годы войны, подумайте только, вагон продовольствия.
Оказалось, что эта деревня была вне линии фронта.
Кидальство - специфический обман: 'обернутая материалом чурочка'
делается похожей на ребенка и с ее помощью собирается подаяние, 'ребенок'
при этом 'сосет грудь' - легко и удобно, обошел поезд и выкинул в окно. На
барахолках Хабаровска и Находки известны случаи, когда обыкновенных
гладкошерстных щенков одевали в искусственные шубки, снятые с гэдээровских
игрушек-собак и продавали, как дорогих болонок.
Мухлевство - это тоже кидание. 'Покупайте, покупайте лисью шкуру,
особая порода, прочная, вечная, моль не берет и собаки на нее не лают' -
кричит на барахолке скорняк. На самом деле - это перекрашенная дубом собачья
шкура. Можно и шкуру баргузинского соболя растянуть втрое. Дешево продают
костюмы - элегантные, вечерние, с блеском ночным - на самом деле - для
покойников. В войну делали аккуратные чурочки из лиственницы и их окунали в
мыло - готовы бруски хозяйственного; продавали рулонами ткань, где слои были
по бокам тканевые, а внутри - оструганные бревешки; масло в бидоне только
сверху - внизу вода или мазут. Само понятие 'кидальщик' идет от продавцов
семечек и табака, которые тренированным закидом в карман ссыпали не стакан,
как положено, а четверть его. Лузгайте, граждане, курите на здоровье!
Кругом обман. И власть, начавшаяся с разгона Учредительного собрания,
фальшива изначально. Говорят повсеместно: не проведешь - не проживешь. Идет
из Тулуна молоковозная машина в Братск, покуривает водитель, опустивший в
цистерну кусочек масла. Перед Братском он обрастет килограммами. Масло
извлекается и продается.
Ко всему присматривайся - не пахнет ли обманом. Вот стоит ведро чистой
брусники, по виду не определишь какая она, а на самом деле собрана из
медвежьего помета-навоза. Грибная солянка? Подвох! Нашинкована из гнилых
грибов. Смеются в поезде соликамские мужики, рабочие совхоза. Рассказывают:
'У нас была в хозяйстве выбраковка свиней, списали по дешевке с десяток
карликов-поросят, мы их купили и нынче продали, как настоящих. Они же не
будут расти'. Весело, весело. Кидалы-обманщики в почете, они не только
негодную вещь продадут, но и при расчете сжульничают ловким уводом
ассигнации в ладонь, взгляд отведут.
Так в Союзе повелось, что со словом 'химия' ассоциируется обман.
Химичит - значит кидает. Ушлые все пошли, друг друга норовят обмануть.
Посмотри, продает чистый, крупный картофель. Покупай. Но он собран с полей,
расположенных вокруг хим-олово-свинцовых комбинатов. Для себя продавец там
не сажает, это для продажи - гостевой. Кто проверит, что он химичит, когда
само государство радиацию распространяет в продуктовых поставках из
Чернобыля. Государство и его ведомства химичат в открытую и директора
говорят: 'Человек такая скотина, все через себя пропустит и пронесет'
20<…>
Тридцать две статьи в Уголовном кодексе РСФСР и других союзных
республик ведут к вышаку. Никто в стране не знает, сколько людей пускается в
расход ежегодно. Академик А. Д. Сахаров считал, что в пределах двух тысяч.
Цифра большая, означающая, что каждый год ликвидируется контингент большого
лагеря зэков, а за десятилетие - население крупного сельского района в
некоторых областях Сибири. Разброс статей, которые приводят к исключительной
мере наказания, необычайно широк: тут убийства, валютные операции,
вооруженные ограбления, изнасилования несовершеннолетних, хищения в особо
крупных размерах, подделка денег, хранение золота, платины, серебра, ценных
редкоземельных металлов и драгоценностей, превышающих установленную норму:
Подследственных, тянущих на вышак, помещают в смертные коридоры, где
рядом, за особой дверью находятся камеры осужденных к исключительной мере
наказания. После зачитки приговора, объявляющего о расстреле, наступает
обрыв, от которого ступени времени ведут к смерти. Осужденного помещают в
стоячий бокс воронка, отдельно от остальных выводят и заводят в
камеру-стенку. Затем, обычно это происходит глубокой ночью, его отдельно
раздевают, шмонают и всю цивильную одежду пакуют в особый пакет - короб. На
смертника надевают полосатую форму: в полоску все - фуфайка, шапка, пидорка,
брюки, лепень. Ведут отдельно в баню, а из нее, минуя карантин, в смертную
камеру. Из нее предвидится всего два выхода: ближайший - в преисподнюю и,
если очень повезет, то заменят пятнадцатью годами строгого режима с добавкой
пятилетнего поселения в поселках, где-нибудь на Средней Колыме, или до пяти
лет тюремного режима в крытке.
Смертная камера - это прессовка одиночеством. Даже если осужденный не
желает писать кассацию-помиловку, то за него это сделает администрация
тюрьмы. Сами зэки-смертники пишут в Верховные Суды и Прокуратуры, в
Верховный Совет и его палаты, пишут на имя Председателя Верховного Совета,
Президента СССР. Смертная камера - каменный колодец, мешок, положенный на
бок; стены его обивают толстым листовым железом, на которое приваривается
металлическая сетка и она забрызгивается штукатуркой под шубу; в окне-решке
двенадцать рядов решетки из двухмиллиметровой арматуры. К окну подходить
строго запрещается и имеющаяся форточка снабжена сигнализацией; дверь
двойная - одна обтянута металлом, как в карцерах, другая - из полосовой
стали и угольника 45х45 миллиметров. Металлическое все - шконка,
вмонтированная штырями в стенку, стол, забетонированный ножками в пол, такие
же, как в обычных камерах, унитаз-толкан и умывальник. Металл холодит и
мертвит камеру, а бетонная шуба погружает сердце в серость, недаром ее
изобретатель Азаров сошел с ума. Все в сигнализации, множество запоров,
окно-решка снабжено козырьком - небо и облаков не увидишь до самого конца.
Гроб и деревянная колодина - райское место по сравнению с этой камерой.
Смертные коридоры располагают в подвальных или полуподвальных этажах тюрьмы.
Спальный матрас с натянутой на него черной матрасовкой и такой же
подушкой у смертников меняют коридорные офицеры; здесь же водят на помывку
под душ, тут же стригут и этой же машинкой бреют - все под конвоем. Со
смертниками запрещается разговаривать, кормят их специальные люди, той же
пищей, что и зэков. Эти люди состоят не в штате тюрьмы, а приписаны к
управлению МВД, так что и сами тюремщики не знают, кто они. Посылки,
переписка, отоварки, доставка курева, газет, радиотрансляция, встречи с
адвокатом - запрещены. Наступает сплошное, темное одиночество. Выдерживают
его не все, начинают биться головой об стенку, иные впадают в сплошной,
протяжный, ноющий плач; как ни странно, вешаются мало. Видно считают, что не
стоит торопиться расставаться с последними витками жизни.
При заболеваниях лечат лекарством, заставляя его тут же глотать, а о
том, чтобы при серьезных болезнях производили хирургические операции,
слышать не приходилось. Если до приведения приговора смертник отбросит
концы, не печалятся, а просто списывают со счета тюрьмы. Смертник - не
жилец.
С момента приговора до расхода проходит обычно около трех лет, бывает
больше, иногда успевают привести в исполнение быстрее.
Бывает и у смертников счастливый день - если по кассационному
определению расстрел заменяют и изменяют на тюремный или лагерный срок. Это
определение Верховного Суда зачитывает самолично начальник тюрьмы в душе,
куда заводят под конвоем смертника. Одни от радости падают и начинают щеками
катать пол, другие целовать сапоги начальника и охранников, становятся на
колени и молятся, пускаются в пляс: Редко кто такие определения судов
воспринимает спокойно. После такого счастливого исхода из смертной камеры
несутся песни, от радости пропадает аппетит: зэк в душе благодарит Бога,
суд, партию и правительство, благодарит всех - и мать с отцом, и
продолжающуюся жизнь. Вскоре его прямо из смертной камеры выдергивают на
этап и увозят в зоны тюремного режима - кто идет в Златоуст, кто в Тобольск,
где зоны расположены в зданиях бывших старинных монастырей.
О том, что кассация осталась без удовлетворения, не сообщают. В одну из
ночей по смертному коридору послышится топот конвоя и цоканье собачьих лап,
от которых просыпаются все зэки и ушами прижимаются к дверным косякам и к
кормушке. Пришли за смертником; его тихо вызывают по фамилии, имени и
отчеству, спрашивают статью и начало срока, просят через кормушку вытянуть
руки, их защелкивают браслетом, открывают двери и в рот обезумевшему зэку
вставляют резиновую грушу, наподобие клизмы. Снова цокот лап и топот конвоя;
смертника, держа за шиворот, уводят.
Расстрельной тюрьмой в Сибири слывет Красноярская, там приговоренный
находится недолго. Помешать расстрелу могут праздничные дни, болезнь, нет,
не зэка, а палача.
Стреляют в скрытых кабинетах, в затылок, уже пристрелянным оружием,
говорят, наганами. Промахов не бывает. Тут же убитого суют в специальный
холщевый мешок, а кабинет промывают от крови и мозгов шампунью, той же, что
и в патологоанатомических отделениях. Хоронят в специальных ямах,
припорашивая известью.
Палачи - спокойные люди, офицеры, члены КПСС. Об их работе не
полагается знать даже членам семей. Зарплата высокая, не сдельная, а по
окладу, тюрьма также несет особые профессиональные расходы, связанные с
выпивкой и закуской по окончании дела. Через короткое время родители, если
они в живых, если нет, то близкие родственники, получат пакет-посылку с
вещами убиенного и сообщение о том, что приговор приведен в исполнение.
Адрес отправителя - следственная тюрьма.
21<…>
Зэк считает: несправедливо казнить того, кто по пьянке замочил или убил
в пылу гнева и раздражения; и уж подавно не стоит расстреливать за валютные
операции и хозяйственные нарушения, за подделку денег и прочих бумаг, за
переход границ, шпионаж и хранение золота. Большинство находит, что садизму
в убийстве нет оправдания и они, садисты, стоят вышака. Это те, кто наносит
сотни ранений, испытывают радость и наслаждение, убивая детей, старых людей,
сжигая живьем. Считают кощунством над памятью убитого относить расходы по
похоронам за счет зэков-убийц.
Особенно зэки ненавидят убийц-садистов на сексуальной почве. К таким
группам убийц зэки очень жестоки - их избивают, помоят, насилуют, чешежопят
хором: и практически убивают до смертного приговора, так что они ждут
расстрела как избавления, как радости. Особым глумлениям подвергаются
людоедыканнибалы, для которых в зэковском понятии существует особая
людоедская статья в У К РСФСР, предусматривающая съедение людоедов
людоедами. Такие типы встречаются, и не так уж редко.
22<…>
Люди пьют все, что течет, движется, переливается, мажется, красится,
нюхается, тянется, слюнявится, прилипает к телу, губам, ушам; все, что
грызется, переваливается на языке, смакуется; все, в чем есть градусы -
любые: спиртные, эфирные, кислотные; все, из чего идет балдеж, кайф, цимус,
выход в себя и из себя, а так же от всего - ментов, людей, матерей, друзей,
корешей; творят спирт из всего - томатной и сапожной пасты, из овощных и
рыбных консервов, соков и ростков бамбука; известкуют овес, рожь, ячмень в
молочных бидонах и спирт готов - одуряйся, мочись, балдей.
Спирт есть везде, даже во вшах, ежели их собрать и перегнать, получится
вшивая настойка, пот от которой уничтожит всех живущих на теле и одежде
вшей. Спирт есть во всем живом, мертвом, гнилом, здоровом и радостном.
Только уметь надо его добыть, выгнать. Хорош спирт из экскрементов, что
гонят китайцы, прекрасен хмель из молока, что делают буряты, похож на спирт
настой из грибов, что пьют коряки, эвены, ороки, орочи. В этом случае лучше
всего пить вторяк после перегонки телом, то есть мочеиспускания этих
чудаков. Пьют люди крем сапожный, намазав на кусок хлеба, и откусывая куски,
где спирт впитается в мякоть; тянут клей, проболтав его в ведре
размочаленным обрубком палки, укрепленной на сверлильном станке; не
подыхают, глотая гидролизный спирт в Зиме, Тулуне, Бирюсинке: и прочих
пунктах. Ты, небось, не знаешь, что человек так пропитывается спиртом, что
самовозгорается 'синим пламенем' и горит тихо, не делая пожара. Горит, горит
и не догорают только рожки да ножки, черепные коробушки, ботинки ЧТЗ и
'Скороход', а также втулки-бобушки в половых органах. Хорошо горят, сам
видел как полыхают полные, крикливые и беззубые бабы'.
- Расскажи, что тебе приходилось пить памятного:?
- Ворвались мы на танках в один польский город и там все прошерстили, а
выпивки нет. Думали, гадали, как и где набраться, накачаться. Паны разводят
руками, паночки ногами. Нет и все. Тогда была с нами такая личность,
национальности непонятной, но ум не земной, а космический. Звали его
Поликарп Обалдуевич. Мы к нему: помозгуй, подумай, где выпить раздобыть.
Начал он издалека, как еврей: 'В мире одинаковость в чем: в том, что все
совокупляются - это раз; в том, что везде бабы рожают - это два, там, где
начало начал, там и конец концов - это в-третьих. Посему делаем вывод,
по-научному резюме: в этом городе должен быть родильный дом, а там уж
наверняка спиртишко водится'. Расцеловали мы Оболдуя Поликарповича и взялись
за рычаги, погромыхали и нашли это заведение. Там, несмотря на войну,
рожают. Мы - якобы с обыском. Смотрим - музей уродов человеческих. Да какой
большой - вся стена в уродиках, плавают несостоявшиеся гении и солдаты в
спиртном бульоне и эссенции, помахивая отростками и многоголовостью. Решение
принято мгновенно, без слов - уродов оставили на праздник крысам, пусть
напьются в честь нашей победы. А жидкость слили - целая походная кухня
наполнилась. Бери сей коньяк - настой на уродах, и пей. Чистейший спирт с
привкусом соплей, как пантакрин. Нажрались мы тогда и опохмелялись без
блевотины. Война от всего отучит, от всех тонкостей бытия и обоняния.
23<…>
Откуда общество пополняет бессчетные ряды отверженных, неудачников,
неприкасаемых, парий дна? Откуда это море бичей, ханыг, шантропы, алкашей: В
оборотах бытия их расширенно воспроизводит соцреальность. Густой, мутной,
мазутной массой они выдавливаются, как чирьи из тюрем и лагерей - из чертей,
пидоров; из психбольниц; из разбитых жизнью и алкоголем семей. Люди теряют
смысл не только человеческой жизни, но даже биологического существования.
Ползут черти-червяки, гусеницы-бляди, облепляя вокзалы, станции, пристани.
Бичеграды страны помойными ямами изъели карту: висят они на Транссибе,
присосались к Северному морскому пути, влезли в аппендиксы жел- и
шосс-дорог, таежного и тундрового освоения. Не поленись, читатель, раскрой
карту, найди станции Большой Невер, Лену, Ачинск, Лабытнанги, Новый Уренгой,
Нижневартовск, Тайшет, Новосибирск:, пристани и причалы Ванино, Нагаево,
Находку, Мурманск, Архангельск, Астрахань, Дудинку, Певек, Ноглики: Летайте
аэрофлотом - Якутск, Нижнеангарск, Сеймчан, Надым:
Они замедляют движение поездов, бросаясь под составы, не дают ни
спокойно постоять, ни удобно присесть на вокзалах, об их бороды вытирают
ноги. От слов их разговора шевелятся зубы, словно клавиши фисгармонии; они
вылетают, как пробки, со второго этажа Якутского аэропорта, разбиваясь о
мраморный пол насмерть. Отчужденная публика на это даже не обращает
внимания. Среди них гнездятся все болезни мира, все пороки, они - отстойник
грязи и смрада. Они раскуривают обблеванные и оплеванные окурки - бычки,
подбирая их под шарканье ног, жуют извлеченные из мусорных бачков хлебные
огрызки, жадно вглядываясь в прохожих, даже не моля их. Их любимая поза -
зэковская - сидеть на корточках. В стране с самыми большими лесными
массивами не хватает скамеек, негде присесть. Задолго до нынешнего
нормирования круп, мяса, сахара, водки и вина стали разгораживать вокзальные
сидения на клетки. И к этим трубчатым жопоместам устанавливается очередь,
уйдешь - не займешь снова. Долго сидишь - выгонят, попросят для тех, кто
давно стоит на ногах и ждет не дождется, чтобы присесть.
Сидят на корточках и что-то говорят друг другу - люди-зэки-бичи. Не
приходилось видеть, чтобы секретари и пузаны-руководители на корточках
сидели, собрания и партийные съезды проводили на таком уровне, а не мешало
бы - разом отучились бы тянуть тягомотину.
24<…>
Дно живет отбросами. Оно копошится на свалках, выбирая то, что можно
сдать и за копейки продать, а также одеться в тряпье и обуться в рвань. Оно
бегает, собирая бутылки, стеклянную посуду, макулатуру, тряпье. При этом
набрать несколько рублей на сборе и сдаче - большая удача, тут и
конкуренция, и грошовые цены - килограмм тряпья - б копеек, бумаги - 2,
бутылка 20 копеек, пузырьки от лекарств по копеечке. А тут еще
дополнительные проблемы - бутылки принимаются не все, а только винные и
водочные, из-под шампанского и импортного вина сдать нельзя. Да и как
сплавить посуду? То приемщик пьян, то склад затоварен. Чтобы пять рублей
заработать, надо сдать 25 бутылок, а их надо насобирать, затем вымыть
горячей водой, соскоблить этикетки, горлышко проверить, требуется без скола.
Бутылки из-под масла, олифы, растворителей, аммиака и ацетона надо промыть с
содой и прочистить ежиками. С приемщиком требуется блат заиметь. А как? Надо
ему помогать - разгружать ящики, нагружать машины, материть посетителей,
выпивать тут же и так жить. Макулатуру и тряпье меняют на книги - тоже блат
необходим. Макулатура и тряпье должно быть личное - книги, поношенная
одежда, газеты, журналы, ватные матрасы. Государственное приему не подлежит
- это бланки, папки, книги с печатями библиотек. Да еще надо помухлевать -
положить в пакет чтонибудь тяжелое, слегка подмочить бумагу. Принимают
макулатуру на талоны вечерами и в субботние дни. У каждого приемщика, а это
блатная, доходная работа, свои кореша-паразиты. Они выуживают из макулатуры
стоящие книги, из тряпья выпарывают годные пуговицы и замки.
Говорят, что уборщики спортивных трибун, собирая бутылки, покупают
автомобили, а капитаны, возвращаясь с арктических широт, трюмы забивают
стеклотарой и за счет этого процветают. Отдельные удачники возможно
обогащались стеклом, макулатурой и тряпьем, но бичи-ханыги никогда. При
хороших ногах и знании 'дислокации посуды' в большом городе в месяц
насобираешь в пределах сотни рублей. Но на нее не попьешь, не проживешь. А
где жить бездомному бичубомжу? Дума не из легких. По вокзалам шныряют менты,
которые проверяют документы, а при отсутствии оных загоняют в приемники для
выяснения личности. Там в течение месяца кормят и под охраной вывозят на
грязные работы - чистить улицы, туалеты, склады. В Союзе нет ночлежных
домов. Многие бичи переходят на кошачий сон, не спят, а кемарят у любого
теплого места, у любой обогревательной трубы и батареи. Тепло - это жизнь и
еда. Счастливчики становятся 'танкистами' - заползают в
тепло-водо-газо-канализационно-распределительные бункеры и там ночуют в
обнимку с ржавыми трубами и вентилями, там гибнут при авариях, топятся,
варятся, травятся, сгорают, замерзают, тонут. Живут люди-бичи где придется -
в старых погребах, ящиках, трюмах списанных судов. При большом везении
пристраиваются к старушкам-вдовушкам и старичкам. Главное для бича - не
попасть в милицейский обход-загон. Оттуда путь один - зона. Привычные и это
считают выходом - там койка, трехразовая кормежка, одежонка, больничка и
часто бывает чифирок. Человек кем угодно может жить: и пидором, и чертом.
Все-таки тюрьма - коллектив, в зонах фильмы показывают и телевизор есть.
Из тысяч инвалидных домов, психбольниц, спец-ПТУ, зоновских и тюремных
ворот текут люди, сами не зная куда, безродные, бессемейные. Бывает, счастье
подвернется, попадут в 'ЧеченБАМ'. Так называют кодлы, организуемые
выходцами с Кавказа. Они набирают бичей, увозят их в отдаленные районы и там
заставляют работать. Там все повязано - не убежишь и не уйдешь; ежели
попробуешь смыться, то потом забудешь не только себя, но и свое имя. Даже
эти работорговцы развитого социализма в отличие от всенародного государства
понимают, что рабсилу надо кормить. Кормят обычно сытно, одевают по сезону,
а при расставании даже деньжат подбросят. Многие бичи в тех отдаленных
хозяйствах жить остаются навсегда.
Бегают по просторам Родины чудесной сотни тысяч бедолаг. Только в одной
малолюдной Магаданской области в середине семидесятых было 16 тысяч бичей.
Однажды пришло распоряжение: очистить от бичей побережья Охотского,
Берингового и Чукотского морей и вымести их в глубь материка. Ныне они там и
кантуются на приисках, базах, в совхозах.
От кого-то пошла расшифровка слова бич - бывший интеллигентный человек.
Это не соответствует истине. Интеллигентности в бичах и в помине нет, а есть
уныние, опущенность и потерянность этого сословия среди людей. Бичи живут,
где придется, работают, где удастся пристроиться. Основное занятие -
погрузкаразгрузка. Поэтому и околачиваются они на перевалочных станциях и
пристанях. Грузят они все вплоть до трупов в милицейских моргах. Повешенные,
утопленные, найденные на полях и в лесах представляют жуткое зрелище. Ими
все брезгуют - и родственники, и менты. В больших городах таких трупов
набирается десятки только за сутки. В Новосибирске ментовский морг находится
в Матвеевке на территории склада осветительной арматуры. Сидят там на
воротах круглосуточно бичи и ждут приглашения на труп, и на привезенные
бросаются, как стервятники. В этом случае денег не жалеют и только за вынос
из машины на анатомический стол платят не менее пятерки за труп.
Главные могильщики кладбищ уже давно забыли лопаты, при каждом имеется
группа бичей, которым он дает возможность заработать на рытье могилы и при
погребении. У бича одно на уме - лишь бы выпить, лишь бы не подохнуть от
голода и холода. Здоровых и молодых бичей иногда берут в геологические
партии на сезон для копки шурфов по самой низкой сетке оплаты. Выпрыгнуть из
бичевского состояния почти никто не может, так и шестерят они при магазинах,
столовых, вокзалах на вечном подхвате и расхвате. Умудряются годами
проживать на вокзалах, даже таких холодных, как новые в Тюмени и Тобольске.
Сами они - подлинное воплощение коммунистических идеалов, здесь все
общественное - и помойная жратва и фуфло. Дай только чуточку выпить и
закусить.
25<…>
Народ уже давно отучился воспринимать в человеке человека, а видит
врага. Из своих первый враг - уже сидевший зэк. Народ бдит народными очами,
народными судами, народными заседателями, народными судьями. И такой опутают
тебя, сермяжного, паутиной, в сравнении с которой колючая проволока
покажется кокетливой набедренной повязкой.
Выкарабкаться из зэковского сословия невозможно - став им, им же и
подохнешь, безразлично где - в тюрьме или так называемой воле.
Такова зэковская судьба.
_________________
Tai, ką mes darome gyvenime, nuskamba aidu amžinybėje.
|
|
Prisijungti
Registruotis
DUK
Ieškoti
Dalyvių sąrašas
