 |
| Svetainės tvarkdarys |
 |
Užsiregistravo: 05 Spa 2006 01:16
Pranešimai: 27104
Miestas: Ignalina
|
Димитрий САВВИН: Интернацизм как высшая стадия необольшевизма (Тезисы)
http://ronsslav.com/dimitriy-savvin-int ... ma-tezisy/
17 марта, 2014
Еще И.А. Ильин многократно и с горечью отмечал: мир не видит или почти не видит разницы между понятиями «русский» и «советский» – притом, что понятия эти по сути своей антагонистичны. К сожалению, со времен знаменитой «смены вех» и начала публицистической деятельности Устрялова, и по сей день, мы постоянно сталкиваемся с этой путаницей. Которая особенно усилилась после 1991 г., когда коммунизм, как будто бы, пал, и его место заняла некая «демократия». Наконец, с усилением путинского режима неясностей стало еще больше. И западные, и условно либеральные российские СМИ величают Путина «фашистом» – и при этом и европейские ультраправые с ними соглашаются, очень часто признавая его «своим».
В этой ситуации, насущной необходимостью является сформулировать, сформулировать хотя бы в первом приближении, ряд тезисов, которые могут помочь нам ориентироваться в ныне существующей на территории России системе координат. Понятно, что тезисы эти по определению не являются исчерпывающими, ибо для того, чтобы раскрыть соответствующие проблемы во всех аспектах, нужна даже не одна, а несколько научных монографий. Но пока их нет – обрисуем суть в общем.
1. Три стадии развития советского режима.
Советская система – результат социально-политического эксперимента, начатого в октябре 1917 года, пережила ряд очень существенных трансформаций. В целом, можно выделить три стадии:
1) Собственно коммунистическая, с которой все более-менее понятно.
Изначально октябрьский переворот не рассматривался как явление национальное – он должен был стать началом Мировой революции. Соответственно, и РСФСР-СССР был не отдельной страной, а лишь «базой» для всемирного большевицкого наступления. Советская идеология этого периода – классовая и космополитическая, национализм и патриотизм рассматриваются как буржуазная ересь. Русский национализм и патриотизм был объявлен главным врагом, ибо объективно именно исторический русский народ был главным препятствием на пути реализации большевицкой химеры на российской земле. Именно этим объясняется сознательная русофобская политика коммунистов и опора на национальные меньшинства – в частности, формирование из них элитных и карательных отрядов, а также выработка новой советской элиты по рецепту этнического смешения, с сознательной минимизацией присутствия этнически русских.
Одновременно была произведена попытка в корне изменить экономическую систему. Практика «военного коммунизма» не была, как впоследствии писали советские историки, «временной мерой времен Гражданской войны». В действительности, предполагался относительно скорый переход к собственно коммунистической экономике.
Результатом этого «перехода» был тотальный экономический коллапс. В 1921 г. начинается НЭП – новая экономическая политика. Для того чтобы вдохнуть жизнь в разоренную страну, вновь допускается частная собственность и рыночные отношения, но – под контролем советского государства. При этом действует принцип «командных высот» – определенные отрасли экономики и, так сказать, контрольные точки остаются исключительно в ведении государства (например, внешняя торговля). Так в подсоветской России утверждается система, которую сам Ленин охарактеризовал как государственный капитализм; претерпев ряд трансформация, эта система существует в РФ и до настоящего времени (2014 год).
Дальнейшее развитие СССР определялось обстоятельствами, которые очевидно не соответствовали марксистско-ленинской химерической идеологии. Вместо развития революции, с выходом со всероссийского на мировой уровень, получилась стабилизация – знаменитая «передышка». Советская система была вынуждена реализовывать себя в рамках «одной отдельно взятой страны» и, соответственно, ориентироваться в категориях народ – государство, а не человечество – мировая революция. Это создало уникальную ситуацию: государственный аппарат, изначально созданный лишь как интернациональная база для коммунистического наступления, должен был как-то самореализовываться в принципиально чуждых условиях – в той самой «отдельно взятой стране». Именно эта ситуация и привела к переходу во вторую стадию –
2) – стадию национал-большевизма.
Что же касается экономики, то после НЭПа система государственного капитализма – государственного контроля над рынком – перестраивается Сталиным таким образом, что превращается в систему тотальной государственной монополии. Государство выступает в качестве единственного хозяина всех активов, всех ресурсов и всех производств. Именно такая система и получила историческое название социалистической экономики.
3) Система национал-большевизма исчерпала себя к 1991 г., когда на смену ей, после событий 1991-93 г., пришел необольшевизм. О последней, третьей стадии, и ее историческом соотношении со стадией номер два, стоит сказать особо.
2. Национал-большевизм как результат завершенности советской системы
Невозможность Мировой революции создавала, казалось бы, неизбежные предпосылки для постепенного превращения советского режима в нечто национальное. И соответствующе чаяния, на определенном этапе, были очень сильны в русской эмиграции. Однако здесь возникло два препятствия.
Первое (не очень существенное) – это коммунистическая идеология, которая была единственным источником легитимности режима, и которая была по сути своей антирусской и в принципе антинациональной.
Второе (и самое главное) – это уникальная в своей противоестественности структура советской системы. Коммунизм противоречит базовым, естественным свойствам и человеческого индивидуума, и человеческого социума. Отрицание религии, этнической и национальной общности, частной инициативы и т.п. – все это невозможно было прививать обществу посредством обычных государственных институтов. Для этого требовался мощнейший аппарат контроля и террора, и соответствующий кадр.
Кадр это формировался из элементов, как минимум чуждых, как норма – враждебных исторической России. (Ибо на территории России носителем традиционности и нормальности и было все то, что мы называем исторической Россией; в Германии, очевидно, это была бы историческая Германия и т.п.) Т.е. кадры формировался либо из дегенеративных элементов российского общества – уголовников, патологических типажей в целом и т.п., либо из представителей национальных меньшинств, исторически враждебных России. При этом относительно национальных меньшинств следует сделать важную оговорку: враждебность была важнейшим условием, но вторым – и тоже существенным – была оторванность представителей этих меньшинств от собственных религиозных и национальных традиций. По той простой причине, что эти традиции также не были совместимы с идеологией коммунизма. Собственно, так называемым нацменам требовалось сохранить от своей идентичности только одно: неприязнь к русским. Все остальное было лишнее.
Реализация этого принципа и породила высший и средний слой советской элиты, невиданный межэтнический микс из русских, евреев, латышей, армян и т.п., микс русофобский, но при этом не имеющий тесной связи с какой-либо нерусской и неправославной традицией. (Та самая категория, которую известный блогер Галковский назвал «новиопами» – представителями «новой исторической общности».)
В итоге, к началу 30-х гг. в СССР, с одной стороны, наличествовала объективная тенденция к некой национализации, с другой – элита и госаппарат, для которого всякая национализация была смерти подобна. Об этом противоречии, и о том, как оно неизбежно должно разрешиться (и, в итоге, и разрешилось) И.Л. Солоневич в своей «России в концлагере» писал так:
«Все они (большевицкие аппаратчики – Д.С).… акклиматизировались в той специфической атмосфере большевицкого строя которая создана ими самими и вне которой им никакого житья нет. Все они – профессионалы советского управления. Если вы ликвидируете это управление, всем им делать в мире будет решительно нечего. Что будут делать все эти чекисты, хлебозаготовители, сексоты, кооператоры, председатели завкомов, секретари партячеек, раскулачиватели, политруки, выдвиженцы, активисты и прочие, имя же им легион? Ведь, их миллионы!.. Нет, все эти люди, как бы они ни грызлись между собою, в отношении к остальной стране спаяны крепко, до гроба спаяны кровью, спаяны на жизнь и на смерть. Им повернуть некуда, даже если бы они этого и хотели. «Национальная» или «интернациональная» Россия при сталинском аппарате остается все-таки Россией большевицкой».
Однако объективный запрос на национализацию никуда не делся – и вследствие этого начинает формироваться идеология и практика национал-большевизма. Задача была проста: подменить русскую идентичность некой новой советской идентичностью. Для того чтобы последнюю русский народ заглатывал более-менее охотно, в нее можно было вкрапливать те или иные собственно русские элементы.
Очевидно, что поворот к национал-большевизму произошел уже во второй половине 30-х гг., однако долгое время, даже после начала советско-германской войны, осуществлялся он не слишком решительно и с целым рядом оговорок. Перелом произошел в 1943 г., когда была создана структура нынешней Московской Патриархии, официально распущен Коминтерн и т.д. С этого времени идеология национал-большевизма – советского патриотизма – становится господствующей и остается таковой вплоть до 1991 г.
Суть советского патриотизма, или национал-большевизм, очень точно очерчена И.А. Ильиным:
«…«советский патриотизм» есть нечто извращенное и нелепое. Это есть патриотизм государственной формы.«Советский патриот» предан не своему настоящему Отечеству (России) и не своему народу (русскому народу).Он предан той советской форме, в которой Россия страдает и унижается вот уже тридцать лет; он предан той партийно-коммунистической «Советчине», которая гнетет и вымаривает русский народ с самого начала революции… Спросим себя еще: что значит выражение — я есмь монархический патриот? Это ничего не значит; это — политически невежественный лепет. Осмысленно сказать: «я есмь французский патриот и притом республиканец»; тогда мы знаем, какого народа сын перед нами, за какой национальный интерес он пойдет в бой и какую государственную форму он считает для своей Франции наилучшей... Что же означают слова: я — советский патриот? Они означают, что я предан Советчине — советскому государству, советскому правительству, советскому строю, что бы за всем этим ни скрывалось и какая бы политика ни проводилась — русская, нерусская или противогосударственная, может быть, гибельная для России, несущая русскому народу порабощение и вымирание, голод и террор. «Советский патриот» предан власти, а не родине; режиму, а не народу; партии, а не отечеству. Он предан международной диктатуре, поработавшей его народ страхом и голодом, открыто отменившей его сущую русскость и запретившей народу называться своим славным историческим именем...»
Советский патриотизм – это патриотизм советского госаппарата. Национал-большевизм – это подмена исторической нации государством и партийно-идеологической общностью.
Большевицкий режим, в действительности, ощущал нелепость и противоестественность этого положения. Именно поэтому уже в 40-е гг. была включена на полную мощь пропаганда всеобщего слияния в новую общность, с новой идентичностью – советской. Одновременно с этим, тогда же, в 40-е гг., началось новое наступление на те элементы, которые можно было рассматривать как национально русские – «Ленинградское дело»и т.п. В последующем подавление русских как среди собственно противников режима, так и внутри его продолжалась (дело «русистов» и т.д. и т.п.).
Вплоть до 1991 г. шла работа по формированию, по сути, новой – советской – нации. Работа эта окончилась полным крахом, и по очевидной причине: подмена патриотизма народа и страны патриотизмом партии и идеологии была противоестественна применительно ко всем слоям общества (имевшим, к тому же, собственные исторические национальные традиции). Такой патриотизм мог прижиться лишь в одной среде – среде денационализированной советской элиты и примыкающей к ней, столь же денационализированной интеллигенции (как правило, ее почему-то называют «творческой интеллигенцией»).
Собственно, именно там он и прижился, и именно эти круги и стали той единственной средой, для которой советская идентичность является естественной. Даже в том случае, когда ее носители этого не осознают и отрицают.
3. Закрытость и завершенность советской системы
Советская система изначально была создана для целей уникальных и противоестественных. Вследствие этого, кадр, вырабатываемый этой системой, и венчающая его элита – явления столь же уникальные и противоестественные.
Именно это и помешало трансформации большевизма в нечто более или менее национально русское, и породило национал-большевизм. Именно это свойство определяет особенности российского социума и российской экономики до сего дня. Советская элита и советский госаппарат не могут существовать в обычном мире, неспособны стать его частью. Вследствие этого, они обречены замкнуться в себе, как в некой монаде, и в любых условиях воспроизводят те стереотипы, схемы и формы, которые изначально были присущи советской системе.
Это определяет безплодность всяких попыток реформировать эту систему, и тщетность любых надежд на ее эволюцию – национальную, либеральную и любую другую. Она закрыта и завершена, и к принципиальному развитию неспособна.
Национал-большевизм был ничем иным, как реакций этой аппаратно-элитарной монады на необходимость существования в границах исторической России. Причем реакция эта была крайне агрессивная по отношению к собственно России и русским. Однако самые интересные кульбиты начались тогда, когда классическая сталинская система выдохлась – то есть в конце 80-х гг.
4. Становление и развитие необольшевизма
Противоестественность советской системы, как результат, давала не только ее замкнутость, но и ее нежизнеспособность в длительной исторической перспективе. Еще в 60-е гг. В.В. Шульгин, по свидетельству Н.Н. Брауна, бывшего тогда его секретарем, предсказывал, что СССР ждет Нео-Брест и Нео-Нэп. Данный прогноз был абсолютно логичен, если исходить из 1) нежизнеспособности системы, а также того, что она 2) замкнута и повторяет те процесс и действия, которые изначально в нее заложены.
Прогноз В.В. Шульгина, данный в 60-е гг., блестяще подтвердился в начале 90-х гг. СССР действительно пережил Нео-Брест – распад в результате Беловежских соглашений, и Нео-Нэп – возвращение к «новой экономической политике», то есть постепенное снятие ограничений на частную коммерческую деятельность и возвращение к рыночной экономике.
По официальной версии, которую на протяжении почти четверти века транслирует и государственный официоз РФ, и так называемая левая оппозиция, в 1991 году якобы произошло падение коммунистического режима. Формально, это выглядело именно так. Но при этом отсутствовало главное: не произошла смена элиты. Фактически, старая советская номенклатура (вкупе с примыкавшей к ней «творческой интеллигенцией») сохранила господствующие позиции. Секретари обкомов стали губернаторами, а комсомольские лидеры превратились в бизнесменов (подробнее см. в исследованиях С.В. Волкова).
Что это означало на практике? Только лишь то, что советские госаппарат и элита, эта «монада», попали в новые – кризисные – условия. И отреагировала на них также, как и в первый раз: в условиях кризиса плановой экономики, в 1991 г., как и в 1921 г., разрешили рыночные отношения. Что же касается демократической риторики и старой, имперской символики, то она была использована также, как за полвека до того Сталин использовал царские погоны и т.п.
Но если в 1991 г. имело место не начало строительства свободной рыночной экономики, а именно НЭП версии 2.0, то логично было ожидать, что элита и госаппарат сохранят контроль над экономической жизнью, используя ленинскую систему «командных высот». Они и сохранили – как через своих людей, которым позволили стать олигархами, так и через так называемую организованную преступность (явление, как сейчас уже очевидно, почти совершенно искусственное и вполне подконтрольное). Реальные экономические активы, за редким исключением, не ушли на сторону, по-прежнему оставшись в руках старой, советской элиты.
Дальнейшее развитие РФ было детерминировано свойствами этой самой элиты – после того, как ситуация в стране стабилизировалась, она начала воспроизводить стандартные советские схемы. Был взять курс на централизацию и подчинение государству приблизительно всего. Так появился Путин и путинский режим. НЭП-2 начали сворачивать и практически свернули: не секрет, что на сегодняшний день в Российской Федерации де-факто реставрирована плановая экономика. Так называемые олигархи давно уже превратились в управляющих, сидящих на госзаказах и абсолютно зависимых от властей, а точнее – от первого лица во власти. Малый бизнес старательно уничтожается; что же касается крупного, то он полностью контролируется все той же элитой и госаппаратом. Рыночные отношения фактически отсутствуют – «нужные люди» просто распределяют, кто чем будет владеть и какую с этого иметь прибыль; за декоративными капиталистическим фасадом давно уже воцарились монополии, полностью подконтрольные самой главной монополии – монополии на власть все той же советской элиты. В сущности, это тот самый «государственный капитализм», о рождении которого возвестил в свое время Ленин.
Что касается примеров централизации и огосударствления в социальной и политической сферах, то их слишком много и они слишком хорошо известны, чтобы останавливаться на них в этот раз. Очевидно, что наступление госаппарата имеет место и здесь. (Кстати, постоянный рост количества чиновников – прямое следствие этого процесса.)
В итоге, мы можем говорить о том, что аппаратно-элитарная «монада» отреагировала на изменения в политике и экономике по стандартным для нее схемам, хотя и несколько более вычурно реализованным. Что же касается самосознания и идеологии, то здесь изменения были более примечательными.
Интернацизм
Распад СССР в 1991 г., кроме кризиса экономического, породил другой важный кризис – кризис советской идентичности. Для тех людей, кто не утратил, пусть даже слабую связь со своими религиозными и национальными корнями, выход был очевиден – вернуться к этим корням.
Однако для советской элиты (за редчайшим исключением) и вышеназванной «творческой интеллигенции» этот выход был намертво заблокирован. На протяжении нескольких поколений формировавшаяся в условиях межэтнического смешения и в отрыве от любых национальных традиций, эта среда знала только одну идентичность – советскую. Этим «новиопам» Галковского просто некуда было возвращаться – как бы латыш Пуго был столь же чужд Латвии, сколь чужд России был когда-то как бы русский Ленин.
Но советская идентичность была прочно завязана на коммунистическую идеологию. Переход от космополитического, классического коммунизма к национал-большевизму не был критичен потому, что и идеология, и обозначенные ею цели, оставались. Не стоит забывать, что даже во второй половине 80-х гг. СССР тратил массу сил на поддержку революционных движений – и все с той же целью: добиться победы социализма во всемирном масштабе.
1991 г. означал отказ от коммунистической идеологии и от целей, которые она ставила. В этом смысле, начинающий свой разбег от этого года необольшевизм, как политическая, социальная и экономическая система, был высшей точкой национал-большевизма – замыкание в рамках «отдельно взятой страны» произошло окончательно. И теперь носителями советской идентичности нужно было как-то объяснить миру и самим себе – самих себя.
При ближайшем рассмотрении идеологические поиски 90-х гг. принципиально похожи на идеологические поиски 20-х. Как и в 20-х гг., на определенном этапе выдвигаются носители «правого уклона» – те, кто предлагают и дальше развивать НЭП (рынок), и давать какие-то политические послабления, и т.п. Потом их постепенно начинают оттеснять сторонники укрепления государства – в конце 20-х их олицетворял Сталин, в начале «нулевых» – Путин. Как в 20-е Сталин, в «нулевые» победил Путин. При этом следует помнить, что и 20-е, и 90-е спор шел, по большому счету, между своими.
Отказавшись от «правого уклона», нужно было изобретать что-то альтернативное, к тому же и объясняющее складывающиеся реалии. Если Сталин выдвинул идею построения социализма в одной, отдельно взятой стране, то во времена Путина вызрела новая идея: отныне главной ценностью является не коммунизм и мировая революция. Отныне главной ценностью провозглашается самая советская идентичность как таковая. Советчина становится не ценностью, производной от сверхценности – коммунизма, она теперь увенчивает иерархию. Носитель советской идентичности является носителем абсолютного добра.
Естественно, это надо было как-то обосновать. Для того, чтобы легитимизировать собственный, вышеназванный статус, советское наследие было слегка отредактировано.
Основной легитимности СССР было 7 ноября – «Великая Октябрьская Социалистическая революция». Когда в 60-е гг. стало ясно, что удельный вес ее ослабевает, было принято решение укрепить свою легитимность 9 мая – «Великой Победой советского народа». Если 7 ноября было началом пути к коммунизму, то 9 мая – днем победы над фашизмом, который стал преподноситься как некое абсолютное зло.
В новой редакции, 7 ноября было убрано на задний план, а главным и единственным столпом легитимности стало 9 мая. 9 мая – день победы над абсолютным злом, а носители советской идентичности – это, соответственно, наследники победителей, носители абсолютного добра.
Несложно заметить, что все последние годы государственная пропаганда в РФ работает на утверждение этой идеи в массовом сознании.
Несложно также заметить, что идея эта, по сути своей, очевидно расистская: существует некая общность носителей абсолютного добра, которая вследствие этого качества может распространять свое влияние приблизительно на все и на всех. Причем не только мирно, но и насильственно. И всегда будет права, ибо представители оной общности – носители абсолютного добра.
Так эволюция советской элиты породила уникальное и парадоксальное явление: расизм интернациональной, отрицающей всякие расовые, этнические и национальные связи, необольшевицкой элиты РФ. Расизм 9 мая.
Политическим выражением расистского самосознания, в условиях государственного капитализма (социализма) является нацизм. Собственно, именно это мы и видим. Но элитарный советский слой, со своей творческой интеллигенцией, нацией не является, а является общностью все же интернациональной. Поэтому для обозначения этой идеологии уместно будет вновь ввести в оборот термин, появившийся в странах Прибалтики в начале 90-х гг.: интернацизм.
В силу этого, придется согласиться с теми, кто упрекает нынешнее руководство РФ в нацизме. Да, мы имеем дело с нацистами, но нацистами уникальными – советскими. И русские для них остаются главными врагами.
В настоящий момент, как очевидно, идеология интернацизма в РФ приближается к своему зениту. Что может дать нынешняя, необольшевицкая, система, в случае своего дальнейшего развития? Много чего, но ничего принципиально нового.
Как уже было сказано, она уникальна и завершена, и эволюционировать во что-то иное неспособна. В любых условиях она будет воспроизводить одни и те же стереотипы – до того момента, пока она не будет разрушена.
До этого же момента ни о каком национально-русском государственном развитии на территории исторической России не может быть и речи.
_________________
Tautos jėga ne jos narių vienodume, o vienybėje siekiant pagrindinio tikslo - Tautos klestėjimo.
|
|
Prisijungti
Registruotis
DUK
Ieškoti
Dalyvių sąrašas
